Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души - Джеймс Холлис

Никто не спорит с тем, что факел в руке статуи в нью-йоркской гавани продолжает маяком светить всему миру, однако он также отбрасывает очень длинную и мрачную Тень. И это относится и ко всем остальным нациям! Коллективная, совокупная, институциональная Тень всегда содержит в себе неисследованную Тень каждого из нас. То, в отношении чего мы бессознательны, чего не желаем замечать, привнесет свою долю тьмы в нашу коллективную институциональную Тень. На протяжении многих лет мальчиком для битья, излюбленным объектом нападок моралистов и общественных критиков оставалась нацистская Германия, ставшая как бы испытательным полигоном прочности западных человеческих ценностей и цивилизационных институтов. Но и там, что совершенно очевидно, нравственные, образовательные, религиозные, научные институты оказались не способны предотвратить диктатуру Тени. У нас есть полное основание спросить – как могло получиться так, что культура, которая дала миру Гете и Бетховена, произвела на свет таких свиней, как Геббельс и Гиммлер? Как на свободных выборах могла она отдать предпочтение австрийскому капралу, этому ничтожному социопату, и вручить ему свою душу? Как могла она обрушиться на свои этнические меньшинства и своих недееспособных граждан, посвятив свои инженерные способности решению проблемы массовых перевозок и эффективного уничтожения людей в лагерях? Как вышло, что древнее дерево, дуб Гёте, под которым некогда любил бывать мудрец из Веймара, оказалось буквально в центре Бухенвальда? Как могла возвышенная культура, породившая Фауста, – и это невольно отозвалось эхом в местоположении фабрики смерти под названием «Книжный лес»[74] – стать сценой такого скатывания к мрачной деградации человеческого духа? Почему культура Дихтера и Денкера стала также и культурой Рихтера и Хенкера?[75]

В то же самое время большинство американцев остаются в пугающем неведении относительно того, что касается Тени их собственной истории. С нации, которая с гордостью называет себя оплотом свободы, но прежде узаконила рабство, целенаправленное уничтожение коренных цивилизаций, лишь в последние десятилетия поставила вне закона расовую сегрегацию и дискриминацию по половому признаку и по-прежнему сохраняет законы, дискриминирующие сексуальные идентичности и предпочтения, – с такой нации тоже есть что спросить. В особенности же с тех наших школьных учителей, которые не способны представить темные грани нашей истории, чтобы в противном случае нам не увековечить эту зачищенную, самодовольную историю. Но спрос вдвойне с наших проводников нации, разменивающих наивысшие принципы американского эксперимента ради собственного переизбрания на повторный срок. И еще с тех, кто своими голосами отправил их на этот высокий пост.

Под спудом каждой цивилизационной фантазии любой институции лежат архаические моменты тревожного менеджмента и своекорыстного интереса. Когда активируются обе эти опасности, институции, подобно индивидуумам, склоняются к регрессии и отказу от своего первоначального видения. Подобная регрессия ведет к многообразию проявлений фундаментализма, потому что всякая форма фундаментализма мотивируется страхом и каждая из них остается заложницей некоей идеологии, безусловного объекта поклонения, ибо идеология эта сулит избавление от того, что кажется таким пугающим. Нет, ни одна разновидность фундаментализма не служит злу сознательно, но своей неспособностью к самокритике фундаменталисты создают чудищ истории – погромы, инквизиции, преследования и насилие, молчаливых спутников верноподданнического рвения. Пройдясь по концентрационному лагерю Дахау, Грегори Кэртис пришел к такому заключению:

Ничто так не угнетает душу в Дахау, как знание, что эту огромную машину зла невозможно было выстроить и управлять ею во имя зла. Столько энергии могло породить только служение какому-то идеалу. Невольно возникает вопрос: как это могло случиться? Ответом будет – они верили[76].

