Лола – любящее сердце - Изабель Абеди

и глубоко вдохнул. На минуту опять стало тихо, и я уже решила, что он умер от внезапной остановки сердца. Но тут малыш выдохнул, вдохнул, открыл рот и завизжал, как поросенок.

Я тоже выдохнула. Но с облегчением. Антон оказался даже чересчур живым. Он продолжал верещать и тогда, когда я вынимала его из кроватки.

— Тише, тише малыш, — уговаривала я. — Все хорошо. Твоя Лола здесь. Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Я стала ходить с ним по комнате, поглаживая по спинке, и он действительно перестал плакать.

Вместо этого он начал брыкаться. Колотить меня пятками по ребрам, дергать мои волосы и прыгать у меня на руках. Я нащупала выключатель, взяла бутылочку с водой со столика и предложила ее малышу, но Антон точным ударом выбил ее из моих рук.

— Буа, — лопотал он. — Даба. Мамамамама!

— Мама сейчас придет, — сказала я, втайне надеясь, что произойдет это еще не очень скоро.

Я взглянула на часы. Двадцать минут одиннадцатого. Салли отсутствует уже больше часа. Я схватила первую попавшуюся игрушку и сунула Антону. Это оказалась матерчатая книжка с картинками для самых маленьких. Там была нарисована большая красная гусеница. Но Антону гусеница не понравилась. И вообще ему не нравилось ничего из того, что я предлагала. Он все выбивал из рук и нетерпеливо повторял одно и то же: «Буа!»

Тут я не отказалась бы от помощи настоящей суперняни. Уж она бы точно перевела, что хочет сказать малыш этим самым «Буа».

Но суперняня существовала только в моем воображении, и мне пришлось самой догадываться, чего хочет Антон. Мы с ним перебрались в гостиную, и там он начал брыкаться еще сильнее. Я спустила его на пол. Малыш посидел, разглядывая комнату, и встал на четвереньки. Сначала он немного покачался, словно ловил равновесие, а потом тихонько пополз вперед, причем переставлял не только руки и ноги, но и помогал себе попкой. Это было ужасно забавно: Антон сразу стал похож на маленького упитанного тюленя.

— Молодец! — восхитилась я.

— Буа! — ответил мальчик.

Он хлопнул ладошкой по полу и остановился. Потом еще немного прополз и шлепнулся на спину. Открыл было рот, чтобы заплакать, и взглянул на меня. Я зааплодировала.

Наверно, «буа» означало «помогите, пожалуйста»!

Я легонько похлопала его по попке.

— Еще разок, — сказала я ему. — У тебя все получится.

— Буа, буа! — сказал Антон и попробовал еще раз.

Теперь мальчик стал похож на маленького толстого щенка, который только что научился ходить. Он заполз за письменный стол и потянулся к стопке книг. Затем поднялся на ножки и стоял, покачиваясь. Книжная башня тоже начала покачиваться, и верхние книги посыпались на пол. Я не успела поддержать малыша, и он плюхнулся прямо на книги.

Я бросилась к нему, но он уже перевернулся и сел. Захлопал в ладоши, а потом принялся вырывать страницы из первой попавшейся книги.

Ой-ой-ой!

— Нельзя, — сказала я, но малыш был другого мнения на этот счет.

Я попыталась остановить его, но Антон так завизжал, что я решила — книгой придется пожертвовать. Вырвав страниц десять, он пополз дальше. Следующей целью стала корзинка с клубками шерстяной пряжи, стоявшая рядом с диваном.

Со стола посыпались карандаши, стоявшие в чашке. Рядом стояла еще одна чашка с остывшим кофе, но ее я заметила только тогда, когда темная жидкость пролилась на пол. Антон ужасно обрадовался, и тут я вспомнила про козочку Белоснежку в нашей ванной.

Я бросилась в кухню, а когда вернулась с бумажным полотенцем, Антон уже вытаскивал книги с нижних полок. Наверное, в нем проснулся писатель. Или преподаватель. Но скорее всего — книгометатель.

— Может, хватит? — взмолилась я, когда мимо моего уха просвистел «Эмиль из Леннеберги».

Но Антон вошел в такой раж, что я даже немного испугалась. И Салли, похоже, тоже.

Она как раз в это время появилась на пороге гостиной.

— Что здесь происходит? — удивилась она.

— Я… э-э… — я понятия не имела, что и сказать.

Наверно, то, что я спасла Антона от внезапной детской смерти, не прокатит. Больше ничего Салли спросить не успела, потому что донесся звук поворачивающегося в замке ключа. А в следующую секунду в гостиную вошла мама Антона. Мальчик тем временем добрался до окна. Туда он, похоже, и стремился.

Так вот что означало «буа»: на подоконнике лежала бутылочка от «Мистера Проппера», любимая игрушка сына Луизы.

— Не могу глазам поверить, — прошептала она. — Антон ползает! Я уже несколько недель этого ждала!

Она схватила малыша на руки и прижала к себе.

— Как это произошло? — растерянно спросила она.

— Он проснулся, — сказала я. — Я… Кажется, мы пошли с ним в гостиную. А потом он взял и пополз.

— Точно, — сказала Салли, поспешно стаскивая с себя куртку. Лицо у нее было бледноватым. — Все случилось так неожиданно… — Она покосилась на меня, потом на Луизу. — Здорово, да?

Луиза кивнула и с нежностью взглянула на девушку.

— Когда ты впервые поползла, твоей мамы тоже не было рядом. А теперь рядом с Антоном оказалась ты.

Салли прикусила губу, опустила голову, а потом кивнула.

Мама Антона была так счастлива, что ни слова не сказала по поводу беспорядка в гостиной. Сказала, что сама все уберет, заплатила Салли и вызвала для нас такси.

Салли молчала, когда я уселась рядом с ней на заднем сиденье. В машине слегка попахивало спиртным, но мне показалось, что водитель тут ни при чем.

Наконец машина остановилась перед нашим парадным, но Салли так ни разу и не посмотрела мне в глаза.

— Спасибо, — пробормотала она. — Ты очень меня выручила сегодня. Это тебе.

Она протянула мне купюру в пять евро, но я покачала головой:

— Нет. Я их не заработала.

Я пронеслась к двери квартиры и нажала на кнопку звонка.

Папай уже был дома.

— Как все прошло? — спросил он.

— Отлично, — пробормотала я.

Я еще не была готова рассказать обо всем, что случилось, поэтому отправилась в свою комнату, надела пижаму, а когда в ванную шла чистить зубы, услышала, как папай напевает в спальне по-бразильски:

— «Мой маленький принц, ты так прекрасен, ты самый чудесный на свете…»

Песню я знала и раньше, но от этих слов мне почему-то стало грустно.

— Твой братишка опять играет в ночной футбол, — улыбнулась с кровати мама.

Папай положил руку ей на живот. Он весь лучился от счастья. А у меня похолодели ноги и заурчало в животе.

— Это правда, что вы любите его больше, чем меня?

Слова вырвались у меня еще до того, как я успела их подумать.