История села Мотовилово. Тетрадь 7 (1925 г.) - Иван Васильевич Шмелев

самоварной трубой, пальцем пощёлкав по его медному блестящему боку, известил:

– Ёще не поспел! Ищо немножко и поспеет!

Дед отвязав от пояса ключ, который он ночью держал при себе, отпёр свой заветный сундучок, извлёк оттуда несколько кусков сахара и, взяв в руки сахарные щипцы стал колотить сахар на небольшие кусочки. Раздав всем по кусочку, вся семья принялась за чаепитие. Языком присасывая сахар, губами дуя на блюдечко и прихлёбывая горячий душистый чай.

После чая, дед надев на нос очки и достав с полицы библию, начал читать её. Читая, библию, некоторые выдержки из неё, он растолковывал семье, особенно молодёжи:

– Звериное число «666» – означает пришествие на Землю антихриста. Вот придёт на Землю антихрист, тогда узнаете неслушники. Боже послание не минует нас за наши прогрешения!

Савельева бабушка Евлинья, придерживаясь религии, не так часто ходила в церковь. Она большее время находилась дома, нянчилась с внуками. Будучи с детства религиозной, она, особенно в зимние вечера любит петь, богослужебные стихи: «Совет превечный», «Врата адовы», «Неимамы», «Верую», «Архангельский глас».

Подражая пению нищих, иногда в избу вламывалась ватага парней и в вечерней полутьме запевали: «Не унывай, не унывай, душа моя!», тогда бабушка озлобленно вскакивала с места и с бранью выталкивала озорников на улицу ругаясь:

– Ах вы басурманы, ахилы, греховодники, супостаты!

Больше всего бабушка не любит, когда кто-либо закурит в избе или в избу вбежит за хозяином чья-либо собака. Тогда бабушка ни слова ни говоря, поспешно смызнув с печи, торопливо вбегает в чулан, берёт там в руки сковородник и беспощадно угощает им собаку, которая с визгом бросается к двери отворив её лбом, вышмыгивает из избы.

Если табачный дым, тайно-закурившего, дойдёт до бабушкиного носа. Смотря по важности личности закурившего в избе и найдя, если личность не очень-то важна, бабушка, с бранью обрушивается и на курильщика, угрожая и его угостить сковородником. Выдворяя виновника за дверь, она ворчливо ругается: «Дым из кадыка, пышет как из трубы и прёт от него как ото пса!».

В саду. Зайцы, снегири, ребятишки школьники

Зима во дворе, декабрь принёс с собой мороз и стужу. Под розоватым, морозным небом, мирно стоят избы села, сохраняя в себе тепло. После изнурительного дневного труда за токарным станком, токари, в сумерки, выползают из тёмных приземистых токарен на улицу, чтоб освежить свои лёгкие чистым морозным воздухом.

Парни, по установившейся традиции, затевают добровольную, полюбовную драку – «таргу». В кулачном бою, парни главной улицы схватываются с парнями улицы Кужадонихи.

Бывает, ватага Кужадонских парней в азартном кулачном бою гонит парней главной улицы, а бывает наоборот, кужадонские трусливо отступают, их преследуя колотят парни с главной улицы.

Молодые мужики из-за того, что они уже не парни, а обаблены, в драке участия не принимают. Они только издали наблюдают за ходом боя, и подзадоривая «своих», натравляют на противника.

Под вечер, чувствуя холод, птицы, особенно воробьи, ищут приюта около изб, они прячутся за наличниками окон, стараясь прижаться к теплу.

С ясного, безлунного неба, на село смотрят бесчисленное множество зрелых звёзд, а морозном воздухе, мерцая, словно под ветром пламя. Невидимая рука мороза, узорчато разрисовала окна изб. Долга и томна зимняя ночь. Старики и старухи рано ложатся спать. Трескучие удары лопающих, от мороза тесовых крыш, заставляют переворачиваться их с одного бока на другой.

