Жажда мести - Крис Муни

Дверь слева открыта. Он вынимает пистолет и взводит курок. Звук работающей дрели проникает прямо в сердце. Он подходит к двери, прижимается к ней спиной и одним быстрым движением поворачивает за угол.

Мальчики двенадцати-пятнадцати лет сидят в контейнерах для собак, которые стоят вдоль бетонной стены. Их одежда вымазана кровью и грязью, лица искажены ужасом. Один свернулся калачиком в углу клетки. Двое других схватились за решетку и кричат. Одному из них удалось просунуть руку сквозь решетку, и он пытается открыть замок. Мальчик в последней клетке, в самой дальней, бьется, словно зверек, пытаясь высвободиться. На его лице написан глубокий страх. Он с ужасом поглядывает в соседнюю комнату.

Но не их вид заставляет Джека содрогнуться. Все дело в их взглядах – затравленных, полных отчаяния и боли. Их глаза больше не принадлежат детям.

Джек замирает на месте, не в силах пошевелиться. Его мысли возвращаются к Даррену Нигро, восьмилетнему мальчику, которому удалось сбежать отсюда неделю назад. Его обнаружил случайный прохожий. Он видит Даррена Нигро, который свернулся на больничной койке, белая простыня и одеяло скрывают его тело. Он дрожит, несмотря на лекарства, и прижимает к себе, словно щит, две подушки. Мать осторожно убирает подушки, наклоняется и прикасается к сыну.

Пронзительный вой, от которого кровь стынет в жилах… Простыня и одеяло летят в сторону. Восьмилетний мальчик стоит на кровати, сжимая к руке иглу от капельницы. Лицо его багровеет, в глазах сквозят ужас и ярость, зубы оскалены, словно у дикого животного. Он глядит на мать, изо рта его вылетает слюна, и он издает нечеловеческий крик.

«То, что ты собираешься сделать, противозаконно…»

Звук работающего мотора возвращает его в комнату с собачьими клетками, покалеченными ладонями и поцарапанными руками, стучащими по решетке. А в соседней комнате мальчик кричит страшным голосом. Он ощущает тяжесть пистолета в руке и спешит туда, чтобы Чарлз Слэвин ответил за все.

Это чудовище, повинное в разрушении жизней более чем двадцати подростков, предстанет перед судом. После этого он будет жить в больнице для душевнобольных преступников или получит пожизненный срок в тюрьме. Это уже не имеет значения. У него будет постель, еда, горячий душ, время помечтать, почитать и подумать. А мальчиков и их семьи ждет бесконечная дорога страданий и ярости. Они никогда не очнутся от кошмаров, случившихся в реальности. Все, что им останется, – это смотреть на свои покрытые шрамами, изуродованные тела и вспоминать, вспоминать, вспоминать…

На верстаке в углу лежат инструменты. В его мозгу возникает картинка… Раньше подобная мысль была бы для него неприемлема, но здесь внизу, под землей, в ее чреве, где ужас правит бал, она кажется очень заманчивой. Он засовывает пистолет в кобуру и поднимает молоток, вес которого прибавляет уверенности. На стене висит зеркало. Он ловит в нем свое отражение. Он не узнает человека, который смотрит оттуда. И ему наплевать на это. Он заходит за угол и, подняв молоток высоко над головой, врывается в комнату…

Чарлза Слэвина в комнате нет. И мальчика тоже. Посреди чистой бетонной комнаты стоит девочка не старше пяти лет. Она разута, на ней только голубой сарафан. Ее нежные светлые волосы собраны сзади в небольшой хвостик. Все ее внимание сосредоточено на коврике, который она мнет руками.

Он опускает молоток. Девочка поднимает на него глаза. Они сияют теплотой и радостью.

– Привет! – весело здоровается она, словно он старый друг, с которым они давно не виделись.

– Привет! – смущенно отвечает он.

Он оглядывается через плечо. Собачьи клетки никуда не исчезли, но мальчиков в них уже нет. Он все еще держит в руке молоток. Стоит гнетущая тишина.

– Приятно наконец увидеть тебя, – продолжает девочка.

– Кто ты?

– Ты меня не узнаешь?

– Нет.

– Я тебя знаю. Ты Джек Кейси.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Мне показывали фотографии, и я слышала несколько… историй.

Ее тонкий детский голосок звучит приветливо, одновременно в нем чувствуется некая твердая нотка, какая-то неоспоримая уверенность, словно она владеет безоговорочным знанием, которому уже века.

– Кто? – спрашивает он.

