Харбинский экспресс-2. Интервенция - Андрей Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грач подошел ближе.
Бабы вполголоса болтали между собой. Наряду с обыкновенными, положенными по случаю словами, слышалось еще одно, незнакомое.
Грач, привыкший не упускать странностей, навострил уши. Он быстро понял, что после нынешних переживаний бабы пустились вспоминать похожие случаи.
– …а нашенский Козьма потому и спасся, что амулет свой заветный хранил при себе, – говорила одна из баб, что постарше, продолжая начатое. – Когда на него те варнаки напали, так он троих один уложил. Виданное ли дело!
Товарки согласились, что дело невиданное, и подвигу такому весьма удивлялись. По всему, в недавнем прошлом безвестный Козьма был далеко не бойцом.
– А все он, амулет, – продолжала первая. – Козьма его завсегда при себе держит, даже и спать рядом кладет.
– Спать-то он кладет рядом Матрену-тихоню, когда Фролушка ейный в отлучке, – снасмешничала другая. Платок у нее сполз на плечи, и показалась коса, уложенная на малороссийский манер вокруг головы.
– Дура, – сказала первая. – Только это и на уме. А хоть бы и Матрену – тут все одно к одному. Потому как амулет у него из шишкарника, для сердечного приворота тоже первое средство. Для всего хорош амулет: и от черного глаза, и для торговой удачи, и в любовных делах. Только достать его – ой-ой-ой как трудно!
– Мне бы такой… – мечтательно протянула третья. – Где ж найти-то?
– Дура, – сказала ей первая. По всему, это было ее любимое слово. – Корень шишкарника не всякий найдет. А коли найдет – так вряд ли достанет. Когда из земли его тянут, шишкарник человеческим голосом плачет. А кто вытянет, тот не жилец.
– Страсть-то какая… – поежилась вторая.
А третья спросила:
– Как же тогда его добывают?
– А вот как: сыщут корень, место наметят да придут на закате с собакой. Шишкарник за листья к ошейнику вяжут, а поодаль кидают кость мозговую. Собака за нею метнется – корень веревкой и вытянет. А после сама издохнет, потому как шишкарник непременно того накажет, кто его из земли вынул.
– Ой! – пискнула вторая и натянула платок.
А третья с ленцой молвила:
– Брешут поди. А ты, Матрена, враки все подбираешь.
– Брешут? – Первая баба даже привстала. – А что Козьма наш новый дом поставил, собственный выезд завел да работников нанял – тоже, по-твоему, брешут? Это Козьма-то, каковой третьего года еще был первый на реке забулдыга и бражник! А теперь эвон как зажил – безнужно, и рожу наел – кровь с молоком! А что девки к нему ночным бытом шастают, да еще меж собой чуть не дерутся – это что, тоже все враки? Да ведь недавно с Козьмой и поздороваться было зазорно!
– По-твоему, из-за чего он так вознесся? – спросила третья. – Неужто из-за амулета?
– Конечно! Это шишкарников корень удачу принес. Мне сказывали, из того корня режут человечью фигурку и всюду с собою носют. Снаряжают, будто дите, в крохотные одежки, всячески холят и даже трапезовать с собой садят на почетное место.
– Ска-азывают ей… – лениво протянула третья. – И кто ж это, ответь-ка на милость?
– А это не твоего ума дела, – спокойно отозвалась Матрена. – Хошь – верь, хошь – нет. Твое дело. Да только про сей корень чудесный даже в Писании сказано. Его там мандрагоровым яблоком называют, или попросту мандрагорой.
Тут стражник, сидевший поодаль, заметил подошедшего Грача. Поднялся, усмехнулся в усы.
– Вот заливают, – сказал он чуть смущенно. – Тут такое дело, а им только языки почесать. Одно слово – бабы…
Грач на это ничего не ответил. Приказал рассадить поодаль и тут же, на месте, быстро опросил каждую. Сказанное записал (впрочем, записывать было особенно нечего) и велел назавтра явиться в присутствие, к судебному следователю. Это он уже делал чужую работу, но ему страшно хотелось отправиться побыстрее домой – попарить ноги горячей водой. А коли заявится следователь (по всему, с минуты на минуту должен прибыть), так непременно начнется новая канитель, и тогда воленс-ноленс придется торчать тут самое малое до полудня.
Особого приглашения не потребовалось: бабы подхватились прочь от страшного места – доносить жутковатые подробности по дворам, своим да чужим. Грач проводил их взглядом.
– Бабы!.. – с чувством повторил стоявший рядом стражник и даже сплюнул наземь. – Мандрагору какую-то приплели… я б на месте ихних мужей поучил бы кнутом. Или хотя б волосник попортил.
– Ну-ну, герой, – сказал ему Грач. – Развоевался. Я тебе покажу кнут. С бабами сражаться – не хунхузов ловить. Тут из вас любой себя молодцом держит.
– Оно конечно, – мигом согласился стражник. – Это я так, к слову. Баба – существо темное, недоразвитое. Чего с нее взять! А только, ваше благородие, и среди мужиков такие встречаются, что будут похуже деревенской наседки.
– Это ты о ком?
– Да есть тут один… Доктор. На Пристани частенько бывает, баб наших пользует. Сказывают, что и плод вытравить помогает, ежели срок невелик, – добавил шепотом стражник. – И при том все у местных выпытывает.
– О чем же?
– Про всякие волшебные снадобья, про коренья разные, бабкины обереги. Которые якобы особенную силу человеку дают, а то и от любых недугов излечивают. Тьфу! А еще образованный человек! Что скажете, ваше благородие? Разве ж не стыдоба? Вот бы кому хвост-то прижать!
– Да, – рассеянно подтвердил Грач. Он заметил, что судебный врач стоит возле первых дрог, придерживая там что-то левой рукой, и свободной подает ему знаки.
– Что у вас? – спросил он, подходя вплотную.
– А вот! – Врач хищно улыбнулся. – Можете полюбоваться.
Он приподнял голову Вердарского, которую довольно бесцеремонно держал за волосы, и ткнул окровавленным пальцем куда-то под подбородок:
– Видите?
Грач ничего не видел. Он смотрел в мертвые глаза злополучного чиновника стола приключений. Казалось, тот глядит на старшего товарища с укоризной – дескать, не научил ты меня самому главному!
– Да вот же! – повторил врач. – Игла, или древесная колючка. Прямо в яремной вене. А крови-то нет-с… Любопытно?
– Очень, – мрачно ответил Грач.
– Вы, верно, не поняли, – сказал судебный медик. – Его этой колючкой убили. Вне всяких сомнений. А голову отделили позже. Это тоже вне всяких сомнений. У второго, кстати, такая ж картина. Анализ яда я проведу позже. Теперь уяснили?
– Да. Не забудьте прислать результат вскрытия.
Грач направился к казенной коляске. На ходу он сообразил, что доктор явно пародировал его собственные недавние слова. Но этот реприманд нисколько не взволновал – настолько удивительной была новость. Отравленная колючка в качестве орудия убийства – штука сама по себе до крайности необычная. А в сочетании с отчленением головы получается просто фантастика.