Девятый круг - Фернандо Льобера

– Нет же, мы не из-за этого пришли, – сказал юноша. – Я нарыл еще информацию о списках игроков, а так как магазин тут рядом… – Он не закончил фразу. – Мы встретили Бенито в парадном, и он сказал, на каком вы этаже.

– Проходите, – сказал Себаштиану, немало удивленный. Он отступил от двери и сделал приглашающий жест. – Очень вам признателен, что не сочли за труд зайти.

Молодые люди вошли, юноша произвел раскопки в кармане куртки и выудил измятый лист бумаги, старательно расправил и вручил Себаштиану. Давид носил длинные волосы – намного длиннее, чем у невесты, – покрашенные в светлый цвет (хотя под шерстяной шапочкой, как показалось Себаштиану, мелькнул другой, контрастный, оттенок), и серьгу в левом ухе. Парень щеголял в мешковатой одежде в соответствии с молодежной модой (или, во «сяком случае, модой, навязанной сериалами): приспущенных штанах, цветной футболке, джинсовой куртке и шерстяной шапке. Давид был среднего роста, худой и болезненно-бледный, как все коренные мадридцы на исходе зимы. Роса, стриженная гораздо короче, и тоже блондинка, была упакована в умопомрачительно узкие джинсы, кроссовки и черный толстый жакет.

Себаштиану проводил ребят в гостиную и предложил им выпить.

– Нет, спасибо, – отказался Давид. Он с любопытством изучал комнату. В конце концов его взгляд задержался на предмете воистину примечательном. – Красивая доска.

Себаштиану, в свою очередь, посмотрел на большую шахматную доску, покоившуюся на деревянном столике посередине гостиной, на полпути к высокому окну, выходившему на улицу. Шахматные фигуры, искусно вырезанные из слоновой кости и черного дерева, были расставлены в позиции, отражавшей какую-то давнюю незаконченную партию.

– Тебе нравятся шахматы?

– Ух! Он целый день сидит в Интернете – играет, – ответила Роса.

Давид поморщился и с видом великомученика возвел глаза к небу, после чего пояснил:

– Я так и не продвинулся дальше обыкновенного любителя. А вы?

– Я очень давно не играл, – признался Себаштиану. Но тогда ты, вероятно, слышал об Иване Польскаяне.

– Ну конечно! – вскричал Давид, на сей раз опередив подружку. – Он лучший игрок в мире.

– Я встречался с ним на прошлой неделе. Занятный человек.

– Серьезно? И какой он?

Себаштиану рассмеялся:

– Из породы настоящих гениев. Он смотрит на тебя с непроницаемым выражением, так, словно просчитывает каждое твое движение. Это немного пугает. Если представится возможность, как-нибудь я тебя с ним познакомлю.

Роса толкнула локтем своего друга.

– Ах да, у меня вчера выдался свободный вечер, и я побродил по Интернету. И нашел вот это имя, – объяснил Давид, указывая на листок в руке у Себаштиану.

Португалец покосился на бумажку, где было написано: «Госпиталь "Рамон-и-Кахаль"», а сразу вслед за названием «Эмилиано дель Кампо» – имя знаменитого психиатра, члена общества «Друзья Кембриджа». Он изумленно поднял голову.

– Мне известно и имя, и название. Какое отношение они имеют к Хуану?

– Больница и врач, исключивший парня из черных списков. – без обиняков заявил Давид.

Себаштиану вздернул бровь.

– Эта информация размещена в Интернете?

– Она не всякому доступна, – ответил Давид. – Надо знать, как до нее добраться. Кроме того, мне помогли знакомые ребята-компьютерщики. Они занимаются хакерством просто так, из интереса.

– Да ладно, ты же сам все сделал, – встряла Роса. Давид покраснел.

Себаштиану еще раз недоверчиво прочел записи и глубоко вздохнул. У него тотчас появилось множество вопросов, например, почему доктор утаил от него, что лечил Хуана Аласену? Если оглянуться назад, то определенная логика во всем этом была. Госпиталь «Рамон-и-Кахаль» являлся одним из двух государственных центров автономии, специализировавшихся на лечении лудомании, а на плечи дель Кампо, как заведующего отделением клинической психиатрии, ложилась основная ответственность в решении дальнейшей судьбы Хуана Аласены. Но Себаштиану не находил объяснения, почему «друг Кембриджа» не упомянул о своей причастности к делу Хуана. Разве что больного лечил кто-то из ассистентов доктора, и сам он ни о чем не ведал из-за неукоснительного соблюдения коллегой врачебной тайны. Последнее, впрочем, представлялось маловероятным, поскольку его подпись стояла в заключении.

– Послушайте, вы что-то расследуете? – спросил Давид.

– Точно, – подтвердил Себаштиану. – Сотрудничаю с полицией в связи с одним делом.

