Запретная. Не остановить - Инна Стужева

Он идет, хоть и держится на некотором расстоянии, но все же идет. Идет за мной, идет, идет…

Я чувствую его присутствие каждой клеткой.

И пусть только потому, что нам с ним по пути, но все равно…

Один раз я не выдерживаю и оборачиваюсь.

В этот момент он как раз замирает, подкуривая сигарету.

Я быстро отворачиваюсь и снова иду. Чувствую, что и он… Не приближается, но и не упускает меня из вида.

Между ног все еще влажно, а легкий ветерок поддувает под юбку, ни на секунду не давая мне забыть о том, чем мы только что занимались, и чего я лишилась из-за него. И это не одни только трусики. Еще и девственность, и гордость, и…

Я сама захотела, сама приняла такое решение. Он чуть ли не десять раз переспрашивал, не передумала ли я.

И я… мне все понравилось.

Взамен я получила тоже очень много.

Я… понимаю, что хотела бы, очень хотела это повторить.

Боже, да я снова вся горю и… теку, стоит только осознать, стоит лишь начать вспоминать…

Все устои и запреты, когда он рядом, просто летят к чертям. Так было всегда, стоило ему оказаться в опасной близости от меня, и так происходит сейчас.

***

Гордей негласно провожает меня до самого номера, а потом, я и глазом не успеваю моргнуть, как он куда-то исчезает.

Когда я выхожу из душа, его вещей в номере тоже уже нет.

Я привожу себя в порядок, стоя перед большим напольным зеркалом, надеваю новое белье.

Мысль, что мои трусики у него, никак не дает мне покоя, но похоже, нормально дышать эта подробность мешает только мне одной.

Едва я выхожу в холл, где все собрались в ожидании автобуса, и нахожу глазами Гордея, как убеждаюсь, что для него в нашей близости не было ничего из ряда вон.

Он стоит, сунув руки в карманы, покачивается на носках и как ни в чем не бывало болтает с другими парнями и девчонками.

Улыбается и смеется. Что-то говорит Марте Сергеевне, и та начинает с удовольствием смеяться ему в ответ. А потом, когда автобус приходит, он помогает девчонкам, в том числе и мне, но никак при этом меня не выделяя, загрузить рюкзаки и сумки в багажное отделение автобуса.

В общем, он не игнорит, конечно, но обращает на меня внимание не больше, чем на остальных, а может, даже и меньше, ведь я не такая общительная, как другие.

Сказать прямо, ему просто все равно на мое присутствие.

И я радуюсь, что благодаря постоянным тренировкам перед камерой, я почти с легкостью могу сохранять лицо и ловко скрывать от окружающих то, что на самом деле происходит у меня на душе.

А на душе у меня… ощущение, что я могу, пожалуй, и не вывезти… Мне очень плохо.

Понимание, насколько все же безразлична я ему как личность, убивает.

Но если он так чувствует, что еще ему делать. Он же не виноват в том, что больше не испытывает ко мне ничего, кроме чистой физиологии, какую он может чувствовать к любой другой девушке.

Поэтому я очень удивляюсь, когда в автобусе он вдруг неожиданно, хоть и с тем же скучающим безразличием, которое теперь никогда не сходит с его лица, небрежно, и даже толком на меня не посмотрев, усаживается на место рядом со мной.

Глава 19 Держусь из последних сил

И снова переступаю через себя…

Арина

Автобус трогается с места. Все весело переговариваются, лишь я одна сохраняю серьезность, сижу и преимущественно молчу. Обмираю от того, что плечо Гордея дотрагивается до моего, а еще мы соприкасаемся с ним локтями, время от времени бедром или коленом.

Не могу поверить, что мы можем вот так сидеть, не глядя друг на друга и вроде бы друг к другу равнодушные, в то время как не далее, чем час назад, у нас с ним был настоящий реальный секс. Он жарко входил в меня, распирая, до самого упора и кончал, прижимая меня к себе и прикусывая мою горящую и пылающую от его попеременно то грубых, то нежных прикосновений кожу. А я…

Я позволяла ему, и сама получала от этого нестерпимое, яркое, и почти болезненное удовольствие.

От воспоминаний, вкупе с теперешней близостью наших тел друг от друга, по низу живота одна за одной проносятся волны обжигающего удушливого жара и мне непонятно, как Гордей может оставаться таким отстраненным и равнодушным после такого личного, что нас с ним объединяло.

Может вот так спокойно сидеть, лениво перебрасываясь словами с парнями, расположившимися по соседству, шутить и смеяться, уделяя внимание всем вокруг, разве что кроме меня.

— Эй, кто хочет пить? — спрашивает в какой-то момент один из парней и начинает раздавать бутылки с водой всем желающим.

Я отзываюсь и прошу передать воду и мне.

Несмотря на исправно работающий кондиционер мне кажется, что в салоне тем не менее нестерпимо жарко. А может, это от волнения. Но в горле как раз пересохло, и вода пришлась бы сейчас очень кстати.

— Ага, — кивает парень, но вместо того, чтобы передать, прямо с расстояния кидает бутылку в меня.

От неожиданности я не успеваю среагировать. Бутылка летит в меня и, кажется, ударит сейчас прямо по лицу.

Я вздрагиваю, но Гордей перехватывает ее, когда она оказывается перед самым моим носом. Ловко ловит.

— Держи, — говорит он и передает бутылку мне.

Наши пальцы соприкасаются, мои начинают мелко подрагивать.

Из-за прикосновения и от того, что впервые после нашей близости он смотрит мне прямо в глаза.

Прямо в глаза, а его губы всего в паре сантиметров от моих. Губы, которые умеют невероятно жарко целовать.

— Спасибо, — бормочу я, уводя взгляд и отворачиваясь.

Пытаюсь открутить крышку, но почему-то выполнить даже это простейшее действие сейчас у меня не выходит. Чувствую себя какой-то неловкой неумехой.

Гордей берет из моих рук бутылку, открывает и снова передает ее мне.

Я чувствую, как щеки нещадно окрашивает румянец, но у меня нет выхода, кроме как взять и, наконец, начать уже пить.

А едва я заканчиваю и отставляю бутылку, как чуть не подскакиваю на месте, потому что ладонь Гордея неожиданно ложится на мое оголенное колено.

Сам он в этот момент занят разговором с парнем, сидящем наискосок через сиденье. Он, и еще несколько парней, оживленно обсуждают мотоциклы.

А вот его рука…

Чуть сжимает, а