Господствующая высота - Юрий Нагибин

Прошла, глянув на Авдотью своим словно незрячим глазом, ее любимица Капризная; прошла рекордистка Буйная, давшая за шестнадцать лет сто тысяч литров молока, и родоначальница сухинского стада Великолепная; прошла дипломантка выставки Брюнетка — от Гадалки и Скитальца, сына Вакулы, и стотысячница Рагуза, и Благодать — от Быстрой и Скитальца; прошла, позванивая колокольчиком, вечно отбивавшаяся от стада Ветка; прошли, столкнувшись крутыми боками в одинаковом узоре, сестры Слива и Сетка, и, наконец, прошествовала мать и бабушка бесконечного потомства, равно славного крепостью сложения и жирностью молока, гордость сухинской фермы, мировая рекордистка, шестидесятипудовая Говоруха, охлестывая литые бока шелковой кистью гибкого хвоста. Она так осторожно ставила ноги, словно боялась, что земля не выдержит ее тяжести.

Гордым и ревнивым взглядом провожала Авдотья стадо. В повседневной трудовой жизни она как-то не охватывала его целиком. Лишь сегодня увидела она впервые, какое оно огромное, кормленое, холеное, величественное и вместе беспомощное без ежечасной, ежеминутной заботы человека.

Под вечер к Авдотье забежала Галя Воронкова. В колхоз должна прибыть делегация молдавских доярок, и зоотехник запрашивает, не смогла бы Авдотья Марковна поделиться с ними опытом.

Молдавские крестьяне уже с полмесяца ездили по району, приглядываясь к жизни и труду здешних колхозников. Они несколько дней уже гостили в Сухой, и то, что они вновь решили заехать, понравилось Авдотье: значит, всерьез хотят перенять все новое и передовое.

— Можно, — коротко сказала Авдотья.

— Еще Тихон Савельевич велел сказать: коли вам трудно… по возрасту, значит, — добавила Галя смущенно, — то чтобы не беспокоились, Бутонина Ольга Саввишна может сообщение сделать.

— Как это понимать — мо-жет? У Ольги руки умные, да вот тут, — Авдотья постучала себя костяшками пальцев по лбу, — нехваток. Отчего у нее Ветка летошний год молоко теряла? От неверного ухода. Ольга нрава животного не чувствует. Как можно ей лекции читать?

— Так ведь она же Герой, — возразила Галя.

— Так что ж! Герой Герою рознь. И я Герой, и Нартова — слышала, может, про такую доярку? — тоже Герой. Так вот Нартова передо мной профессор, она не только опытом — образованием взяла. А ежели ты, Галечка, с пути своего не схилишься, то будешь дояркой почище самой Нартовой. Я тебе говорю, уж поверь. Нет, молода еще Ольга людей учить…

Молодухе шел пятый десяток, но Галя не стала спорить. Ведь и зоотехнику хотелось, чтобы сообщение сделала Авдотья Марковна.

— Ну, так я побегу сказать, что вы будете.

— Ступай. Я следом…

— Да они раньше восьми не приедут…

Но Авдотья не стала дожидаться восьми часов. Наскоро поужинав, она направилась на ферму.

Июньский день горел так, словно намеревался никогда не погаснуть. По чистому небу скользили легкие подрумяненные облака. Но длинные и густые тени уже легли на улицу.

Авдотье открыла сторожиха Марфа Игнатьевна.

— Здравствуй, Игнатьевна! Как вы тут поживаете?

— Твоими молитвами, Марковна. Нынче дезинфекцию делали.

— Савельич на ферме?

— Первотелкам кровяное давление мерит. Чтой-то Одинцов-механик к нам ходить повадился, вроде подвесную менять собираются…

— В час добрый! Это я Савельича надоумила. Наша-то гремуха покоя коровам не дает…

Марфа Игнатьевна подала Авдотье белый халат, помогла ей застегнуть его на спине. Затем Авдотья повязала белую косынку, вымыла руки, сменила сапоги на легкие резиновые туфли.

Миновав кормозапарник, она направилась в дальний конец здания, к медицинскому пункту, чтоб посоветоваться с зоотехником насчет лекции. Проходя мимо отделения для первотелок, она, не удержавшись, толкнула дверь и вошла туда. Граня Барышкова, доярка-заменщица, доила Василису. Авдотья сразу увидела, что дело у Грани не спорится. Василиса, небольшая, крутобокая коровка, стояла вполоборота к кормушке, скосив на доярку продолговатый темный глазок с выражением кроткой обиды. Из-под ее ног к сточному желобу бежал молочный ручеек. На переставая доить, Граня повернула к Авдотье пестрое, веснушчатое лицо в мелких бисеринках пота.

