Последний побег - Трейси Шевалье

Джудит нахмурилась:

— Нет нужды приводить мне цитаты из Книги Левит, Хонор. Я знаю Писание.

Хонор опустила голову, пристыженная своей неуклюжей попыткой завести важный разговор.

— Мы сами из рабовладельческого штата, — продолжила Джудит. — Перебрались в Огайо из Северной Каролины десять лет назад. Тогда многие из Друзей переезжали в другие места, потому что уже не могли жить среди рабства. Мы знаем, какой у южан склад ума.

— Прошу прощения. Я не пыталась кого-либо судить.

— На Юге есть фермеры, которые отпустили рабов на свободу или позволили им выкупить ее, — произнес Джек. — Но таких очень мало. И освободившимся неграм очень непросто найти работу. Многие вольноотпущенники уходят на Север, чтобы обосноваться в городах вроде Оберлина, где люди гораздо терпимее. Но даже в Оберлине они живут отдельной общиной, и беглецам все равно угрожает опасность. Вот почему мы поддерживаем колонизацию. Как нам кажется, это более правильное решение.

— Что такое колонизация?

— Изначально негры происходят из Африки, значит, в Африке им будет лучше. В своей собственной новой стране.

Хонор задумалась над услышанным. Интересно, откуда Джек знает, где неграм лучше? Он у них спрашивал?

На следующей неделе у нее появилась возможность спросить самой. Джек отправился в Оберлин, повез в мастерскую сломавшийся очиститель для кукурузных початков, и Хонор поехала вместе с ним. Еще дней десять назад у нее не было сил, чтобы пройтись по комнате, не говоря уж о том, чтобы ехать в город. Но когда жар унялся, она очень быстро поправилась и с нетерпением ждала дня, когда можно будет посетить Оберлин. Адам пообещал ей, что, когда сезон жатвы закончится, он будет просить ее помогать в магазине. Хонор не знала, как к этому отнесется муж: возможно, скажет, что ей надо учиться доить коров, а не разбираться в тканях. Джудит говорила, что Хонор пора начинать доить коров самостоятельно. А Хонор ужасно боялась коров, они казались огромными и чужими. Из-за болезни ее не особенно нагружали делами. Она следила за домом и огородом и не сталкивалась с животными, с их вечным навозом. Хотя от запаха было не скрыться.

Каждый раз, когда в жизни Хонор что-то менялось, она начинала отчаянно тосковать по тому, что было раньше: сначала — по Бритпорту, потом — по шляпной мастерской Белл Миллз и вот теперь — по магазину Адама Кокса. Но какой смысл печалиться о том, что было? Это не поможет. Хонор заметила, что американцы не задумываются о прошлом и не рассуждают о том, что могло бы быть, да не сложилось. Они не боялись менять свою жизнь. Многие перебрались в Америку из Англии, Ирландии или Германии. В Огайо жили переселенцы из других штатов: с Юга или из Новой Англии и Пенсильвании; многие собирались отправиться дальше. Хонор точно знала, что по окончании жатвы две семьи из Фейсуэлла переедут на запад. А на их место явятся другие люди. Дома здесь пустуют недолго. Огайо — беспокойное место, тут всегда происходит какое-то движение. Это постоянное беспокойство ощущалось и в Фейсуэлле, и в Оберлине. Сначала Хонор этого не замечала, но теперь поняла, насколько здесь все изменчиво и текуче. И никого это не беспокоит. Никого, кроме нее.

В центре города Хонор и Джек разделились. Он пошел в кузницу, она — в магазин тканей, чтобы поздороваться с Адамом и подобрать ткань для нового одеяла, которое шила для Доркас. Мальчик, затачивавший ножницы и иголки, сидел на своем месте. Когда Хонор вошла, он даже не поднял головы. В магазине была только одна покупательница: Адам Кокс обслуживал миссис Рид. Сегодня ее шляпку украшали яркие рудбекии. Хонор кивнула обоим и по привычке приблизилась к столу с тканями и принялась перекладывать рулоны. Глядя на все это разноцветье, она вспомнила разговор за ужином несколько дней назад. Хонор всегда нравились ткани, их цвета, и узоры, и какие они на ощупь. Глядя на ткани, она всегда представляла, что из них можно сделать. Отрез новой ткани таил в себе десятки возможностей. Но теперь она сознавала, что это не просто неодушевленный предмет, а результат несправедливого притеснения и компромисса с совестью. Джек говорил, что найти ткань, никак не причастную к рабскому труду, очень непросто; и все же Хонор не могла отказаться от хлопка. Иначе ей пришлось бы носить только шерсть под палящим солнцем Огайо или ходить голышом.

— У меня сдачи не будет. Надо пойти разменять, — говорил Адам миссис Рид. — Хонор, присмотришь за магазином? Я буквально на пять минут.

— Да, конечно.

Пока они ждали Адама, Хонор продолжала раскладывать ткани, а миссис Рид ходила вдоль столов, трогая рулоны.

— Можно задать тебе один вопрос? — Хонор все же решилась.

Миссис Рид нахмурилась.

— Что… мэм?

Хонор не носила обручальное кольцо. У Друзей это не принято: в общине и так все знают, кто на ком женат. И все же миссис Рид откуда-то знала, что она замужем.

