Мир итальянской оперы - Гобби Тито

Паоло честолюбив, беспощаден и по-настоящему зол. Любя золото, с которым он имеет дело благодаря своей профессии, он постоянно, поскольку позволяет положение, богато одевается, игнорируя суровые вкусы того времени. В качестве канцлера он может позволить себе не обращать внимания на строгие правила, которые вводит дож. Разве не он посадил Симона на трон? Чем более великолепен его наряд, тем более театрально эффектным будет его крах в конце драмы.

Уже в Прологе Паоло демонстрирует умение манипулировать общественным мнением, без очевидных усилий привлекая народ на свою сторону. Но он способен на измену ради собственной выгоды. Кстати, вот что писал Бойто в письме к Верди по поводу Паоло:

"Хорошо, если Паоло примет активное участие в последующем восстании гвельфов, которые пожелают свергнуть дожа. Его должны схватить, посадить в тюрьму и приговорить к смертной казни. Тогда мы в конце концов увидели бы, как дож хоть кого-то приговаривает к смерти!"

Удача начинает изменять Паоло после сцены в саду у замка Гримальди. Симон, выяснив, что Амелия Гримальди - его потерянная дочь, жестко и резко отказывает Паоло в его притязаниях на руку Амелии; в порыве разочарования и ненависти Паоло решает похитить девушку.

Позднее, в сцене в Зале Совета, когда Паоло видит Амелию, входящую вместе с толпой, он понимает, что его план рухнул, и пытается ускользнуть. Но дож останавливает его и подробно расспрашивает - у всех на глазах, прилюдно. В конце концов дож приказывает Паоло наказать того, кто пытался похитить девушку, кем бы ни оказался этот человек.

Трудно описать драматизм сцены, которая дает певцу великолепную возможность продемонстрировать свое актерское мастерство. Парализованный ужасом, Паоло не может прибегать здесь к чисто внешним, поверхностным приемам. Его движения должны быть напряженными, жесты скупыми; актеру следует строго следить за выражением лица. Надо передать горечь, которой переполнена душа Паоло, ведь он понял, что сам ведет себя к гибели, что рухнули все его честолюбивые замыслы. Он не знает, как уйти от проклятия, - вся толпа требует, чтобы он его произнес. Дож, в котором взыграла кровь старого корсара, презрительно хватает его и швыряет на землю с криком: "И ты произнесешь проклятье!" Паоло громко, с отчаянием восклицает: "Пусть он будет проклят!", после чего мы слышим полный ужаса шепот толпы: "Будь проклят", который леденит кровь.

Это очень сильная сцена, требующая, как верно отметил Серафин, двух прекрасных, тонких актеров.

В следующей сцене (в кабинете дожа) к Паоло частично возвращается самонадеянность. Вначале он бросает яд в бокал с водой, который стоит на столе у дожа, затем подстрекает двух заключенных, Фиеско и Адорно, убить Симона. Фиеско с негодованием отказывается: он неспособен пасть так низко, и его отправляют обратно в тюрьму. Но Паоло удается разбудить ревность в сердце Адорно: он убеждает юношу, что Амелия - возлюбленная дожа. Затем Паоло уходит, оставляя Адорно в одиночестве, и запирает комнату.

В третьем акте его интриги раскрыты. В цепях, потерпев полный крах, он противится заключению в тюрьму, изрыгает полные ядовитой злобы слова и в финальной вспышке ярости открывает, что отравил дожа.

"Теперь он, наверное, умрет раньше, чем я!" - кричит Паоло. Мне кажется, эти слова не следует произносить с торжествующей усмешкой, скорее они должны передавать ужас Паоло перед неминуемой развязкой. Заговоры и яд - вот средства того, кто является негодяем по своей сути, и, мне кажется, Паоло пронизывает настоящий ужас, когда собственная его смерть стоит рядом.

Габриеле Адорно - по существу тонкий и благородный человек, но обладающий неистовыми страстями. Его любовь к Амелии не чужда ревности, и он легко верит любым наветам, когда речь идет о доже. Кроме того, мы должны помнить, что он находится под влиянием Андреа (Фиеско), чья ненависть к Симону с годами не утихла.

