Арденны - Михель Гавен

Когда Маренн смогла подняться на ноги, увидеть что-то впереди оказалось невозможно, впереди вздымалась огромная черная туча. Американские «шерманы», только что беззаботно катившиеся по полю, неподвижно стояли на месте. Пехотинцы, казалось, намертво вросли в снег. Нигде не слышалось ни одного выстрела. Только где-то рядом сверху в траншею с водопадным шорохом падали глыбы земли, камней, искрошенная в порошок щебенка.

— Огонь! Огонь! — услышала Маренн надрывный голос Пайпера где-то совсем рядом — как оказалось, она не так далеко ушла от его командного пункта. — Франц! Почему прекратили огонь? Что сидим? Нельзя дать противнику опомниться. Огонь!

Одна за другой вновь заговорили немецкие батареи. Минут через десять стали стрелять и американцы.

Когда рассеялся дым, метрах в трехстах от высоты чернел огромный ров, длиной не менее километра. Во рву, впереди него и позади бледными кострами догорали четырнадцать танков и девять бронетранспортеров.

— Скажите, что это было? — спросила она порученца Пайпера, пробегавшего мимо нее по траншее.

— Это гауптштурмфюрер Цилле, подрывник оберштурмбаннфюрера Скорцени, — радостно сообщил он. — Заложили всю взрывчатку, которая осталась, теперь уж не до мостов, какие теперь мосты. Они не ожидали, — на его черном от гари лице мелькнула улыбка, потом она сменилась озабоченностью. — Вам нужна помощь, фрау?

— Нет, нет, не волнуйтесь, — успокоила она. — Со мной все в порядке. Скажите, к Скорцени туда? — она указала направление рукой.

— Да, — быстро ответил тот. — По фронту они к нему больше не сунутся, — и побежал дальше.

Маренн взглянула в бинокль, который позаимствовала на командном пункте Пайпера. На левом фланге расположения группы Скорцени тонули в пожарище какие-то деревянные постройки — скорее всего, егерское жилье. Там же стояла батарея, до которой лавина «шерманов» так и не дошла. До ее огневых позиций оставалось метров триста, не больше — за ней начинались позиции группы Скорцени. Видимо, получив приказ, оставшиеся танки и бронетранспортеры совершили маневр и теперь заходили с фланга, объезжая ров. В бинокль Маренн хорошо видела каждого артиллериста — у них кипела жаркая работа. Артиллеристы сбросили шинели, а кое-кто даже и китель, оставаясь в одной рубашке. Они сновали от орудия к орудию — пушки в упор били по приближающимся машинам. Через мгновение все, что только что видела Маренн, скрылось в черных клубах дыма — американская артиллерия накрыла батарею.

— Подавить пушки! Весь огонь на артиллерию, черт тебя подери, Франц! — это было последнее восклицание Пайпера, которое она слышала в траншее. Надев каску и взяв автомат, Маренн выбралась на бруствер и, пригибаясь, побежала к позициям Скорцени. Когда она подбежала к артиллеристам, дым над батареей начал медленно рассеиваться. Картина, которая предстала ее взору, заставила сердце сжаться — практически все артиллеристы были мертвы, только несколько тяжелораненых стонали на окровавленном снегу. Никаких санитаров и в помине не было. Одна пушка с перебитым колесом свалилась на бок. У орудий Маренн увидела только одного офицера. К ее удивлению, им оказался адъютант Отто Скорцени гауптштурмфюрер СС Фриц Раух. Он склонился над орудием; рядом с ним, стоя на коленях и истекая кровью, подавал снаряды другой офицер, на его распахнутом кителе Маренн увидела погоны оберштурмфюрера, наверное, это был командир батареи.

— Подождите, давайте я, — утопая в окровавленном снегу, Маренн подбежала к пушке. — Вот перевяжите себя, если сможете, — она протянула раненому санитарный пакет.

— Маренн, откуда ты здесь? — с удивлением спросил Раух, повернув к ней измазанное гарью лицо. — Мы думали, Пайпер отправил тебя в тыл, в госпиталь.

— Он пытался, — ответила она, пожав плечами. — Где теперь тыл? Они обстреливают нас повсюду.

— Это верно, — Раух вытер рукавом пот со лба. — Я как раз шел за тобой, Отто меня послал, но тут вот такое…

— Позвольте я, — Маренн наклонилась к раненому офицеру, видя, что тот с трудом справляется с перевязкой.

— Нет, я сам, — артиллерист поднес бинокль к глазам, взглянув на поле боя. — Снаряд, снаряд несите. Они уже близко.

Маренн бросилась к ящикам.

— Любой, любой берите, — прохрипел оберштурмфюрер, — скорее.

Он даже попытался встать, но Раух остановил его.

— Генрих, не надо, мы справимся.

Снова заухала дальнобойная артиллерия. Тяжелые снаряды с шелестом пронеслись над их головами. Донеслись разрывы. Маренн взглянула в лощину. Американские танки ползли вперед, но вот один остановился, закрутился на месте, беспорядочно паля из пушки и пулемета. За ним второй размотал гусеницу по снегу. Несколько снарядов взорвались позади них.

— Они боятся задеть нас, — объяснил оберштурмфюрер, — и все в перелет. Давайте, давайте, — торопил он.

Снаряд блеснул медью, когда Маренн передавала его Рауху. Фриц приник к прицелу. Орудие дернулось, Фриц отскочил назад. Головной «шерман» замер на месте. Четыре же остальных обошли его и ползли прямо на орудие. Маренн поднесла еще один снаряд, потом еще — еще два американских танка встали, выбрасывая черный дым.

— Снаряд, снаряд, — кричал артиллерист.

Маренн подбежала к ящику и отпрянула — снарядов больше не было.

— Их нет, — отбросив растрепавшиеся волосы со лба, произнесла она, как ей самой показалось, с удивлением.

Оберштурмфюрер и Раух несколько мгновений молча смотрели друг на друга.

— Тогда остаются гранаты, — произнес Фриц как-то совершенно обыденно. — Они должны быть в том ящике.

Маренн вернулась к артиллеристу и поправляла его повязку, только ради того, чтобы что-то делать. От предвкушения того, что должно было произойти, у нее бешено колотилось сердце. Но она не останавливала Рауха. Она понимала, если не он — тогда никто, и будущее Германии окончательно будет раздавлено этими наглыми, огрызающимися огнем громадами, танками тех, кто уже однажды в Компьене, подписав драконовский мирный договор, обрек немецких женщин и детей на голод и страдания, из-за упрямства которых фюрер и пришел к власти. Раух наклонился над ящиком. Когда он распрямился, Маренн увидела у него в руках две противотанковые гранаты. Головной танк был уже близко.

Маренн выпрямилась и подошла к Фрицу.

— Пригнись! Пригнись! — он заставил ее упасть на колени. — Ты с ума сошла!

Вокруг пушки пули вздымали фонтанчики снега.

— Фриц, постарайся…