Последние романтики - Рут Харрис

– Ой, – сказал Николь, отхлебнув виски, – безо льда он казался гораздо гуще и крепче. Отчего же они развелись? – Я не знала этого. Простите. Мне очень жаль.

– Напрасно. Мне ничуть не жаль.

– Должно быть, это было. – Николь не сразу подыскала нужное слово, – …невесело.

– Это было необходимо, – сказал Бой и улыбнулся. – Да, это было, как вы сказали, невесело. Но все уже в прошлом. Я почти не думаю об этом. Ну, а теперь расскажите, как вы? Что с этим американцем? «Биологом по пресной воде»?

Николь улыбнулась, настолько явно в его словах прозвучали кавычки.

– Я не знаю. Мы не виделись с ним несколько лет.

– А я думал, вы с ним… – Бой, помедлив, продолжил: – Я думал, между вами были… не просто дружеские отношения.

– Я тоже так думала, – ответила Николь. – Но я ошиблась. Получилось как раз так, что это именно дружеские отношения. Она не смогла скрыть печаль в голосе.

– Не понимаю, почему французы умеют готовить рыбу, а англичане не умеют. Англичанин всегда только загубит рыбу. – Бой безо всякого перехода сменил тему разговора, обращая ее внимание на только что поданную им дуврскую камбалу. Он почувствовал, что Николь была неравнодушна к тому американцу. – Странно, пролив такой узкий, у французов и англичан должны быть одинаковые способности – а они у них разные. Англичане отлично справляются с лошадьми, и они великолепные садоводы, французы превосходно делают вино и готовят, И все это вместе необходимо для счастливой жизни.

– В таком случае, чтобы быть счастливым, нужно жить то в Англии, то во Франции, – безучастно заметила Николь. Она подумала, какой у него интересный склад ума, – ей никогда не приходилось встречать людей, которые бы так красиво изъяснялись, как Бой.

– Кстати, а что вы думаете о такой идее? – подхватил Бой, глядя прямо в лицо Николь. – Вы могли бы жить то в Англии, то во Франции?

– У меня свое дело, – ответила Николь. – Такая жизнь отнимала бы много времени и была бы затруднительна…

Бой так откровенно дал ей почувствовать свое отношение к ней, что она, смутившись, растерялась.

– Актерам следовало бы капризничать по поводу пьесы, а вовсе не по поводу костюмов, сделанных Николь Редон, – сказал Бой, снова меняя тему разговора. Он продолжал делиться своими впечатлениями по поводу пьесы, которую только что прослушал, но не просмотрел, и Николь стало ясно, что он понял, как она испугалась, и потому смягчил атаку па ее чувства.

Бой отвез Николь домой на Иль-сен-Луи и пригласил ее на следующий день поужинать. Николь приняла приглашение. Бой спросил, ее ли это дом.

– Нет, я снимаю тут квартиру.

– Снимать жилье хуже, чем жить в своем доме, – сказал Бой, стоя на ступеньке перед дверью; его «роллс-ройс» стоял у тротуара.

– Я владею зданием, в котором размещается мой магазин, – ответила Николь, – у меня нет возможности купить два дома, но вы, конечно, правы.

– Да, – заметил Бой, – недвижимость – это то, в чем я хорошо разбираюсь.

Всю неделю по вечерам Николь и Бой встречались друг с другом, а в конце педели он отменил свой отъезд в Лондон и пробыл в Париже целый месяц. За этот месяц он купил дом – замок в нормандском стиле в пригороде Парижа, где они проводили уик-энды. Он познакомил Николь с Коулом и Линдой Портер, и Линда, одна из самых красивых женщин в Европе, стала первой светской клиенткой Николь. Он возил Николь на охоту, организованную Эльзой Максвелл, и был с ней на балу у Ротшильдов, он снял в отеле «Риц» номер «люкс» и предоставил его в распоряжение Николь. В конце месяца он сказал, что готов на все ради нее.

– На все, – подчеркнул он. – Или как Бой, или как герцог Меллани.

Впервые Николь заметила, что Бой думал о себе как о двух разных людях. Ей понадобилось много времени, чтобы понять, что это значило, и еще дольше она могла бы не задумываться над тем, какую роль в ее жизни может сыграть его влиятельное положение в обществе. Между тем все, кто их знал, видели главное – Николь и Бой полюбили друг друга.

4

В январе 1924 года Эдуар Нуаре в шестой раз принес Николь новый образец духов. Они были превосходны. Духи благоухали, словно целый сад, но из этого благоухания невозможно было выделить запах какого-то одного цветка. Духи были уникальны тем, что, в отличие от остальных, запах которых был хорош лишь в начале, а потом слабел, эти духи были устойчивы. Женщины могли быть уверены, что в течение целого вечера они сохраняли аромат своих духов. Кроме того, запах был абстрактным, а значит, современным. Николь дала духи жене Кокто, и та душилась ими дома, когда надевала вышитое китайское платье. Другой образец она подарила Линде Портер, когда та заказала себе такое платье, какого никто еще не носил. Николь влюбилась в волнующий запах новых духов. Нуаре она сказала так:

– Вот теперь это то, что нужно. Я попробую что-то предпринять, хотя вы знаете, что Коти прав – производство наших духов потребует огромных затрат.

Нуаре объяснил разницу между его духами и обычными – он применял синтетические стабилизаторы, которые придавали духам абстрактный запах и устойчивость. К сожалению, синтетические компоненты были гораздо дороже эссенции, получаемой из цветов, растущих на полях вокруг Граса.

– Ставки большие, но я решила сыграть, – сказала Николь.

– Сначала мы должны договориться. – Химик почувствовал, что приходит конец его неудачам. – Я хочу иметь половину всех доходов от продажи духов… моих духов.

– Но это невозможно, – возразила Николь. – Мне нужно будет финансировать производство: дизайн и выпуск флакончиков, рекламу, упаковку, перевозку, продажу… Все это стоит целое состояние. Если вы потребуете половину, ничего не останется мне.

– Пятьдесят процентов, – настаивал Нуаре.

– Пятьдесят процентов от нуля, – отрезала Николь. – Я отказываюсь продавать духи, которые, кстати говоря, вовсе не ваши, – это я заставила вас сделать их такими, лишь с шестого раза вы принесли то, что я просила. Если бы не я, вы ничего бы не сделали. И никто, кроме меня, не захочет делать ваши духи. Они слишком необычны. И слишком много денег нужно на их производство. И не удивительно, что формула пылилась у Коти, покуда не появилась я. Я предлагаю вам пять процентов от чистого дохода.

– Вы что, думаете, я дурак? – вспылил Нуаре, побледнев от негодования. Его чахлая кожа покрылась морщинами.

– Нет, – сказала Николь, – я думаю, что вы ремесленник. Я изобретаю. Я создаю. Вы – копаетесь в формулах. Пойдите и продайте вашу формулу кому-нибудь еще. Или вы уже делали такие попытки? Ведь у вас уже в девятнадцатом году была готовая формула.

– Сука! – прошипел Нуаре, его холодная ненависть подсказала Николь, что ее предположение попало в точку. Он поднялся из-за стола, едва не повалив его. Он ненавидел женщин. Всех женщин. И эту женщину в особенности!