В сцене, которая происходит в саду Гримальди, Габриеле оповещает о своем появлении, еще за сценой исполняя две великолепные строфы. Эти строфы - с ритмом баркаролы, звучащие под аккомпанемент арфы - напоминают песню трубадура. Лучше всего, если певец в точности исполнит указания Верди: первую часть споет издалека - ben lontano, как сказано у композитора, а вторую - приблизившись, piu vicino.

Хочу отметить, что здесь, как и во многих других частях оперы, остро и пленительно ощущается близость моря, его необъятных просторов. Действительно, море в определенном смысле является одним из главных героев оперы - жизнь Бокканегры и его последние мысли перед смертью связаны с морем. Когда я ставил оперу, даже действие Пролога развивалось возле моря.

Любовный дуэт Адорно и Амелии следует исполнять с настоящим благородством; не надо объятий, здесь нужна спокойная элегантность движений, благородная сдержанность отношений. Адорно вместе с Амелией внимает словам посланника дожа - тот сообщает, что сейчас здесь появится сам дож. Юноша с радостью принимает смелое предложение девушки - им надо поспешить обвенчаться, чтобы избежать сватовства Паоло, ведь Симон просит руки Амелии для своего приближенного.

Амелия уходит, чтобы подготовиться к приему дожа. Появляется Фиеско (Андреа), Адорно просит его благословить их брак с Амелией. Побуждаемый законами чести, Фиеско открывает юноше, что Амелия - не родная дочь Гримальди и что происхождение девушки неизвестно. Для Адорно это безразлично, он хочет жениться на Амелии, и в мелодии, полной почти религиозной красоты и благородства, Фиеско дает свое благословение.

Сцена в Зале Совета. Симон смотрит на площадь через огромное окно и узнает Адорно (но не Фиеско), который сражается на стороне гвельфов. Когда толпа врывается на сцену, они оказываются рядом, и неистовый, задыхающийся молодой человек бросается на дожа с обнаженным мечом. Его останавливает только внезапное появление Амелии: девушка бросается между ними и защищает отца своим телом.

Амелия рассказывает о попытке похитить ее. Патриции обвиняют в этом плебеев, а плебеи - патрициев. Враждующие партии бросаются друг на друга с обнаженными мечами. Их останавливает полная страсти речь Симона, он призывает всех к миру, и в конце огромного ансамбля Адорно с чувством собственного достоинства отдает ему свой меч. Симон, оценив мужество юноши, отказывается принять меч. Оставшись с глазу на глаз, Симон и Габриеле демонстрируют взаимное уважение. Здесь следует достаточно длинная пауза, которая крайне необходима - она позволяет Адорно удалиться в сопровождении стражи, а Симону спокойно, не спеша, вернуться к трону.

Эти сцены очень сложны, они должны быть предельно точно рассчитаны по времени. Зачастую нас подстерегают здесь самые неожиданные "сюрпризы". Помню, однажды, когда я пел Симона в театре "Сан Карлуш" в Лисабоне, тенор, подняв меч со словами: "О небо! Вы человек, облеченный властью!", продолжал взирать на меня с таким ужасом, что я решил, будто все вокруг загорелось. Затем, наклонившись ко мне, он хрипло прошептал: "Я потерял голос".

Желая спасти положение, я бросил на него страшный взгляд и властным жестом показал стражникам, что они должны увести его. Ария Амелии, мой призыв к миру - вся дальнейшая сцена продолжалась без тенора. Однако когда начался большой финальный эпизод, я с большим удивлением увидел Адорно - правда, он был совсем не похож на прежнего - и услышал очень красивую фразу: "Амелия спасена, и она любит меня", которая торжествующе взмыла вверх, под своды зала.

Знаменитый тенор Карло Коссутта случайно оказался в театре и, мгновенно поняв, что произошло, предложил заменить потерявшего голос коллегу. Тот в это время рыдал в своей гримерной. Коссутта не был знаком с расположением декораций, более того, он никогда не пел партию Адорно на сцене. Но благодаря "корректирующим" взглядам и кивкам, которые мы с постановщиком бросали Карло, его удалось провести в полной безопасности через все подводные рифы.