— А ты не дергай так, — сказала Авдотья, — того гляди, дойки напрочь оторвешь. Разожми кулак-то, непутевая! Доечки маленькие, их тремя пальцами надо брать.

Авдотья говорила в обычном бранчливом тоне, но беззлобно. Раздаивать первотелок — сложная наука, и Авдотья давно уж боролась против того, чтобы доверять это дело малоопытным дояркам.

— Не дается!.. — проговорила Граня трудным от подступивших слез голосом и тылом ладони утерла рот.

И вдруг Авдотья приметила, что кончики пальцев у Грани яркокрасные. Авдотья побледнела.

— Вертихвостка, маникюрщица!.. Подь отсюда, чтоб духу твоего не было! Ишь, когти отрастила…

Не пытаясь слова молвить в свою защиту, Граня встала со скамейки и, пряча за спиной руки, попятилась к двери.

— Ужо я скажу комсомольской организации! — пообещала Авдотья, занимая ее место.

— Я еще не в комсомоле, — прерывистым шепотом проговорила девушка.

— Ясно, куда тебе!.. Стой тут, учись, как с первотелками работают!..

Каменно-тугое, но с поверхности нежное, не покрытое еще защитной огрубелостью, вымя Василисы было чистым и розовым, но зоркие глаза Авдотьи обнаружили припухлости на кончиках сосков, голубоватые ободки растертостей.

— Нет, — сказала Авдотья, — не могу я, чтоб ты рядом дышала. Поди остриги ногти, после вертайся.

Летучими и вместе с тем сильными, жимистыми движениями Авдотья массировала маленькое вымя коровы, чувствуя, как трепещет под ладонями плоть напуганного дурным обращением животного.

— Ох, уходи, Гранечка, добрым словом говорю тебе, — с просительной нежностью сказала Авдотья, а то я за себя не ручаюсь…

Залившись слезами, Граня выбежала из коровники.

Авдотья осторожно и прочно взяла дойку тремя пальцами, большим нажала у основания, потянула книзу, — тугая тонкая струя рванулась из сосца, ударилась о дно подойника и разлетелась брызгами. За ней вторая, третья. Корова шумно вздохнула и потянулась к кормушке.

Жилистые, темные руки Авдотьи ритмично двигались вверх и вниз; жестяной звук, сопровождавший дойку, вскоре сменился тихим, мелодичным бульканьем молока…

Вблизи проходной Граня столкнулась с председателем колхоза Стругановым и зоотехником Черновым, — высоким, костистым человеком. Они были заняты разговором, и Граня надеялась, что ей удастся прошмыгнуть незамеченной. Не тут-то было..

— Ты что встрепанная какая? — обратился к ной предколхоза.

Граня замерла, вобрав кисти в рукава халата.

— Да что с тобой, девочка? Говори же! — ласково сказал зоотехник.

— Голикова… — сквозь судорожные всхлипы проговорила Граня. — Пришла… накричала… выгнала…

— Голикова? Вот неугомонная старуха! — воскликнул Струганов.

— Совсем житья от нее нет! — всхлипнула Граня, по-своему поняв его восклицание.

— Ну-ка, пойдем разберемся, — и Струганов взял девушку за плечо.

— Не пойду!..

— Идем. Авось не съест… — Лицо Струганова вдруг стало суровым. — Давай начистоту: набедокурила?

Граня опустила голову.

— Эх ты, а еще в комсомол вступать собираешься!

— Что же я, преступник какой?! — неудержимо разрыдалась Граня. — Она и не прогоняла меня даже… Просто велела в порядок себя привести и после прийти. Она мне урок даст!..

— Постарайся хорошенько запомнить этот урок, — мягко сказал зоотехник, — это тебе и для комсомола нужно будет. Ну, пошли, Николай Иванович…

Граня забыла затворить за собой дверь, и, проходя мимо отделения первотелок, Струганов и зоотехник увидели Авдотью. Хотя они остановились в нескольких шагах от нее, поглощенная своим делом доярка не заметила их. Руки ее двигались с удивительной быстротой, сухие губы были плотно сжаты, суровым покоем дышало ее худое, ореховой смуглоты лицо…