Мой адрес - Советский Союз! Том третий - Геннадий Борисович Марченко

тут, как мне кажется, их интересует уже наша реакция. Как мы справимся с этим, есть ли вообще смысл иметь с нами дело.

— Возможно. У тебя там свои люди есть?

— Конечно. Думаю, найду причину туда в командировку съездить. Сюда вызывать опасно будет.

— Правильно, лучше не рисковать. И по минимуму ограничь количество людей, тех, кто будет в курсе.

— Само собой, Юрий Владимирович. Извините за вопрос… А Брежневу что будете докладывать? Он же уже в курсе, наверное, что два письма пришло?

— Да уж, тоже задача… Постараюсь ему объяснить, что информация неоднозначная и требует проверки, чтобы дров не наломать. Надеюсь, отнесётся с пониманием. Ты, кстати, знаешь, что Брежнев с Судоплатовым встречался?

— Знаю. В ЦКБ. А также о полной реабилитации Судоплатова тоже знаю.

— Ну и твоё мнение?

— Судоплатов же не один по земле ходит, — уклончиво ответил тот. — Работаем, Юрий Владимирович.

— Хорошо. Тогда составляй рабочий план по этому письму и мне на ознакомление. Копию, я думаю, ты уже для себя сделал.

Константинов вышел из кабинета. Андропов встал, походил по кабинету. Вернувшись к столу, вновь принялся перечитывать письмо, которое начиналось со слов: «Шараф Рашидов. Хлопок».

Глава 4

Какой же это кайф… Я держал в руках первый номер альманаха «Приключения и фантастика», с наслаждением вдыхая запах типографской краски. Мешавкин из-за своего стола поглядывал на меня с хитрой улыбкой.

— Ну что скажешь? — наконец спросил он, дав мне вволю полистать альманах. — Годится?

— Ещё как, Станислав Фёдорович! Вроде на моих глазах практически журнал… то есть альманах собирался, все стадии, можно сказать, контролировал, а всё равно словно подарок под ёлкой нашёл.

— Заметь, я тебя и в предисловии упомянул. Почитай внимательно.

Я снова открыл альманах. И точно, во вступительном слове главного редактора, коим и здесь помимо «Уральского следопыта» был (пока, во всяком случае) Мешавкин, в обращении к читателю он меня упомянул как идейного вдохновителя альманаха «Приключения и фантастика».

— Спасибо, Станислав Фёдорович, приятно, — искренне поблагодарил я его. — Подарите?

— Один подарю! — вздохнул тот. — Больше не могу. Там ещё авторские рассылать… Плюс подшивка, плюс редколлегия по экземпляру урвала. Вот этот и забирай, раз так понравился. А вообще-то и в киосках «Союзпечати» можно будет купить, скоро в продажу поступит. Ты человек состоятельный, можешь себе позволить.

Поддел, зараза… Но я сделал вид, что шутку понял и вообще весьма благодарен за проявленную щедрость. Прежде чем попрощаться, аккуратно сунул альманах в портфель, на дне которого лежал «ПМ». Была мысль выпросить у Хомякова кобуру скрытого ношения, но не стал. Так меня Полина ещё быстрее спалит. А вообще пистолет придавал чувство дополнительной уверенности, иногда я просто брал его в руки и любовался, ощущая тяжесть пусть и кастрированного, но всё-таки пистолета. Наверное, страсть к оружию в нас внутри сидит, это что-то врождённое, как у девчонок врождённое красить губы маминой помадой и крутиться перед зеркалом.

Про пистолет я, как и обещал Хомякову, ни Полине, ни кому ещё другому не сказал. Сам понимал, что чем меньше народу про него знает — тем оно спокойнее. Потому и держал его постоянно в портфеле вместе с разрешением, в портфель моя никогда не позволит себе залезть, у неё, подозреваю, даже мыслей таких не возникает.

С Кубы она прилетела загорелая и счастливая, да ещё с целой сумкой подарков. Бутылка настоящего кубинского рома — это можно распить с друзьями в праздник, а лучше подарить кому-нибудь по случаю дня рождения или как взятку сунуть. Коробка гаванских сигар — то же самое, в качестве подарка хорошему или нужному человеку, кто знает толк в сигарах. Кофе… О-о-о, эти три банки в СССР на вес золота! Плюс 200-граммовый пакетик кофе в зёрнах. Эх, жаль, нет кофемолки, придётся в ступке толочь. Или купить по такому случаю аппарат? В Свердловске такие есть вообще в продаже? Я-то в общем больше чай предпочитаю, нежели суррогаты, которые в СССР выдаются за кофе. Но такой, натуральный, кубинский… Грех не отведать. А вообще, по словам жены, народ на Кубе живёт бедно, элементарного ширпотреба не хватает, всё американские санкции виноваты. Бедно, но весело, все улыбаются и готовы в любой момент пуститься в пляс. В ходу у них там румба, сальса, мамбо и прочие зажигательные танцы. Передвигались члены советской делегации по Гаване организованной группой, с редкими заходами в лавки и магазинчики, а в финале на местный базар. Все покупали в принципе одно и то же, оставляя белозубо улыбающимся продавцам, готовым торговаться хоть час без перерыва, свою немногочисленную валюту.

— Какая же здесь серость, — вздыхала Полина, пока мы ехали из аэропорта в город. — Там вечное лето, всё зелёное, море, все танцуют и улыбаются тебе… А тут грязный снег и дым из труб.

— Не патриотка ты, дорогая, — хмыкнул я. — Кстати, кубинца с «Голубого огонька» случайно там не встречала?

— А как же, ещё как встречала! Он сопровождал нашу делегацию, с первого дня за мной увивался, предлагал то в ресторан сходить, то ещё куда-нибудь. Но я только вместе со всеми. А то мало ли…

Она надула губки, словно обиженный подросток, и в этот момент я так её захотел… Вот прямо сейчас овладел бы. А что, и овладею! Вот только до дома доберёмся, не в машине же это делать, тем более в тесном «Москвиче».

— А вон там меня чуть не убили, — показал я на поворот к садоводческому товариществу.

— Как это? — естественным образом удивилась жена.

Так что считай весь остаток пути до дома мне пришлось описывать события того самого дня, когда я проводил её на самолёт до Москвы. Полина в ужасе расширяла глаза и то и дело охала.

— А я-то думаю, что за тонкие розоватые полоски на твоём лице, может, побрился не очень удачно…

— Побрился я вчера, кстати, первый раз с тех пор, как мне морду расцарапали, и то осторожно, до этого ходил как геолог, с двухнедельной щетиной… Мне, между прочим, на прошлой неделе прямо в институте грамоту вручили, из милиции целый подполковник приходил. За задержание особо опасных преступников, дома лежит, покажу. Ну и особо ценный подарок.

— Ух ты, здорово! А какой подарок?

Вот ведь женщины, хмыкнул я про себя, во все времена одинаковы.

— Часы «Ракета» с календарём. Я их бате подарил, когда домой ездил в эти выходные…

Слушай, может, в булочную заедем? Сейчас как раз после обеда должны свежий хлеб завезти, а у нас дома ни крошки. И твоих любимых заварных возьмём, отметим твоё