Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Герман Романов

— Монитор получится? — полюбопытствовал Ермаков.

— Борта с дюймовой стали, пуля и осколки не пробьют даже в упор. Если щиты к орудиям приспособить да экипаж до полного штата в 80 человек довести, то нормальная канонерка получится — по 4 пушки и пулемета, вот только водоизмещение изрядное — три с половиной тысячи тонн.

— Так в чем же дело? Какая помощь нужна? Нужно готовить корабли к походу на Иркутск Одна ваша «Ангара» может своей артиллерией половину Глазково стереть вместе с мятежниками…

— Она не пройдет по Ангаре — там глубины до десяти футов, а у нее осадка на шесть больше…

— Черт! — план рассыпался в клочья, испустив струйки дыма, и Ермаков не сдержал себя. Прахом пошло все его начинание. Такая картина вырисовывалась — «Ангара» напротив вокзала…

— Зато «Кругобайкалец» пройдет, Константин Иванович. Мы его почти подготовили, к полудню флаг поднимем.

— А это что за корабль?

— Ледокольный буксир, между портом и Лиственничным ходит, навигацию круглый год обеспечивает — Ангара у истока зимой не замерзает. Корпус прочный, железный, ледокол ведь, хоть и маленький, меньше полсотни тонн. Одновинтовой, машина приличная — пройдет вниз по течению. Речной лед на стремнине тонкий, сломает легко. И пули с осколками не страшны…

— Какие орудия? Экипаж? — жадно спросил ротмистр. Его план, подобно птице фениксу, на глазах воскресал из пепла.

— Ночью подпорку установили под носовую тумбовую горную трехдюймовку, сейчас пушку ставят. Слышали, как кувалдой били? На корме вечером мелкокалиберную, в 37 миллиметров поставили. Плюс два пулемета. Железом прикрыли рубку и снарядные ящики, слишком он мал, чтоб погреба оборудовать, — Тирбах говорил медленно, обстоятельно, в глазах его Ермаков уловил гордость от проделанной работы.

— Экипаж сверхкомплектный, в 20 человек. Из них речников только десять, остальные военные моряки, почти все германцы. Командует ледоколом лейтенант Миллер, ему с ними проще, он же тоже немец.

— Вы молодцы, большое дело сделали, — восхищенно произнес Ермаков, но Петр Игнатьевич на комплимент не поддался и продолжал свой доклад:

— Второй пароход, «Михаил», пойдет за буксиром в кильватере. Набор смешанный, железо и дерево, одновинтовой, водоизмещение всего 150 тонн. Корпус слабый, а потому установили две пушки в 47 миллиметров и три пулемета. На нем я держать флаг буду и командовать всем отрядом. Экипаж сверхкомплектный, дюжина гражданских, два десятка военных моряков, кроме того, еще столько же морских стрелков при двух офицерах. Но скажу сразу — под огонь мой «Михаил» лучше не подставлять — пулеметную очередь еще вынесет, но от трехдюймового фугаса может затонуть.

Ермаков внимательно посмотрел на моряка — рисковый парень, если на такой лоханке собирается в бой пойти. Но лейтенант понял взгляд иначе и обстоятельно пояснил:

— Остальные пароходы переоборудованию не подлежат, они уже на зимовку поставлены. Гребные колеса, деревянные корпуса — первая же льдина их на дно отправит… А паровой катер «Волна» хорош, у него корпус железный, прочный. Команда из десяти моряков, из них только три речника, прежний экипаж. Поставили два пулемета на треногах, а командиром назначен кондуктор Павленко. Вот и весь мой отряд, да и вся флотилия, если «Ангару» взять, — Тирбах решительно загасил окурок.

— Когда «Ангара» будет готова? — Константин вернулся к разговору о флагмане, уж больно грозный вид тот имел.

— Думаю, Константин Иванович, завтра днем Андреевский флаг на ледоколе поднимем. А экипаж из речников доберем, есть желающие зимой послужить. Было бы довольствие и жалованье, — и Тирбах с немым вопросом посмотрел на ротмистра.

— Будет! Все вам будет. Даю слово, — решительно заявил моряку Ермаков, а в голове закрутился самый извечный вопрос: «Где я возьму деньги?» Но спросил другое:

— А где капитан первого ранга Фомин, Николай Георгиевич, если я не ошибаюсь, — Ермаков вспомнил вчерашний разговор с моряками.

— Отдыхает. Ночь ведь, — словоохотливый Тирбах неожиданно помрачнел и стал отвечать односложно.

— Здесь? На ледоколе, я имею в виду?