— Пожалуйста, называй меня Хонор. Мы не пользуемся обращениями «мэм»… или «мисс».

— Хорошо, Хонор. О чем ты хотела спросить?

— Что ты думаешь о колонизации?

От удивления миссис Рид открыла рот.

— Что я думаю о колонизации? — переспросила она.

Хонор уже жалела, что задала этот вопрос. Миссис Рид фыркнула.

— Ты аболиционистка? Среди квакеров их немало. — Она оглядела пустой магазин и, похоже, приняла какое-то решение. — У аболиционистов есть много теорий, но я-то живу в реальности. С чего бы мне вдруг захотелось уехать в Африку? Я родились в Виргинии. И мои родители там родились, и бабка с дедом. Я американка. И я не желаю, чтобы нас всех переправили в какое-то место, которого мы даже в глаза не видали. Или белым так хочется от нас избавиться, чтобы мы не мозолили им глаза? Но я вот что скажу. Здесь мой дом, и я никуда не поеду.

Хонор даже не заметила, как в лавку вернулся Адам.

— Какие-то проблемы, миссис Рид?

— Нет, сэр. Никаких проблем. — Миссис Рид взяла сдачу и кивнула Адаму: — Доброго дня. — Она ушла, даже не взглянув на Хонор.

— Хонор, ты не должна говорить о политике с покупателями, — произнес Адам, понизив голос. — Американцы любят рассуждать о политике, но ты должна оставаться нейтральной.

Она кивнула, сдерживая слезы. У нее возникло ощущение, будто ей дали пощечину. Причем дважды.

Через несколько дней Хонор и Доркас отправились собирать последнюю в этом году ежевику на опушке леса Виланда. Лето близилось к концу, и, хотя днем по-прежнему было жарко, вечера становились прохладнее.

Общаться с сестрой мужа Хонор было почти так же сложно, как с Абигейл. Доркас передразнивала акцент Хонор, обижалась, если та предлагала ей помощь, и никогда не пыталась вовлекать ее в разговор. Хонор пыталась жалеть Доркас. Наверное, той было непросто смириться с тем, что в их доме поселился чужой человек — особенно если учесть, что, по мнению Доркас, на месте Хонор должна была быть Каролина, ее подруга. Как Хонор и предполагала, Каролина объявила о том, что собирается ехать на запад. На прошлой неделе Хонор переселилась из лечебницы в спальню, которую делила с Джеком. Эта спальня соседствовала с комнатой Доркас, и та знала, что происходит за стенкой. Хотя они с Джеком не шумели, выполняя супружеские обязанности, их ритмичные движения сотрясали кровать и стену, и иногда Джек тихонько стонал. Справившись с первым потрясением, Хонор начала находить удовольствие в том, чем они с мужем занимались по ночам.

Однако когда Хонор с Доркас оставались наедине, та вела себя дружелюбнее. За сбором ягод они мило болтали о том, что надо бы набрать ежевики побольше, чтобы ее хватило на пироги для угощения на «швейном штурме» — последнем, который у них намечается перед тем, как начнется сбор кукурузы и овощей. Очень скоро у них не будет времени на всякие пустяки, вроде походов по ягоды.

Ежевика в Огайо отличалась от той, к какой Хонор привыкла дома: ягоды были крупнее и слаще, но не такие вкусные, как в Англии. Чрезмерная сладость перебивала их своеобразный фруктовый привкус. Хонор надеялась удивить Хеймейкеров, приготовив ежевичную халву — очень густой джем из протертых ягод. У него, когда он хорошо настоится, появляется легкий ореховый привкус. Но теперь она решила, что эти ягоды лучше пустить на желе или сок.

Доркас болтала без умолку, и в какой-то момент Хонор перестала вникать в смысл того, о чем она говорит. Однако насторожилась, когда Доркас вдруг замолчала. Подняв голову, Хонор увидела, что невестка стоит неподвижно, прижав руки к бокам и растопырив пальцы. А вокруг нее вьются осы. Хонор застыла в испуге и беспомощно наблюдала, как осы набросились на Доркас.

— Ой! — тихо вскрикнула та, а потом завопила во весь голос. Ее лицо начало опухать. — Прогони их скорее! Хонор, помоги! — кричала она, отчаянно размахивая руками.

Хонор никогда не кусали осы. В Дорсете, на давно обжитой земле, самое страшное, что могло с ней приключиться на загородной прогулке, — случайно обжечься крапивой. Природа в Америке была совсем дикой и таила в себе больше опасностей и нежданных угроз. Люди противодействовали ей: в домах обустраивали подвалы, где можно было укрыться от торнадо, волков и медведей отстреливали, гусениц отпугивали дымом костров. Белл пристрелила змею у себя во дворе, словно то было обычное дело. Как отмахнуться от мухи или шугануть кроликов из огорода. Хонор понимала, что нельзя просто стоять и смотреть. Она должна помочь Доркас. Но она никогда в жизни не видела столько ос сразу и не знала, как поступить. Когда атаки рассерженных ос поутихли, Хонор все же хватило присутствия духа, чтобы схватить Доркас за руку и увести прочь от гнезда, на которое та наступила. Несколько ос полетели за ними следом, и одна даже ужалила Хонор в руку.