После длительной тягучей ночи, наконец-то, начинает светать. Звёзды на небе начинают постепенно меркнуть. Зимнее утро иногда холоднее, чем ночь, а особенно на восходе солнца. В такие холодные ночи и утры, холод и голод, гонит зайцев из леса ближе к человеческому жилью. Осмелев, они подбегают к сараям, подбирают растерянное на снегу сено, нападают на яблони в садах, обгладывают их кору, портят и губят яблони и вишни. Зайцы набегут, навредят человеку и снова в лес убегут, вызывая у людей недовольство и проклятье за нанесённый ущерб.

По восходу солнца, Фёдор Крестьянинов, вышел за задние ворота, в огород. Он решил проверить свои восемь яблонь – не обглоданы ли. Три, которые помоложе, остальных, оказались сильно попорченными зайцами. Внизу у снега, на стволах виднелись узенькие, бороздчатые следы от острых зубов грызунов. С чувством сожаления и презрения к зайцам, Фёдор в душе ругая костерил проклятых зайцев:

– Чтоб вам сдохнуть окаянным! Чтоб зубы у вас повыпадали! – наделяя зайцев, всяческими пагубными напастями, ворчал Фёдор. – Вишь, как обглодали, паразиты! Чуть ли ни вкруговую. Весной, наверное, не выживут, погибнут, – размышляя про себя, думал Фёдор.

Обмотав соломенными жгутами и укрепив обмотку лубками стволы всех восьми яблонь, Фёдор, решил для себя: «Вот теперь ни один заяц не подступится». Он, также притоптал снег вокруг яблонь, чтобы мыши не проделали под снегом ходов и не погрызли яблони, а в заключение своей работы он пообтряс снег с ветвей яблонь, чтобы под тяжестью не поломались сучья. Ещё он пообломал и удалил веточки с сухими листьями, опутанные паутиной, в которой зимовали коконы вредителя жучка-шелкопряда. Вскоре, придя из школы в сад вышли Панька, Ванька и Санька. По веленью отца Паньки, ребятишки принялись ещё сильнее утаптывать снег вокруг яблонь, чтоб он уселся ещё плотнее. Ребятишки, резво бегая разыгрались, а устав от беготни сели отдохнуть. На одну из яблонь присела стайка снегирей. Своим красным оперением они разукрасили яблони, и сделали похожую её, на осыпанную спелыми краснобокими яблоками. Ребята, с восхищением смотрели на птичек. Затаив дыхание, они не шевелясь любуясь наблюдали за прелестью картины, боясь спугнуть красивых птичек. Имея желание завладеть хотя бы одним снегирём, Панька с осторожностью пятясь задом, к воротам двора, пошёл за птичьей клеткой, а когда он вернулся, снегирей на месте уже не было, они спорхнули и улетели.

– Эх ты, не дал нам всласть наглядеться на птичек! Разве их поймаешь! – упрекнули Паньку, Санька с Ванькой.

– Они тебе не синички – снегирей в клетку не загонишь.

Покатавшись с заснеженной крыши бани, ребята пошли на самодельную гору, которую они смастерили сами.

– Ладно вам, глызгать-то, что у вас ноги-то ходуном ходют. Все лапти исшаркали! – грозно упрекнул Панькин отец, ребят, с увлечением и детским азартом стоя катающихся на горке.

– Паньк, а ты умеешь сам лапти плести? – спросил его Ванька.

– Нет, но скоро научусь. Мне дедунька наш говорил, чтобы научиться хорошие лапти плести, надо первый неудачный лапоть на огне сжечь, а пепел от него съесть. Тогда только можно заделаться хорошим лапотником.

– Чудак, ваш дедушка! – критично проговорил Санька Федотов.

– А ты Саньк, таблицу умножения выучил? – спросил его Панька.

– Выучил, по порядку. Только вразнобой, не совсем часто случаюсь.

– А ты, Ваньк, падежи разучил, ай нет?

– Изучил, а что?

– А ну-ка, пропадежуй по порядку.

– Именительный (кто-что) – Иван.

– Родительный (кого-чего) – Романа.

– Винительный (кого-что) – Василия.

– Дательный (кому-чему) – Дашке.

– Творительный (кем-чем) – Пашкой.

– Предложный (о ком-о