— На берегу, с семьей, — Тирбах еще больше помрачнел. И Ермаков все понял — «манкирует службой их высокоблагородие. Надо бы его хлебалом в дерьмо ткнуть, чтоб служба медом не казалась». Но сказал лейтенанту не так, а политкорректно, но с тем же подтекстом:

— Адмирал Макаров завещал офицерам флота быть в море как дома. А потому завет сей соблюдать должны все, ибо война идет, и дело нам предстоит славное, но тяжкое… А потому не сочтите за труд передать всем господам офицерам мои слова…

Дверь в салон открылась, и с горячим чайником в руке вошел матрос в какой-то непонятной шапке, но в бушлате. Достал из шкафчика стаканы и сухари, поставил на стол и налил весьма жиденький чаек. Тирбах сконфуженно опустил глаза.

— Да понимаю все, — решительно сказал Константин, — дорого не угощение, а флотское гостеприимство. Как вернусь на станцию, распоряжусь немедленно, чтобы доставили на флотилию все необходимое. Но после чая я желаю посмотреть все корабли флотилии, надо же иметь о них представление, тем более в свете предстоящих задач…

— «Я, как главнокомандующий армиями Восточного фронта, требую от вас немедленного извинения перед Верховным Правителем и армией за нанесенное вами оскорбление и немедленного пропуска эшелонов Верховного Правителя и Председателя Совета министров по назначению, а также отмены распоряжения об остановке русских эшелонов.

Я не считаю себя вправе вовлекать измученный русский народ и его армию в новое испытание, но если вы, опираясь на штыки тех чехов, с которыми мы вместе выступали и, уважая друг друга, дрались в одних рядах во имя общей цели, решились нанести оскорбление русской армии и ее Верховному Главнокомандующему, то я, как главнокомандующий русской армией, в защиту ее чести и достоинства, требую от вас удовлетворения путем дуэли со мной. № 333. Главнокомандующий армиями Восточного фронта, Генерального штаба генерал-лейтенант Каппель», — громким, несколько возвышенным тоном бросил последние слова войсковой старшина и положил листок телеграммы на стол. Ожидающе замер…

— Надо прищучить этого чешского ублюдка, — в коротких, но крепких пальцах атамана с хрустом сломался карандаш. — И с двух сторон, чтоб ужом не выполз, циклоп недоношенный.

Картель, то есть вызов на дуэль, генерала Каппеля был очень кстати и некстати. Нужен — чтобы чехи поняли, что чаша терпения у русских переполнилась, и не нужен — если Сыров застрелит на дуэли Каппеля, то в армии опять раздрай начнется, многие, по примеру генерала Пепеляева, начнут себя в главнокомандующие предлагать.

Гибель Каппеля и по нему рикошетом ударит — кем он, Григорий Михайлович Семенов, в мировую войну был? Да обычным казачьим есаулом, командиром сотни, пусть даже обязанности командира полка некоторое время исполнял. А эти бездельники и интриганы полковниками да генералами щеголяли, для них список старшинства в чине «Отче наш» заменяет, они не о войне с красными думают, а как бы место потеплее и получше занять.

Сыробоярский всю эту гниль хорошо ему описал в подробном письме из Омска. Штабы и министерства переполнены здоровыми офицерами и генералами, на автомобилях ездят, с иголочки одеты. Достали из закромов запыленные тома «военных установлений», которые себя еще в ту войну отжили, и все по ним делают, а живые дела неделями в канцеляриях тягомотят.

И по старинке работают, с десяти до четырех, с перерывом на чай. Тьфу, бездельники и сволочи, именно эти паразиты и губят армию. А ткнешь их мордой, сразу в позицию встают — а вы, Григорий Михайлович, при императоре есаулом были, а теперь из самой грязи в генералы выползли. В отличие от нас, кондовых, да еще генерального штаба…

Этим вопросом вся эта прорва генералов сразу загрузится, особенно те из них, кто свои части погубили или бросили. А таких много, очень много — две трети, если не больше. Сейчас Владимир Оскарович их всех в узде держит, а не дай Боже… Нет, он дуэли Каппеля допустить не должен…

— Записывайте, — атаман Семенов грузно поднялся со стула, будто на плечах лежал пятипудовый мешок. — Главнокомандующему русской армией генералу Каппелю, копия генералу Сыровому, Кабинету министров, Союзному Командованию.

Атаман замолчал, подошел к замерзшему окну и уставился в него, словно что-то разглядел через обледенелое стекло. Войсковой старшина перестал скрипеть пером, ожидающе остановился.

— Записывайте далее. Ваше превосходительство, Вы в данный грозный и ответственный момент нужны для Армии. Я вместо Вас встану к барьеру и вызываю генерала Сырового, дабы ответить за оскорбление, которое нанесено его частями доблестной Российской Армии, героически сражающейся сейчас с красными под Вашим командованием. И поставьте теперь точку. Записали? Хорошо. Подпись — атаман Семенов. Немедленно отправьте открытым текстом, срочно, телеграфом в Иркутск и другие города. Идите!