Лелишна из третьего подъезда - Лев Иванович Давыдычев

что находится на дежурстве, то есть при исполнении служебных обязанностей.

Сейчас он исполнял свои человеческие обязанности — переживал.

Товарищ майор сказал ему:

— Хорош!

Как это понять? Ведь товарищ майор мог сказать прямо:

— Горшков, тебе после такого позорного клоунского выступления не место в рядах героической милиции.

Но он не сказал этого. Он сказал:

— Хорош!

Может быть, похвалил? Тогда бы он мог выразиться иначе, яснее, например так:

— Горшков, ты выполнил свой долг. Не беда, что ошибся и попал в смешное положение, хотя человек ты, безусловно, серьёзный. Конечно, благодарности в приказе ты не заслужил, но твоё место, конечно, не в цирке, а в рядах героической милиции.

Во всём был виноват цирк. Тут серьёзному человеку не место. А если судьба или служба забросила его сюда, надо усилить бдительность не в два с половиной раза, а в шесть-семь. Иначе такое с тобой случится, что и не придумать.

Сейчас самое время объявить

следующий номер нашей программы.

КОРОННОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ГОРШКОВА

Тут появился Григорий Васильевич.

— Почему не смотрите? — спросил он.

— А это вас, гражданин фокусник, не касается. Вам этого не понять.

— Зря переживаете. Ничего страшного не случилось.

— Э-эх… — с укоризной произнёс Горшков. — Вас бы на моё место.

— Или вас на моё. — Григорий Васильевич улыбнулся и ушёл.

И ни он, ни Горшков не подозревали, конечно, что эти вот слова сбудутся.

И ещё не знал Горшков, что его несчастья, связанные с цирком, не кончились. Они только-только начались.

Самое страшное было впереди.

Вот как это случилось.

Григорий Васильевич появлялся на арене следующим образом.

Вставал за кулисами на плоский деревянный круг.

Включалось специальное устройство.

И круг как бы сам собой плавно двигался вперёд, на арену — как бы плыл.

И пока зрители гадали, в чём тут дело, фокусник сходил с круга на ковёр. А круг уплывал обратно.

— Выступает Григорий Ракитин! Фокусы и манипуляции!

Заиграл оркестр.

— Включайте! — приказал фокусник.

И в это самое время стоявший рядом с кругом Горшков решил посмотреть на товарища майора.

Милиционер шагнул.

Споткнулся о край круга.

Полетел вперёд.

И столкнул фокусника с круга на пол.

А сам остался на круге, еле удержавшись на ногах.

И круг повёз его на манеж.

Публика увидела Горшкова и засмеялась.

И зааплодировала, как знакомому артисту.

А он, согнув ноги в коленях, боялся пошевелиться. Всё тело словно застыло.

Тут Горшков увидел, что товарищ майор встаёт.

И уходит.

А круг на мгновение замер и поплыл назад.

Горшков стоял на нём по стойке «смирно», смело глядя перед собой, готовый мужественно встретить любую опасность, любую превратность судьбы, любой её фокус.

И если бы сейчас какая-то неведомая сила подбросила его вверх и ударила о землю, он бы нисколько не удивился. Он перенёс бы и это.

Зрители опять же решили, что видели очередной смешной номер, с удовольствием похлопали в ладоши и стали ждать, что будет дальше.

А дальше — появился Григорий Васильевич и начал своё выступление.

Семнадцатый номер нашей программы.

Им заканчивается второе отделение нашего представления

В антракте ребята вышли подышать свежим воздухом.

Впереди осталось ещё одно отделение — выступление Эдуарда Ивановича с его хищниками.

Ребятам было уже грустно: скоро конец.

Наверное, когда-нибудь придумают так, что цирковые представления будут длиться почти без конца. И будет в них не два и не три отделения, а… (впишите цифру — сколько вам надо).

— А когда я домой приду, — сказал Петька, — там у меня будет «представление продолжается». Больше меня из дому не выпустят. До первого сентября. А потом станут только в школу выпускать. Цепь для меня купят. Буду сидеть на цепи, как Барбос.

— Сам ведь виноват, — сказала Лёлишна. — Вот если бы ты сегодня не сбежал в цирк, завтра тебя уже выпустили бы.

— Он что, тоже неподдающийся? — спросил Владик.

— Вроде этого, — ответил Виктор.

— Тогда его надо на поруки взять.

— Это как? — спросили ребята.

— Очень просто, — начал объяснять Владик. — Пойти к нему домой и сказать, что вы за него ручаетесь.

— Это как? — спросил Петька.

— Отвечать они за тебя будут. Не одного тебя ругать станут, а вместе с ними. Со мной несколько раз так делали.

— И помогает? — спросила Лёлишна.

— Помогать-то, конечно, не помогает, — честно признался Владик, — но зато удобно. Тебя, к примеру, из школы исключать надо, а класс тебя на поруки берёт. Значит, в школе остаёшься. Стоишь себе на собрании, краснеешь, но домой идти не страшно. А дальше ещё лучше. Натворишь чего-нибудь, а отличники на собрании говорят: мы не доглядели, мы чего-то там не проявили, мы упустили. А им говорят: вы не доглядели, не проявили, упустили, не сумели куда-то подойти.

— Я не против! — радостно заявил Петька. — Берите, берите меня на поруки эти самые! Не возражаю.

— Он не возражает! — воскликнул Виктор. — Ты сначала нас спроси, согласны ли мы за тебя ручаться. А если ты нас подведёшь? Тогда что?

— Закопайте меня живьём в могилу! — Петька шесть раз ударил себя кулаком в грудь. — Под трамвай киньте!

— Не кричи, — остановила его Лёлишна. — Я бы с удовольствием взяла тебя на поруки. Но мне тебя на поруки не отдадут, да и ни к чему они. Ничего с тобой особенного не будет.

— Так и вам ничего не будет, — сказал Владик. — Раз, два и взяли на поруки. А дальше — каяться только. Вот и всё.

— Возьмите! — взмолился Петька. — Поручитесь!

— Как же за тебя ручаться, — спросил Виктор, — когда ты без царя в голове живёшь?

— А с чего это у меня в голове царь должен быть? — возмутился Петька. — Смейтесь, смейтесь, — угрожающа произнёс он. — Вот попадёте в беду, я смеяться не буду.

— Да какая у тебя беда? — возмутилась Лёлишна. — Наоборот. Захотел — из дому убежал. Захотел — в цирк пошёл. Мороженое ел. Хохотал. Теперь немножко попадёт.

— Последний раз спрашиваю, — грозно проговорил Петька, — берёте меня на поруки или нет? Друзья вы мне или просто так, понарошке?

— Досмотрим представление, —