Третья пуля. Охота на Цирульника - Карр Джон Диксон

— Всего-навсего морилка от тараканов, капитан, — упрямился Уоррен. — Подумаешь, всего-навсего тараканья морилка!

Судорога сотрясла мощное тело капитана Уистлера; неповрежденный глаз вылез из орбиты, но его протесты угасли втуне под мощной ладонью Валвика, запечатавшей его уста. И все равно Валвику пришлось зажимать ему рот обеими руками.

— Шестно, Старый Морж, это рати тфоей ше польсы! — умолял Валвик, таща капитана за стол и насильно усаживая на стул. Ответом ему послужил фонтан невнятных звуков, словно под землей заработал гейзер. — Инаше ты сейшас стелал пы шшто-нипуть такое, о чем потом пришлось пы пошалеть. Эти госпота все опъяснят; ручаюсь! Если обещаешь ситеть тихо, я тепя отпущу. Ты мошешь скасать им фсе, шшто тумаешь о них, если тепе путет лехше, только ничефо не телай. Иначе притется тепя утихомирить… Кофорю тепе, фсе рати тфоей ше польсы! Ну, смотри. Ты — шелофек слофа. Ну как?

Ответом ему послужило согласное мычание — капитан Уистлер склонил голову, словно умирающий гладиатор. Валвик отошел назад и убрал руку.

Последующие полчаса Морган с удовольствием вычеркнул бы из своей жизни. Сказать, что это была нервотрепка, значило ничего не сказать; ибо как можно не упомянуть о тех неуловимых нюансах, которые, по мнению мистера Лесли Перригора, являются солью классической драмы. Речи и поведение капитана были исполнены поистине классической мощи; он часто хватался за шею и устремлял дрожащий перст на Уоррена, словно Макбет, увидевший призрак Банко, и беспрестанно повторял:

— Говорю вам, он сумасшедший! Он пытался меня отравить! Он одержим манией человекоубийства! Вы что, хотите, чтобы он перерезал всех моих пассажиров? Почему вы не разрешаете мне посадить его под замок?

Если в конце концов возобладали более трезвые намерения, то лишь благодаря некоему обстоятельству, которое в тот момент не пришло Моргану в голову. Он вынужден был признать: у капитана Уистлера имеются веские причины для недовольства. Помимо физического ущерба и ущемления личного достоинства (струя из «Русалки» угодила прямиком в поврежденный левый глаз Уистлера, словно стрела, пущенная из лука меткой рукой), у капитана были все основания жаловаться и на вездесущую жидкость от насекомых. Вся каюта была ею залита. Призрачное марево окутывало парадную форму капитана; морилка пропитала его постель, одеяла, подушки, простыни; вокруг его ботинок образовалась лужица; вахтенный журнал благоухал, от деловых бумаг капитана остались одни намеки и воспоминания. Короче говоря, можно было смело спорить на что угодно, что еще долгие месяцы ни один таракан не осмелится приблизиться ни к чему принадлежащему капитану Уистлеру.

Тем не менее Морган был изрядно изумлен, когда через короткий промежуток времени — через полчаса — капитан снизошел до того, чтобы выслушать их объяснения. Правда, он швырнул автоматическую электрическую противомоскитную пушку «Русалка» на пол посреди комнаты и яростно растоптал ее ногами. Правда, он ни на йоту не отступился от своего заявления, что Кертис Уоррен — опасный сумасшедший, который скоро перережет кому-нибудь глотку, если на него не наденут смирительную рубаху. Но — читатель сам решит, благодаря ли задабриванию и лести Пегги или же по другой причине, которая вскоре будет указана, — через полчаса капитан все же согласился предоставить Уоррену последний шанс реабилитироваться.

— Всего один шанс, — объявил он, наклоняясь вперед на стуле и хлопнув рукой по столу, — и это все!!! Еще одно подозрительное движение — касается не только его, но и всех вас — всех вас, понятно? — и он отправляется под арест! Вот мое последнее слово. — Не спуская с них взгляда, Уистлер откинулся назад и принялся пить лекарство в виде виски с содовой, которое ему принесли. — А теперь, если не возражаете, перейдем к делу. Во-первых, вот что. Мистер Морган, я обещал делиться с вами всеми полученными сведениями, потому что считал, что по крайней мере вы находитесь в здравом уме. Что ж, кое-какие сведения я получил, хотя, признаюсь, они меня изрядно озадачили. Но прежде чем я поделюсь новостью с вами, я хотел бы кое-что заявить. И молодой маньяк, да и вы трое причинили мне больше забот, чем было у меня когда-либо на борту управляемого мною судна. Я просто готов вас всех растерзать!!! От вас столько хлопот, сколько от всех остальных пассажиров, за исключением вора, который украл изумруд. Но, в своем роде, вы тоже замешаны в эту историю…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Осторожно», — подумал Морган.