– Вот так номер, – пробормотал юноша. – О чем речь?

– Мне жаль, но я не могу тебе рассказать. Однако могу тебя заверить, что ты помог мне больше, чем думаешь. И я должен тебе модем, – сказал Себаштиану, поднимаясь.

– Не надо, – ответил Давид, вскинув руки протестующим местом. – Честно.

– Ну нет. Договор есть договор. Ты хорошо поработал и заслужил модем. Это будет справедливо.

Себаштиану разыскал портмоне и отсчитал сумму, запрошенную за модем («недорогой, но из приличных», по выражению Давида), и отдал парню банкноты. Юноша спрятал деньги в обтрепанный бумажник и пообещал отдать чек, как только они снова увидятся.

– Я заброшу тебе ноутбук, чтобы ты установил мне на него все, что нужно, – пообещал Себаштиану. – Что касается компьютеров, то я образец беспомощности.

– Если понадобится что-нибудь для расследования, может, я помогу.

– Какой кретин! – вспыхнула Роса, стукнув парня по плечу. – Как ты поможешь?

– Давид раздобыл очень важные для расследования факты, – поспешил вмешаться Себаштиану. Юноша с обидой покосился на подругу. – Более того, твой интернет-поиск магазинов, где торгуют контрабандными газовыми баллончиками, тоже принес хорошие результаты. Учитывая твой кпд, я без колебаний обращусь к тебе, если мне потребуется информация, – пообещал Португалец.

Ребята ушли, и Себаштиану услышал, как на лестничной площадке Давид набросился на подружку с упреками. «Ты зануда», – сказал он ей. «Ага, но ты меня любишь», – ответила она. У профессора сложилось впечатление, будто девушка вертит Давидом как хочет и намного его взрослее. Парень крепко сидел на крючке.

Себаштиану вернулся в гостиную и продолжил знакомство с отчетами судмедэкспертов. Затем он позвонил дону Клаудио.

– Мне нужно у вас уточнить некоторые факты. Вы знали, что Хуан был пациентом доктора Эмилиано дель Кампо?

– Конечно. Эмилиано – наш близкий друг, и он лично побеспокоился о моем сыне. Что-то не так?

– Нет. Меня только удивило, что доктор скрыл от нас эти сведения.

– Понимаю, – промолвил дон Клаудио. В его голосе сквозила печаль. – Мой сын пытался противостоять болезни, словно она была ниспосланным ему испытанием. Он попросил меня связать его с Эмилиано, но на встречу решил идти один. Хуан обладал множеством недостатков, но в тяжелые минуты проявлял большое мужество и самообладание. И он, наверное, не хотел огласки, поскольку думал, что руководство в НРЦ вряд ли посмотрит сквозь пальцы на его… – он запнулся, подбирая более мягкое выражение, – состояние. Это важно для следствия?

– Не знаю, дон Клаудио. Любые факты имеют значение.

Они еще немного поговорили, и Португалец повесил трубку, расстроенный, что очень многие, оказывается, были в курсе дела, в то время как до него столь деликатная информация дошла с опозданием.

Через полчаса профессор встречал гостей. Поздоровавшись, друзья сразу направились в гостиную вслед за Себаштиану. Беатрис тащила, прижимая к груди, картонную коробку, набитую папками и бумагами. Судя по тому, как молодая женщина наклонялась назад, чтобы сохранить равновесие, коробка была очень тяжелой, однако дама не отдала ценную поклажу Себаштиану, когда тот предложил помощь. Морантес здоровой рукой держал блюдо с майоркинскими пирожками.

– Вкусные, – сообщил он, отдавая Португальцу блюдо. – Пирожки – это идея Беа.

– Неужели? Как кстати.

В гостиной два кресла и бежевый диван располагались вокруг стеклянного стола, где, как на витрине, лежали самоцветы, переливаясь радужными оттенками. Среди камней выделялся один: ярко-синий, почти что цвета электрик, покрытый небольшими наростами, он был величиной с помело средних размеров и весил целый кинтал.[52] Из этой комнаты полукруглый арочный проем вел в столовую, все пространство которой практически полностью занимали громадный стол красного дерева и восемь английских стульев. Себаштиану предполагал, что их английское происхождение явилось следствием пылкого увлечения матери викторианской мебелью; впрочем, она восхищалась любым куском дерева, привезенным с Британских островов. После переезда в Мадрид мать стала владелицей одного из первых антикварных магазинчиков на улице Листа в квартале Саламанка. Себаштиану смутно помнил историю приобретения лавки меньше чем за миллион песет: чем дальше, тем больше предание обрастало мелкими подробностями, и ему с трудом удавалось уследить за всеми хитросплетениями сюжета. Он так и не узнал, по какой причине мать вдруг продала магазин, отказавшись от процветающего предприятия – маленького подвальчика, полного грез.