Господин двух царств - Джудит Тарр

— А Египет?

— Разве я хочу Египет?

Мериамон замерла. Царь улыбался. Он испытывал ее. Она тоже постаралась изобразить на своем лице улыбку.

— Ты хочешь Египет, — сказала она. — Там твоя сила.

— Моя сила в Македонии.

— И поэтому ты ее оставил?

Теперь он замер и ответил на ее улыбку сжатыми губами и сверкающим взглядом.

— От глубоких корней дерево растет высоко.

— От глубоких, — согласилась она. — И широко разветвленных. Кто ты такой, Александр? Кто был твой отец?

— Ты хочешь оскорбить мою мать?

Осторожно, опасность. Улыбка Мериамон стала теплее и шире.

— Меньше, чем какую-либо женщину в мире. Мой отец видел твое зачатие, ясно видел в магической воде. Но бог может являться в разных обличьях.

Она все время чувствовала, почти осязала, как слушает Нико — напряженно и молча.

Александр застыл, но в нем был трепет, трепет пламени, которое, даже неподвижное, все равно обжигает.

— Вспомни Тиндарея, — сказала Мериамон, — и Геракла, своего предка.

— Нет, — сказал Александр едва слышно. — Она говорила мне однажды — и не однажды, — но это все вздор. Он никогда не принадлежал только одной женщине. Даже ей. Особенно ей. В ней всегда было слишком много огня.

— Огонь привлекает огонь, — ответила Мериамон. Тихо, так же тихо, как он, как будто это был не ее голос.

— Нет, — сказал он. — Меня породил не бог. Никто никогда не претендовал на меня. Я сын Филиппа и ничей больше.

— Ничей?

Александр больно сжал ей руки.

— Тогда где же был этот бог, когда он был мне нужен? Где он был, когда меня били и морили голодом, чтобы подчинить своей воле? Где он был, когда мой отец менял женщин одну за другой, бросал оскорбления в лицо моей матери и смеялся, когда она упрекала его? Где он был, когда отец насмехался даже надо мной, заведя ублюдка, и выгнал меня, когда я потребовал то, что принадлежало мне по праву? Где он, наконец, был, когда мой отец умер?!

«Это любовь», — подумала Мериамон. Любовь — и ненависть, такая глубокая, что она снова обернулась любовью, отравленная завистью, подслащенная гордостью. Великие люди так редко имеют великих сыновей, а здесь был Филипп, был Александр, и кто бы из них потерпел соперника?

— Говорят, ты убил его, — произнесла она ясно, спокойно и совершенно хладнокровно.

Он не свернул ей шею. Даже не ударил. Он впитал это с молоком матери: никогда не поднимать руку на женщину.

Он отпустил ее. Тяжело дыша, отступил на шаг, и сказал:

— Я мог бы убить его. Я хотел — о боги, гораздо чаще, чем ты можешь представить! Но не так. Не таким орудием.

— Дурак, — сказал Гефестион. Он подошел и стоял позади; было ясно, что он слышал часть разговора. — Он был честным идиотом, госпожа. Он думал, что его презирают из-за более молодого и хорошенького мальчика. Он так долго переживал это, что осталась одна только ненависть.

— Он был безумцем, — сказал Нико, словно эхо царского друга. Но это был его голос, и он сам стоял за спиной Мериамон. — В нем не осталось ничего, кроме злобы. Нет, госпожа. Македонцы всегда были склонны убивать своих царей, это помогает поддерживать в них силу духа. Но не так.

— Я знаю, — ответила Мериамон. И, если она и не знала этого раньше, то должна была понять теперь, когда Александр кричал ей о смерти своего отца. Отца по крови. Это несомненно. Но его отец по духу… — ты не только плоть, Александр. Но у богов свои пути и свое время. Может быть, тебя испытывали и закаляли в горниле. Может быть, они хотели, чтобы ты нашел свой собственный путь.

— Тогда зачем здесь ты? — спросил он.

— Чтобы направить тебя, — ответила она, — может быть, если таков твой выбор.

— Ты хочешь сказать, что у меня есть выбор? Его насмешка заставила ее улыбнуться.

— Я не прокляну тебя, если ты мне откажешь.

— Ну нет. Ты будешь приставать ко мне, пока я не сдамся.

Мериамон слегка пожала плечами.

— Я очень упряма. Это мой порок.

— Как всего вашего народа, — отвечал Александр. — Объясни мне, зачем я должен идти в Египет. — Но прежде чем она заговорила, он предостерегающе поднял руку. — Только не рассказывай мне про богов и предсказания. Объясни мне все здраво. Какая польза Египту от моей войны против Персии? Ее сатрап умер: я сам видел его тело. Остальные вельможи слишком заняты борьбой против меня, чтобы держать ваш народ в повиновении. Вы можете восстать сами и уладить дело без меня. Зачем я вообще нужен?

— Затем, что ты есть, — отвечала Мериамон. — Зачем сотворили тебя боги. Чего ты хочешь, Александр? Ты хочешь отомстить, и только, и быть уверенным, что, пока ты жив, Персия будет держаться подальше от Эллады? Покидая Иссу, ты уже имел все это.

— Я не добьюсь этого, пока Дарий жив и не забыл, что он мужчина.

— Ну хорошо. Допустим, он помнит об этом, допустим, ты заставил его сражаться, допустим, что ты победил. И что дальше? Вернешься домой и будешь царствовать в Пелле, изображая из себя старейшину Эллады? Тебе хватит такой империи?

— Моему отцу хватало.

— Разве?

Лицо Александра было очень спокойным.

— Ты хочешь сказать, что я должен завоевать мир?

— Я говорю, что ты должен попытаться.

— А Египет?

— Египет ждет тебя.

— Я об этом ничего не знаю, — сказал Александр.

— Тогда, возможно, ты должен узнать! — воскликнула Мериамон. — Мы можем научить тебя, Александр. Наша земля очень древняя, и наша сила лежит глубоко. Мы можем дать тебе и то, и другое.

— Можете ли вы сказать мне правду, кто я есть?

— Если ты придешь к нам, — отвечала она, — сможем.

— Мы?

— Мои боги, — сказала Мериамон, — и мой народ.

— Я не верю тебе.

Она улыбнулась.

— Конечно, не веришь. Ты знаешь так мало, а мог бы знать так много… Ты знаешь что-нибудь об оракулах?

Александр был озадачен таким резким поворотом темы, но соображал он быстро.

— Дельфы?

— А, — сказала она, — твой смышленый бог. Нет, я имела виду твоего отца. Который говорит из твоей родной земли, из Додоны под великими деревьями.

— Он не… — Александр закрыл рот, потом заговорил снова: — Да, я знаю Додону.

— Это один конец мира, — продолжала Мериамон, — но есть и другой. Глубоко в пустынях Ливии, за горизонтом Двух Царств, из песка и глубоких вод говорит голос бога. В моей стране мы называем его Амоном, тайным богом, богом-небом, царем богов. У вас это Зевс, и это его голос говорит из деревьев.

Она завладела его вниманием. Он склонился к ней, трепеща, как охотничья собака, учуявшая след. Позади него статуя ее отца стала как будто выше, глаза заблестели.