Случайные смерти - Лоуренс Гоуф

— Давно они к тебе пристают?

— Третью неделю.

Уиллоус спросил:

— Когда срок следующего платежа?

Фредди перегнулся через стол, посмотрел на часы Уиллоуса.

— Двадцать минут седьмого, Фредди.

— Сейчас явятся. Я когда вас сегодня увидел, я глазам не поверил. Надо же, столько месяцев ни слуху ни духу и вдруг — опля. — Фред-дина улыбка была такой искусственной, словно он надел чужие зубы.

Паркер спросила:

— Сколько их?

— Двое, но почему-то всегда кажется, что гораздо больше. Главный — итальяшка-карапуз. В шестерках у него черный хмырь. Зовет себя Ворон. Понятия не имею, как его настоящее имя, только не Билл Косби. Они заявляются сюда, пьют, закусывают…

Уиллоус сказал:

— Можешь описать их — кроме того, что они любят поесть?

Фредди расправился с очередной ледышкой.

— У черного револьвер нечеловеческих размеров. На прошлой неделе, когда я отдал его боссу триста пятьдесят, он, знаете, что сделал?

— Что, Фредди?

— Велел закрыть глаза и открыть рот и положил мне на язык пулю. Засунул мне в рот пулю, Джек. И заставил проглотить. Это больная психика или что?

— Они тебе угрожают?

— А то. Сказали, если я буду выступать, черный хмырь приставит к моей голове пистолет и будет жать на курок, пока останется во что стрелять.

— Это, безусловно, угроза, — подтвердила Паркер.

Уиллоус повертел в руках бокал. Взглянул мимо Фредди в сторону стойки и сказал:

— Не волнуйся и делай, что скажу.

— Джек, я вряд ли смогу.

Паркер взглянула на двух бандитов, которые двинулись в их сторону. Итальянец, который называл себя Дино, немного смахивал на Эла Пачино, только мозгов и привлекательности Пачино ему явно не хватало. Было, конечно, и еще одно весьма существенное отличие. Пачино — чрезвычайно талантливый актер, а Дино — крайне плохой.

Негр, Ворон, был высок, широк в плечах и узок в бедрах. Шеи у него не наблюдалось. Черные джинсы были заправлены в высокие, до колен, черные кожаные сапоги с блестящими металлическими бляхами на голени и заостренных носах. Волосы коротко подстрижены. Черная шелковая рубаха болталась поверх джинсов. По тому, как он шел и как держал руки, Уиллоус заключил, что его револьвер заткнут за пояс джинсов.

У Дино было лицо цвета переспелого банана, дымчато-зеленые глаза. Одет в стильный легкий хлопчатобумажный костюм и остроносые черные туфли. Длинные черные волосы зачесаны назад. Голос звучал так, словно он каждое утро полоскал горло чашкой теплого оливкового масла.

— Скажи своим друзьям, Фредди, чтобы закруглялись.

Фредди сказал:

— Жми, Джек.

Уиллоус взглянул на Паркер:

— Поймай машину, милая.

— А?

— Давай, солнышко!

Паркер, скромно потупившись, выскользнула из-за стола. Ворон указал на Уиллоуса.

— Ты тоже, начальник.

Уиллоус откинулся на спинку дивана.

— У нас с Фредди уговор: я шага не сделаю, пока вы, кретины, не вернете ему деньги.

Ворон сказал:

— Чего-чего-о-о?

Дино положил обе руки на стол и наклонился к Фредди:

— Пятьсот зеленых, столько ты мне должен. Выкладывай, а то твои клиенты пожалеют, что у них костюмы не асбестовые.

Уиллоус сказал:

— Ну-ка, Ворон, ты у нас шустрый? — Он сунул руку под куртку и вытащил свой «смит». — Шустрее, чем пуля?

Ворон сказал:

— Не стреляй, парень. Разве что-нибудь происходит? Расслабься.

Несколько часов спустя Паркер вздохнула, растирая ноющую руку. Решив пойти в полицию, она представляла себе всевозможные опасности, но уж никак не подобную. Встретившись глазами с Уиллоусом, она сказала:

— Вечно одно и то же — разборка секунд на десять, а писанина никогда не кончается.

Уиллоус рассеянно кивнул и снова принялся сосредоточенно жевать ручку.

Дино Натаниэля Макгира и негра, именующего себя Ворон, подвергли всем необходимым процедурам: сфотографировали для картотеки, сняли отпечатки пальцев, препроводили в камеру предварительного заключения и уложили бай-бай. Кроме Уиллоуса, Паркер и Эдди Оруэлла, который появился с полчаса назад, в отделе никого не было.

До сих пор Оруэлл молча трудился за своим столом, но тут вдруг спросил:

— Скрепки есть, Джек?

— Есть, и я не намерен с ними расставаться.

— У меня все вышли. — Оруэлл поднял руку, цепочка из скрепок блеснула на свету. А Уиллоус все гадал, над чем это он так долго корпит. Цепочка свисала до самого пола. — Заковать меня, — скорбно сказал он, — посадить на цепь.

Уиллоус и Паркер переглянулись. Паркер спросила:

— Ты выпил, Эдди?

