Убийство в поместье Леттеров - Патриция Вентворт

Энтони все стоял и смотрел на нее, а кругом была разлита тишина. Летели минуты. Наконец он двинулся к ней, неслышно ступая по траве, и почти в тот же момент она повернула голову и увидела его. Во всяком случае, должна была увидеть. Глаза ее открылись, по у нее был странно отсутствующий взгляд. Вот глаза потеплели, и Джулия сказала:

— Иди сюда. Здесь так хорошо.

Этих немногих слов им вполне хватило. Им было легко молчать вдвоем. Через какое-то время Энтони легонько дотронулся до ее руки, и она тут же начала говорить:

— Знаешь, о чем я тут думала?

— О чем?

— О вчерашнем дне. До того, как это случилось. Наверное, всем нам тогда казалось, что все хуже некуда. Джимми, Элли, Минни были в ужасном настроении. Не знаю, каково было Лоис, но думаю, тоже нелегко. А теперь, если бы только можно было перевести стрелки часов на сутки назад, то все мы, наверное, почувствовали бы себя на вершине блаженства.

— К чему ты ведешь? — быстро спросил Энтони, крепко сжимая ее руку.

— Мы не в состоянии куда-либо вести. Мы можем только дрейфовать, — сказала она, поднимая на него потемневшие, печальные глаза. — Это и есть самое ужасное. Когда можно что-то сделать, это еще терпимо, но сделать ничего нельзя. Это все равно, что оказаться в челноке без весла и слышать, как где-то впереди грохочет, срываясь в пропасть, водопад вроде Ниагары.

Он еще крепче стиснул ее пальцы.

— Не драматизируй, дорогая.

Джулия попробовала было высвободить руку, но Энтони держал крепко.

— Да, ты прав, прости.

— На что ты намекала, когда упомянула Ниагару? Будь добра, объясни.

— Какое это имеет значение? — ответила она, глядя на него все тем же печальным взглядом. — Ну, может, не Ниагара, а просто вязкое болото, которое вскоре поглотит нас.

— Звучит отвратительно. Ты, детка, не думаешь, что пора прямо сказать, что тебя гнетет. Метафор с меня, пожалуй, хватит на данный момент.

Джулия высвободила руку и повернулась к нему всем телом.

— Ладно: прямо, так прямо. Лоис либо покончила с собой, либо ее убили. Если это самоубийство, то Джимми никогда не оправится. Он всегда будет считать, что сам довел ее до этого. Что, разумеется, противно всякой логике. Это в высшей степени невероятно, но человек в таких случаях глух к голосу рассудка, он живет во власти эмоций. Мы с тобой оба знаем Джимми с рождения. И нам обоим ясно, как и что будет ощущать и уже ощущает по этому поводу Джимми. Так обстоит дело с альтернативой номер один. Альтернатива номер два — это убийство. Тогда неизбежен вопрос: «Кто?» Джимми ведет себя так, что нет в мире полисмена, который его не заподозрил бы. Мы знаем, что он на такое не способен. Но у него была такая возможность, и это тебе тоже хорошо известно. Мотив и удобный случай у бедного Джимми имелись. Если, вдобавок ко всему, еще окажется, что завещание составлено в его пользу, то подозрения полиции перейдут в уверенность. Вот это и пугает меня больше всего.

— Не мели чепуху! — сердито воскликнул Энтони. — Не Джимми это сделал!

— Конечно. Но я говорю не о нас, а о том, как считает полиция. Ты не знал, что Джимми днем звонил в юридическую контору, где лежит завещание? Старший инспектор настоял. Сначала с ними говорил Джимми, потом — инспектор. Джимми сказал мне, что завтра копия завещания будет здесь. Я ужасно боюсь.

— Глупенькая! Десять к одному, что деньги отойдут к родственникам ее первого мужа. А что, Джимми не в курсе?

— Нет. Ему вообще не нравилось, что у нее свой капитал. Он очень расстроился, когда узнал, какая это крупная сумма. Когда они поженились, решение по делу о наследстве ее покойного мужа все еще не было принято; оно состоялось лишь спустя полгода после этого. Джимми все это очень не нравилось, он и знать не хотел, как она распорядилась своими деньгами. Полный абсурд, но в этом весь Джимми. Только полиция-то совсем не знает, какой он, и они наверняка…

— Тебе не кажется, что ты торопишься с выводами?

— Кажется. Я, конечно, полная идиотка. Не могу думать ни о чем другом. Получается, что лучше всего было бы, если бы полиция остановилась на версии о самоубийстве, по что тогда станется с Джимми?! А если решат, что это убийство, то значит, это сделал кто-то из нас.