– У меня твои глаза.

– Сидни?

– Привет, папочка! Так приятно наконец встретиться с тобой.

Только тогда он замечает, что коврик испачкан кровью.

– Что у тебя с руками? Ты порезалась?

Она смеется.

– Нет, папочка. Я вовсе не порезалась.

– Тогда что случилось?

Она смотрит на него и улыбается. Мягкий взгляд круглых глаз. Девочка продолжает сжимать коврик, словно из него сочится не кровь, а обычный фруктовый пунш.

– Я тут играла с твоим другом Чарли Слэвином.

– Он мне не друг.

– Чарли показал мне, что он сделал с теми мальчиками – Теренсом, Бобби и Грегом. Ты видел их в собачьих клетках. Я знаю о тех, которые закопаны на заднем дворе. Те мальчики до сих пор плачут из-под земли. Я слышала их, папочка. Это ужасно! Почему они не перестают плакать?

– Где он?

– О, он где-то здесь. – Девочка снова смеется. Потом она бросает взгляд на молоток и смотрит на Джека с понимающей улыбкой. – Я не виню тебя за то, что ты сделал с Чарли. И ты не вини себя. Это место тем и хорошо. Никакой вины, никаких ограничений… Ну, тебе– то не надо объяснять. Ты знаешь, что здесь происходит… По крайней мере, должен знать.

– Возьми меня за руку.

– Куда мы идем?

– Я забираю тебя отсюда.

– Мне здесь нравится. Тут весело, и я столько узнаю… особенно о тебе.

– Ты не моя дочь.

Она ошарашенно глядит на него. Ее глаза наполняются слезами.

– Я была в животе у мамы, когда Майлз перерезал ей горло. Я не знаю, что ты пережил, глядя на это, но, понимаешь, я была еще жива, когда они засунули тело мамы в пластиковый мешок и вынесли из дома. Я задыхалась. Я билась и кричала, чтобы меня выпустили, но меня никто не слышал. Почему меня не услышали?

– Я не знаю.

– Неужели ты не слышал, как я кричала?

– Нет, извини.

– Жаль, что ты не впустил сюда Майлза. Я бы ему показала!

Девочка подмигивает ему.

– Я ухожу.

– Ты так и не ушел по-настоящему, папочка.

– Пока.

– Ты никуда не идешь, папочка. Вот, возьми меня за руку. Я покажу тебе, где это.

Она поднимает маленькую вымазанную в крови ручку. Он берет ее в свою. Девочка ведет его к двери, которая открывается в темный туннель. В нем ничего не слышно и не видно. Все, что он чувствует, – это ее ручку в своей руке.

Она останавливается. Лунный свет льется сквозь трещины в заляпанном окне. Это изображение Иисуса на кресте. Напротив него – закрытая стальная дверь. Такие используют в камерах умалишенных преступников.

Она подпрыгивает на месте.

– Подними меня, папа, подними!

Он поднимает ее и сажает себе на плечо. Когда ее кожа прикасается к его коже, когда он видит ее улыбку и слышит ее смех, он перестает чувствовать себя развалиной. Он держит в руках жизнь, которая должна была принадлежать ему. В этот короткий момент он испытывает умиротворение.

Она громко целует его в ухо. Потом она открывает дверь.

Лунный свет заливает спальню Доланов. Вероника, Патрик и Алекс здесь. Они привязаны к стульям, и рты их заткнуты кляпами. Песочный человек тоже здесь, но разглядеть его лицо невозможно. Куда бы он ни пошел, черное облако закрывает его лицо. Но только не скальпель. Кончик лезвия блестит в лунном свете, словно бриллиант.

Песочный человек заходит за спину Алексу. Вероника плачет. Она хочет, чтобы его пощадили. Отец, Патрик, тщетно старается разорвать веревки. Клейкая лента, которой залеплен его рот, крадет беззвучные крики. Алекс не знает, что делать. Он сидит в белых хлопчатых трусах, окаменев от страха.

– Прекратите! – говорит Джек и делает шаг вперед.

– Они не слышат и не видят тебя, папа.

Песочный человек сдирает ленту со рта мальчика. Алекс плачет. Он не хочет умирать и умоляет родителей помочь ему.

– Ты ничего не можешь с этим поделать, папа.

– Я должен попытаться.

Девочка кладет руку ему на грудь. Его сердце бешено бьется.

– Ты не можешь спасти их, папа, как не смог спасти тех мальчиков в клетках. Никто не мог ничего поделать. Тогда, как и сейчас, было слишком поздно.