— Пива немного. Я не пьян… я просто… я не знаю… — Оруэлл посмотрел в потолок и выставил руки, словно боялся, что здание вот-вот обрушится. — Раздавлен, вот подходящее слово.

Уиллоусу пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку.

— Это не смешно, Джек.

— Ты прав, Эдди. Никто не спорит.

Паркер спросила:

— В чем дело, Эдди?

— Джудит меня ненавидит.

— Не говори глупостей.

— И хочет уйти.

— Ничего подобного.

— Если уже не ушла.

Паркер сказала:

— С чего ты взял? Я видела, что она дает тебе на завтрак. Она в тебе души не чает.

— Когда-то, может, так оно и было. Давным-давно. — Оруэлл обматывал цепочку из скрепок вокруг запястья. — Она беременна. Я сказал, что не хочу быть папой. Что не готов. А она, она взбесилась и сказала, чтобы я убирался и не возвращался.

Паркер переспросила:

— Джудит что? Беременна?

— Ну, во всяком случае, она так думает.

Паркер уселась поглубже.

— Может, когда вы оба все хорошенько обдумаете…

Оруэлл стукнул кулаком по столу.

— Я уже обдумал! — заорал он. — Я только этим и занимался, обдумывал!

Уиллоус сказал:

— Не кипятись, Эдди. Сторожа разбудишь.

— Она упрямая, как сто ослов. Трубку не снимает. Я весь день звоню, автоответчик выключен. Телефон звонит и звонит, я вешаю трубку и все равно слышу, как он звонит… Я боюсь, с ней случилось что-нибудь ужасное. — Оруэлл уперся взглядом в пол. — Это чувство во мне весь день растет. Трагедия. Что-то плохое случилось с моей женой или должно случиться, а я ничего не могу сделать. Это как предопределение. — Он широко раскинул руки. — Я боюсь идти домой.

Уиллоус спросил:

— Ты живешь все там же?

— Да.

Уиллоус обернулся к Паркер:

— Ты можешь дописать тут за меня?

— Нет вопросов.

Уиллоус снял куртку со спинки стула.

— Эдди, поехали.

— Джек, я не могу просить тебя отвезти меня. У тебя часа полтора уйдет на дорогу туда и обратно.

— Мы возьмем мою машину. Утром тебе придется придумать, как добираться на работу.

— Дэн Симпсон живет недалеко. Дэнни меня подвезет.

— Пошли, Эдди. Пора.

— Может, у нас с Джудит утрясется. Ребенок… Я справлюсь. — Он обернулся, помахал Паркер на прощание и похлопал Уиллоуса по плечу. — Такие вещи иногда утрясаются, а?

Весельчак, подумал Уиллоус. Посмотрим, как он будет веселиться, когда узнает, что за бензин платит он.

Глава 20

Ньюту понравился гостиничный номер, что неудивительно, если учесть, во сколько он ему обошелся — триста восемьдесят в сутки плюс всевозможные налоги. Он распаковал багаж, пока не нашел Библию Гедеонского общества, которую тут же сунул в чемодан, чтобы не забыть.

Рикки сказал:

— Зачем опять эта штука?

Ньют улыбнулся:

— Скучаешь, Рикки?

— Ну. Что происходит? Ничего.

Ньют сказал:

— Посмотри телик. Расслабься, будешь жить дольше.

Он снял трубку, набрал местный номер. Рикки взял телевизионную программу, изучил, затем схватил дистанционное управление и стал яростно тыкать в панель обоими указательными пальцами. Ньюту показалось, что Рикки жмет на кнопки одновременно. Лицо его было мрачно, верхние зубы впились в нижнюю губу, глаза выпучены. Ньюту пришлось спросить:

— Что ты делаешь, Рикки?

— Хочу врубить сразу два канала. Косби на пятом, Клинт Иствуд на двенадцатом. Класс будет, если их вместе поймать.

— Ну, давай, давай.

Ньют послушал телефон. Он все еще звонил, и каждый гудок звучал точно так же, как предыдущий. Он собирался выждать не больше дюжины гудков, но из-за Риккиных бредовых технических опытов сбился со счета. Когда-нибудь изобретут телефон, который станет сам считать гудки. На том конце он будет звонить, а вы услышите только номера. Один, два, три… Интересно, сколько чисел запрограммирует телефонная компания. Ньют представил себе, как малышня пытается установить мировой рекорд: миллион гудков, два… Нет, придется ввести ограничения. Скажем, сто гудков. И хватит. Боже, о чем он думает — он еще дурее Рикки.

— Да, что?

От неожиданности Ньют отдернул трубку от уха. Потом откашлялся и назвался. Он звонил после перерыва в несколько лет. Малый на том конце, по прозвищу Слизняк, потому что всегда сильно прилизывал волосы, довольно долго думал, прежде чем вспомнил. А затем назвал Ньюта его старым именем — Малыш, которым тот перестал пользоваться, когда отец купил ферму. Из Слизняка так и сыпались вопросы — где Малыш был последние пару лет, срок мотал или что? Ньют сказал, как его теперь зовут, и приступил к делу. Сколько попросят за «узи», или МАК-10, или М-16, или за любой надежный автомат, который можно купить немедленно, плюс дополнительные магазины и, скажем, пятьсот патронов?