— Вот что я тебе скажу, Джулия, — мягко проговорил Энтони. — Не стоит тебе утаивать то, что ты знаешь о Мэнни. Нужно рассказать об этом полиции. Она сделала, что задумала, теперь пускай сама отвечает за последствия. Ради спасения Мэнни я не собираюсь равнодушно смотреть, как Джимми обвиняют в убийстве Если это она отравила кофе — пусть ответит. Я не верил и никогда не поверю, что Лоис покончила с собой, и никто меня в этом не убедит. С чего ей было это делать? И, если уж мы об этом заговорили, давай будем честными до конца: у пес не было ни малейших оснований сводить счеты с жизнью. Джимми ей был глубоко безразличен. Он дал ей положение, красивый дом, в котором она могла устраивать приемы для своих друзей. Когда она выходила за него, завещание ее первого мужа оспаривали родственники Если бы дело дошло до суда, еще неизвестно, кому бы достались деньги, а финансовое положение ее было весьма шатким. Поэтому она и приняла предложение Джимми. Она мне сама об этом сказала почти прямым текстом. И после этого ты будешь утверждать, что она покончила с собой из-за того, что ее уличили в неверности?! Кто угодно — только не она! Что же до другого мотива, поверь, — я ей был так же безразличен, как Джимми.

— Ну, не знаю…

— Тут и знать нечего. Ей было скучно; она разозлилась на Джимми; она была раздосадована, что я осмелился ослушаться, когда она меня поманила. К тому же, как ты, наверное, и сама успела заметить, Лоис не выносила, когда ей перечили. Что же касается ее пылкой ко мне любви, то это уж из области фантазии. Лоис любила только одного человека — самое себя, и еще не родился на свет такой мужчина, из-за которого она была бы готова причинить себе боль.

Джулия промолчала, но в словах не было необходимости. Он знал, о чем она упрямо продолжает думать. Когда молчание слишком затянулось, Энтони снова заговорил, и по его тону стало ясно, что для себя он уже принял определенное решение.

— Она не покончила с собой. Кто-то ее отравил. Если это не Мэнни, то кто? Ты? Джимми? Элли или Минни? Вот и весь выбор. На кого ты сделаешь ставку? На кого поставила полиция, нам и так ясно. Да у них и нет лучшего кандидата, чем Джимми. Все слишком далеко зашло. Если ты сама не поговоришь с Мэнни, то это сделаю я. Лучше бы ей пойти и во всем признаться самой, но сказать им об этом нужно в любом случае.

Напряженность, так мешавшая им, пропала. Только что казалось, что она встала непреодолимой стеной между ними, и вдруг исчезла бесследно. Джулия взглянула на него и тихо, умоляюще проговорила:

— Только не сегодня, ладно, Энтони? Я сделаю это завтра рано утром.

Он подумал о том, что Джулия обладает удивительной властью над ним. Стоит ей взглянуть на него вот так, как сейчас, стоит заговорить вот таким тоном, — и он уже готов на любую глупость: упасть перед ней на колени, сжать в объятиях, сказать ей… Но что он мог сказать ей — здесь и сейчас? Он поражался и ей, и себе; изумлялся, как трудно ему сдержать переполнявшие его чувства. Но разве время сейчас говорить о любви?!

— Хорошо. Пусть будет завтра, — выговорил он охрипшим голосом.

Ее глаза затуманились, а он отвел взгляд в сторону. Неожиданно она припала к нему, уткнувшись лицом ему в рукав. Чуть помедлив, он обнял ее за плечи. Так они долго просидели в полном молчании.

Глава 23

Джулия внезапно проснулась. Она не могла понять, что ее разбудило. «Наверное, это Элли застонала во сне», — подумала она.

— Элли! — ласково окликнула Джулия.

Ей не ответили. Она прислушалась: по ровному, спокойному дыханию она поняла, что Элли крепко спит. Правда, она могла вскрикнуть и не проснуться. «Как странно! — подумала Джулия. — Мы совсем не представляем себе, где пребывает человек во сне. Я не знаю, где сейчас Элли. Я и про себя-то иногда не знаю». Она проснулась с ощущением, что только-только отняла голову от рукава Энтони, к которому давеча прислонилась. Ей хотелось опять нырнуть в этот сон, чтобы спастись от того, что их всех ожидало утром.

«Интересно, который час? — подумала она. — Наверное, где-то между двумя и тремя». В комнате было темно, только два окна, словно картины на черной стене, зависли во мраке. Оки смутно серели, как бывает на холстах старых мастеров, когда все детали уже не различимы и остаются одни светотени. Правда, на этих света не было вовсе, были лишь разной интенсивности тени. Оттого, что сколько себя помнила, она всегда спала в этой комнате, Джулия знала, что самые густые тени — там, где деревья, а более размытые — там, где ветви редеют и начинается небо. Видимо, снаружи была полная темнота, потому что она не могла четко определить, где именно кончались деревья и начинались облака. Проснувшись, она приподнялась на локте, спустила ниже к поясу одеяло и откинула назад волосы. Теперь она поправила простыню, взбила подушку и улеглась снова. Элли спит, волновался не из-за чего. Вероятно, ее разбудил один из ночных звуков, столь характерных для сельской местности, — крик птицы, лисий взлай, перекличка барсуков… Сколько раз ей доводилось слышать все эти голоса, лежа на этой самой постели!