— Но дело прежде всего. И раз уж вы сами изъявили готовность мне помочь… Вы уверены, что за дверью никто не подслушивает?

Старик так подозрительно озирался, что Валвик высунулся за дверь, проверил, нет ли кого в коридоре, а потом задернул все иллюминаторы. Пегги серьезно сказала:

— Капитан, по-моему, вы даже не представляете, насколько мы были бы рады помириться с вами и уладить недоразумение. Если мы чем-нибудь можем вам помочь…

Уистлер помялся. Потом сделал еще один глоток виски и нехотя признался:

— Я только что видел его светлость.

Друзья поняли, что капитан в отчаянном положении.

— Он… м-м-м… в ярости, потому что изумруд не был застрахован. Вообразите, старая калоша имела наглость заявить, что я был пьян и халатно отнесся к своим обязанностям! Гром и молния! Прямо так и сказал!!! Заявил, что этого бы не произошло, если бы слон остался у него…

— Вы ведь не нашли его — случайно, а? — уточнил Морган.

— Нет!!! Я обыскал судно вместе с пятнадцатью отборными людьми от носа до кормы, но не нашел слона, вот так-то, молодой человек! А теперь замолчите и слушайте. Я не думаю, что он подаст на пароходство в суд. Однако следует учитывать и юридический аспект дела. Вопрос в следующем: виновен я или нет в преступной халатности? С юридической точки зрения изумруд находился в моем владении, хотя я и не успел запереть его в сейф. Покажите мне того увальня, — здоровый глаз капитана Уистлера налился кровью, — который говорит, что я виновен в небрежном обращении — в неосторожности, повлекшей за собой несчастный случай! Просто покажите мне его, и все. Я только на него взгляну, и он пожалеет о том дне, когда его папаша начал ухаживать за его мамашей! Как я могу быть виновен в небрежном обращении, если сзади на меня напали четверо вооруженных мерзавцев и оглушили бутылкой? Виновен ли я? О нет! — Капитан Уистлер подкрепил речь выразительным жестом, достойным самого Марка Туллия Цицерона. — Нет, я не виновен. Так вот. Если кто-нибудь убедит старика Стэртона в том, что на меня напали, а я не мог защититься… Помните, я не хочу, чтобы вы говорили, будто вы видели, как на меня напали. Если начнете лгать, то — провалиться мне на этом месте! Лгать я и сам умею. Но если бы вы сказали ему, что, исходя из ваших собственных наблюдений, готовы поклясться, что я стал жертвой подлых негодяев, напавших на меня из-за угла… В общем, деньги для него почти ничего не значат; я почти уверен в том, что он не подаст в суд… Ну как? — поинтересовался капитан, внезапно понижая голос до своего поразительно нормального тона.

Все хором заверили его, что согласны.

— Так вы сделаете это? — переспросил Уистлер.

— Капитан, я сделаю больше, — серьезно заявил Уоррен. — Я назову вам имя сукиного сына, у которого этот изумруд находится сейчас.

— Что-о?

— Да. Я ничего не утаю. Итак, человек, у которого в данную минуту находится изумруд, — сообщил Уоррен, наклоняясь вперед и тыча пальцем в лицо капитана, — не кто иной, как подлый преступник, который выдает себя на нашем корабле за доктора Оливера Харрисона Кайла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Душа Моргана, испустив глубокий стон, вылетела из тела и стала с шумом колотиться крылышками в иллюминатор. Он думал: «Все кончено. Это конец. Сейчас старая скумбрия испустит вопль, рассвирепеет и позовет на помощь». Морган ожидал от капитана многих странных, возможно многоэтажных, замечаний. Он ожидал, что капитан прикажет принести смирительную рубаху. В сущности, он ожидал чего угодно, но только не того, что произошло на самом деле. Добрую минуту Уистлер молча смотрел на них, прижав платок ко лбу.