Нексус - Рамез Наам

Кейд со вздохом подчинился. В его поле зрения появились прицельные круги, кнопки для атаки и защиты, переключатель между автоматическим и ручным режимом, движки для плавной регулировки автоматического режима между атакой и защитой.

[ранган] Движок взят из кряка игры «Первый ниндзя», которая в прошлом месяце вышла в сеть. Здесь стандартные очертания тел и векторы. Я просто прицепил его к нашим телесным интерфейсам Нексуса.

[кейд] Ох… Спасибо, Ранган, но…

[ранган] О, пока не благодари! Возможно, ты не захочешь давить на кнопки, тогда просто щелкни по мишени. Оно использует наш список объектов для отслеживания людей и так далее… А потом ты приказываешь ему атаковать. Вот здесь ты можешь отрегулировать, в какой степени атаковать или защищаться. А вон там ты можешь установить паузу. Здорово, правда?

Кейд не мог поверить в реальность происходящего.

[кейд] Угу. И вправду здорово. Я хочу сказать: спасибо те…

[ранган] Ну ладно. Вижу, я тебя не убедил. Не беспокойся. Ты поблагодаришь меня потом — когда с помощью этой штуки тебе придется надрать кому-нибудь задницу.

[кейд] Я не совсем уверен…

[ранган] Ну давай — пошли в тренажерный зал.

Час спустя они с трудом выбрались из тренажерного зала. У Кейда все болело. Его тело обрушило на подвесную грушу потрясающую серию ударов, по большей части наверняка причинивших ему больше ущерба, чем любой реальный нападающий. Костяшки пальцев были истерты в кровь. Правая кисть руки и левая лодыжка сильно болели после того, как «Брюс Ли» заставил его ударять подвесную грушу гораздо сильнее, чем следует. А потом наступил момент, когда система целеуказания решила, что его целью вместо груши является стена…

Ранган находил это забавным и обещал исправить ошибки. Кейд молча страдал.

10

ПЕРЕМЕНЫ

Уотсон Коул сидел на скалах и смотрел на Тихий океан. Это место было прекрасно своей уединенностью. Небольшой городок Тодос-Сантос находился в пятидесяти километрах к югу. Пляж там был получше — меньше скал, больше песка. Туристы загорали и пили коктейль из текилы, довольные тем, что попали в простой маленький рай, находящийся вдали от давки и суматохи Кабо-Сан-Лукас[25] Здесь, еще дальше от Кабо, пляж был узким и неровным. Море здесь с силой билось о скалы и узкую полоску коричневого песка, за землю цеплялась какая-то колючая трава — в общем, у туристов было немного оснований забираться так далеко на север.

Два дня назад Коул добрался сюда до своего убежища. Уйти оказалось непросто. Специальные контакты и средства формирования лица обманули биометрику на границе, но вот со своей фигурой он мало что мог сделать. Он привлекал всеобщее внимание. Если бы УПВР больше полагалось на человеческий интеллект… Но, так или иначе, он выполнил свою задачу.

Теперь кошмары будили его каждое утро. Арман, прокурор-идеалист. Члены его семьи, убитые в отместку за то, что он посмел выдвинуть обвинения против племянника коррупционера. Темир. Сердце разрывалось при виде его деревни, уничтоженной армией в поисках повстанцев, которых там не было.

И Лунара. Это было страшнее всего. Последние мгновения ее жизни. Если бы не Лунара, он не стал бы беглецом. Он находился бы где-нибудь в другом месте — где-нибудь за морями. Возможно, в Средней Азии. В качестве «военного советника» — участвуя в проведении специальных операций, подавляя повстанцев, зарабатывая благодарности. Или учился бы в офицерской школе.

Вместе этого он находился в розыске.

Уотс ни о чем не жалел. Он сделал свой выбор. Пленение в горах Казахстана — это лучшее, что когда-либо с ним случалось. Разумеется, это было не слишком легко. Эти шесть месяцев были самыми болезненными, самыми мучительными, самыми дезориентирующими в его жизни. Но они раскрыли ему глаза. А если глаза раскрылись, они редко опять закрываются.

Ему вспомнилось другое побережье. Высохшее. То, что осталось от Аральского моря. Пустыня, где некогда была вода. Внутреннее море, которое русские осушили, чтобы оросить свои посевы на севере[26]. Нуржан водил его туда на прогулки — ближе к концу, когда его пленение превратилось в нечто совсем другое.

— Вот здесь Советы нас дрючили, — говорил геолог, — пока вы, американцы, не закончили это дело. — Он засмеялся — сухим и горьким смехом. — Коммунизм, капитализм — все одно и то же. Сильным нужны ресурсы — вода, природный газ, уран. Когда сильные их видят, они протягивают руки и подбирают, и кого при этом заботит, если они кого-то давят по дороге? Диктатура и демократия — все одно и то же. Разве ваша драгоценная демократия о нас заботится? Ведь все люди созданы равными, разве нет? У всех нас есть неотчуждаемые права — если только мы не живем слишком далеко. Вы, американцы, победили своего британского короля, потому что он был диктатором. У нас то же самое. Мы победим своего диктатора, даже если вы будете против нас.

Нет, подумал Уотс. Прости меня, Нуржан, но вы не могпи победить. И не победили.

Уже два года, как их нет в живых. Никого.

Он швырнул в море камешек. Пути назад нет. Только вперед.

Вернувшись из плена, он обнаружил, что мир изменился. Повстанцы были побеждены. Сидевший в Алматы «президент» укрепил свою власть. Природный газ струился рекой, урановые шахты работали. У Америки появился еще один союзник, который граничил с Китаем и должен был его сдерживать.

Он выяснил, что его средства усиления вызывают рак — это обнаружилось за время его пленения. Конечно, вызывают не сразу. Просто они немного дестабилизируют геном. Вирусы, которые создавали его клеткам дополнительные экземпляры генов для наращивания мышечной массы, повышения плотности костей и ускорения нервной проводимости, а также для применения других методов усиления его организма, выполнили свою работу недостаточно чисто. Один из нескольких миллионов вирусов устанавливал новый ген не туда, куда нужно, нарушая генетический алгоритм. Не сильно. Совсем не сильно. Не считая того, что эти генетические нарушения в конце концов должны так или иначе проявиться. Что в конце концов должны появиться опухоли — к тому времени, когда ему исполнится сорок лет, максимум сорок пять. А потом… но ведь современная медицина способна бороться с раком. Можно уничтожать опухоли гамма-лучами, перепрограммировать их с помощью еще более целенаправленных вирусов, перекрывать их кровоснабжение с помощью супрессоров регенерации тканей.

Но в конце концов одна из них вырвется из-под контроля. Через год. Через пять лет. Через десять. Это зависит от того, где их обнаружат, в какой части тела они располагаются, как пациент будет реагировать на интенсивное лечение. От очень многих переменных.