Мы можем надеяться, что нам, возможно, удастся обойтись без фанатизма «истинно верующих» и позволено будет признать, что все мы, как есть, в действительности находимся в бессознательном – члены племени честных сомневающихся. Но институции, как и индивидуумы, составляющие их, подвержены регрессии и, как следствие, скатываются к ментальности осажденных. Да, на рынке идей побеждают лучшие, те, что действительно работают. Однако любое смещение в нашей нравственной или интеллектуальной убежденности запускает компенсаторный крен к жесткому, непоколебимому убеждению. Любая эрозия предположений и допущений возбуждает рвение к реакционному возрождению. Это защитное движение есть в каждом из нас, потому что в каждом из нас есть фундаменталист. Как результат, открытость в поисках истины и желание признать неуловимую сложность всех великих загадок низводится до некой истерической бравады и стремления заглушить голоса несогласных. Когда эта неопределенность преобладает, люди готовы проглотить что угодно. Юнг говорил об этом:

Только лишь метафизические идеи утратят свою способность пробуждать в памяти первоначальное переживание, они не только становятся бесполезными, но на деле оказываются существенными препятствиями на пути к более широкому развитию. Цепляясь за собственность, некогда означавшую богатство, перестаешь замечать, какой недееспособной, несуразной и безжизненной она становится, и тем упрямее держишься за нее… В результате мы видим… ложный дух самомнения, истерии, ограниченности, преступной безнравственности и схоластичного фанатизма, поставщика мишурных духовных товаров, псевдоискусства, философской невнятицы и утопического надувательства, пригодных разве что на то, чтобы их оптом скормили современному человеку толпы[77].

Естественно, и у каждой страны есть своя Тень, своя темная история нетерпимости, расизма, подавления коренных народностей или этнических меньшинств. За одним из множества примеров, которые можно было бы здесь привести, обратимся к смелой и содержательной книге «Индейское зеркало: Рождение бразильской души», которую написал о своей национальной истории мой бразильский коллега Роберто Гамбини. Миссионеры-иезуиты принесли свое христианство цивилизации индейцев и уничтожили эту цивилизацию именем Спасителя Мира. Вооружившись набожностью «реальной политики», они спроецировали свою Тень на более простую культуру, прежде жившую в полной гармонии с окружающей средой. Как отмечает Гамбини, «европейцы превратили духов леса в Дьявола христианской религии, индейцам же отвели исключительное место – своих жертв»[78]. Гамбини цитирует не только светские исторические анналы, но и письма миссионеров-иезуитов, отправленные в Португалию: «В восприятии иезуитов XVI века, – пишет он, – как и белого человека в Бразилии, с той поры свет никогда не касался индейцев. Их природа, их культура, их тела и души неизменно считались принадлежащими темной окраине человеческого бытия»[79]. Еще одну иллюстрацию бессознательной жизни и ее разрушительных проекций можно усмотреть в той нерешительности, с которой иезуиты входили в среду порабощенных ими туземных племен: «Проблема также существует с посещением их деревень, поскольку невозможно отправляться туда в одиночку. Деревенские улицы полны женщин, и все мы, вступая в их поселения, испытываем священный страх»[80]. (Подумать только, какими страшными, должно быть, казались им эти женщины! И в чем состоит проблема – в туземных женщинах или в монахах, подавленных материнским комплексом, боящихся собственной природы?)

Откуда же тогда происходит эта пугающая темнота – от души туземца или от Тени высокомерия, империализма, гордыни, женоненавистничества европейца, его бессознательного? Как могут «цивилизованные нации» раз за разом придумывать рациональное объяснение захвату чужих земель и культур, принося им свое неизученное сердце тьмы? Ответ очень прост: нужно лишь найти «обоснование», потому что «обоснование», мнимая «справедливая причина» может оправдать что угодно. Эта печальная хроника низменных мотивов и надменных комплексов, одурманивающих сознание, обнаруживается повсюду и представляет собой тайный, теневой позор нашей западной фантазии прогресса. Рабочая метафора у Гамбини: индейцы как зеркало европейской души, ее мрачное отражение в этом зеркале, ибо мрачный образ, который апостолы веры, спасения и прогресса не захотели признать своим отражением, они спроецировали на коренные народы. (Лишь в 1537 г. Римский папа Павел III объявил, что индейцы имеют человеческую душу. До тех пор вполне законным было убивать их, как хищник убивает свою жертву.) Каждая нация, каждая корпоративная структура постоянно обращалась к образу Другого, будь то соперничающая вера, национальное меньшинство или этническая группа, чтобы не замечать «своего мрачного отражения в стекле», не видеть зверя, прячущегося во внутренних джунглях.