Враг невидим - Юлия Федотова

— Что?! — Веттели чуть не подавился непрожёванным куском плюшки. — Как-как его звали?!

— Хантер Доббин Пулл… А что такое, милый? На тебе лица нет! Ты… ты с ним знаком?

Знаком? О, да! Лейтенант Веттели очень хорошо знал своего капрала Пулла, каменщика из графства из Эльчестер. Мало того, он сам, лично, следил, чтобы могилу для него вырыли поглубже, чтобы не добрались до его тела хотя бы стервятники и волки — парень погиб геройски и заслужил честное погребение. А что потом с ним стряслось? Да, теперь Веттели это тоже знал. Ах, лучше бы не знать! Ах, лучше бы тело, как обычно, сожрали падальщики.

— Мы служили вместе, пока… гм… какое-то время. Мне надо его увидеть, нянюшка, я непременно должен его увидеть!

— Ну хорошо, хорошо, милый, не стоит так волноваться! — няня уж и не рада была, что завела этот разговор. — Доедай, и пойдём с тобой к Пуллам…

— Нет! Не сейчас! Сперва я должен вернуться в школу и взять там… кое-что. Я мигом!

— Какао-то, какао допей! Что за спешка?

Куда там! Он уже умчался.

«И что война делает с людьми!» — сокрушённо вздохнула миссис Феппс, глядя ему вослед.

Спешки на самом деле не было. Но Веттели мчался так, будто за ним гнались все демоны Махаджанапади и белых песков Такхемета. На душе было тошно и больно, хотелось скорее покончить с этим ужасным делом. А ещё больше хотелось, чтобы с ним покончил кто-нибудь другой. Но какой смысл мечтать о несбыточном? Нет, это было его дело, и только его. Наверное, оно — часть той кары, что каждому из них непременно придётся понести, если есть на этом свете хоть какая-то справедливость…

Хорошо, что Эмили оказалась на месте, с доктором Саргассом было бы сложнее — Веттели его побаивался из-за белого халата и строгих манер.

В медицинский кабинет для девочек Веттели влетел без стука, и уже задним числом сообразил, как безобразно поступил. Счастье ещё, что на приёме в тот момент никого не было, Эмили просто делала свои записи.

— У тебя есть бальзамический линимент? — не переведя дух, выпалил Веттели, вчера за глинтвейном они незаметно для себя перешли на «ты».

— Конечно… Господи, а что случилось? У тебя вид, как у загнанной лошади! Признавайся, ты всё-таки простудился? У тебя фурункул? Где? Показывай немедленно! — она подступила к нему с видом грозным и непреклонным, потому что знала: фурункулы чаще всего возникают в таких местах, которые обычно предпочитают не показывать никому, даже врачам, и без давления на пациента тут не обойтись.

— У меня нет фурункула, клянусь! — вскричал Веттели. — Случилось несчастье иного рода, и не со мной! Это вообще не медицинское дело. Я тебе потом всё расскажу, хорошо? Просто сейчас я должен бежать.

— Ну, хорошо, держи, — немного испуганная Эмили протянула ему склянку с бальзамом. — Учти, воняет сильно.

— В том и суть! — хотя, может быть, и не в том, а в пепле птицы феникс, но это он уже не стал уточнять.

Из «женского» крыла Веттели промчался в центральное, в гимнастический зал, по недомыслию надеясь застать там Токслея. Конечно, не застал, в выходной-то день. Не было лейтенанта и в его комнате. На стук из соседней двери вынырнуло заспанное, недовольное лицо физика, профессора Карлайла.

— Ну что вы барабаните понапрасну, молодой человек? Коллега Токслей ещё вчера уехал в город к своему дядюшке, вернётся только во вторник, как обычно. Вы ведь, кажется, с ним приятельствуете, так могли бы уже изучить его распорядок!

— Извините, сэр, — расстроено пробормотал Веттели. Последняя надежда, что на дело придётся идти хотя бы не в одиночку, рухнула. Что ж, кара есть кара — не избежишь и не облегчишь. Остаётся только смириться и принять уготованное судьбой.

На обратном пути до деревни Веттели больше не устраивал гонок — нужно было отдышаться и прийти в себя — из загнанных лошадей получаются не самые лучшие бойцы.

Да, он шёл, как в бой. И чувствовал себя, как обычно бывает перед непредсказуемой и жестокой ночной атакой, в которой когда каждый — сам по себе и сам за себя, не на кого надеяться и ждать помощи неоткуда. Но в бою, по крайней мере, есть своя честность, своё благородство. То, что ему предстояло совершить теперь, скорее походило на казнь преступника, который в своём преступлении не виноват.

— Бежишь? — няня встретила его на пороге, одетая по-уличному. — Идём к Пуллам? Я уже видела Ханни, сказала, что ты однополчанин Хантера. Она готова нас принять… Милый, только сперва скажи честно, ты ничего дурного не задумал? Я знаю, Хантер всегда был сложным человеком, может, у тебя с ним какие-то старые счёты? Что-то мне тревожно…

Что он мог ей ответить, кроме уклончивого «Обещаю, всё будет хорошо»?

Пуллы жили через дом от миссис Феппс, оказывается, он сегодня уже дважды пробегал мимо их дома, старинного, но добротного, выстроенного чуть в глубине от дороги, за невысокой каменной оградой сухой кладки. На звон дверного колокольчика вышла хозяйка, чуть полноватая женщина лет сорока, с усталым, заплаканным лицом, с первой сединой в тёмных волосах. При виде гостей, она постаралась улыбнуться.

— Проходите, проходите, пожалуйста! — она посторонилась, пропуская их в дом. — Мистер Веттели, Пегги сказала, вы хотите видеть моего брата? Вы служили вместе?

— Да… — но запнулся, почувствовав, как к горлу подкатил неприятный комок: началось! Наступил момент, который его больше всего пугал. — Да, миссис Пулл. Я обязательно должен его видеть. Это возможно?

— Я… — голос женщины тоже дрогнул, покрасневшие глаза вновь налились слезами. — Не знаю, что вам ответить. Я могу только показать вам его комнату, а дальше — захочет ли он? Понимаете, он, кажется, не в себе и ведёт себя странно. Наверное, грешно так говорить, но я его совсем не узнаю, будто это и не мой брат… — Веттели слушал, не перебивая, а женщина, кажется, рада была возможности выговориться, избавиться от накопившегося в душе. — Мистер Веттели, это так хорошо, что вы к нам заглянули. Вы ведь тоже прошли войну — может быть, сможете понять, что с ним творится? Может быть, вам он откроется? Мне-то он ничего не хочет говорить. Вдруг с ним какая-то беда, ранен был или болен? Знаете, ведь два года назад нам приходила на него похоронная бумага. И над деревней летал перитон, все видели… Мы были уверены, что бедный Хантер погиб, горевали ужасно, сердце разрывалось… И вдруг — вернулся! Такая радость… но… Он стал чужой, совсем чужой! Глаза чужие, мёртвые… Я его боюсь. Так боюсь, мистер Веттели! За себя, за моих девочек… Он, кажется, не делает ничего дурного, но мне отчего-то страшно. Вчера… — она шумно сглотнула, ей было трудно говорить. — Наверное, мне нет прощения, но вчера я вдруг подумала знаете что? Я подумала: лучше бы он в самом деле погиб…