Великая замятня - Фаттей Шипунов

Злобный вихрь смуты ворвался в семейные обители — святая святых крестьянского мира. Именно в них оберегался с величайшим благоговением детский мир — будущее Родины. И никто еще не описал того, что творилось тогда в детских душах, которые веками хранил семейный очаг, защищая их от такого бесовского неистовства. Миллионы детей не понимали, что происходит вокруг, что творят взрослые: и пришлые, и свои доморощенные, местные. Никто больше не учил детвору тому, что семья священна и неприкосновенна — по крови, духу и имуществу, что она — самостоятельное творческое единство, что надо ради нее соблюдать семейную взаимопомощь, любовь и солидарность, что, тоже ради нее, нужно проявлять духовный характер — в самостоятельности и верности, научаться творчески беречь и обходиться с имуществом и землей, подчинять начала частной собственности семейной целесообразности, применяя для этого высочайшее искусство. Крестьянские дети не понимали: почему два священных первообраза — чистой матери и благого отца — растаптываются, почему авторитет родителей попирается? У родителей, отцов и матерей, была отнята возможность приобщать своих детей к духовному опыту, к свободе, к воспитанию личного характера, к ведению хозяйства, к творению будущей семьи, прочного счастья и общественного благополучия, то есть к становлению их восприемниками созидания cвоей Родины и своего Государства. Некоторые крестьяне видели, как государство и его правители превращали их посредством «экспроприации» и «конфискации» в стадо зависимых и беззащитных рабов. Та же участь была уготована и их детям. И понимали, что на место государства, как защитника их духовной жизни, творческой самостоятельности и самодеятель-ности, пришло нечто такое, что не берегло все то священное, ради чего можно и должно любить свой народ, бороться и погибать за него, — сущность Родины, которую стоит любить больше себя, а если нужно, то и умереть за нее.

И не вскрыли бы мы полноты сущности коллективизации, если бы не коснулись еще одного зловещего в ней явления. Крестьянин никогда не отделял себя от тех саврасок, карек, игренек, гнедков, воронков, соловкоз, тех буренок, пеструшек, красуль, кто только и мог создавать ему изобильное хозяйство, кто давал ему материальный достаток, кто придавал ему смысл и радость бытия. Крестьянствование и есть полнокровный мир основанных на любви, радостных, осмысленных взаимоотношений человека и животных, И вот этот мир и был предан небывалому за всю его историю насилию, издевательству, надругательству.

Суровой и мрачной стояла Россия. Она все более становилась похожей на пустыню — духовную, нравственную, материальную, а «преобразователей» жизни захлестывал океан нового варварства. Великой болью отзывалась трагедия крестьянства в умах и сердцах мыслящих людей Отечества. Первый из первых — Александр Васильевич Чаянов, который, может быть, глубже других понимал всю гибельность намечаемых мер по коллективизации. Еще в 1927 году он пытался направить ее в другое русло, чтоб спасти крестьянство. Чаянов предложил план постепенного кооперирования («кооперации коллективизации») — в ходе сравнительно медленной эволюции приложить особые усилия на создание производственных форм. В связи с чем незамедлительно был объявлен мелкобуржуазным профессором, противником социалистического строительства в деревне. Аграрники-марксисты, возглавляемые Л. Н, Крицманом, торопились обосновать классовое расслоение деревни и опасность «кулака», по сути, крестьянского семейного хозяйства. В 1928 году под натиском аграрников-марксистов Чаянов лишается поста директора Института сельскохозяйственной экономики. Теперь с ним уже не считались, его систему определения оптимальных размеров сельскохозяйственных предприятий просто-напросто отбросили, а в декабре 1929 года Сталин назвал крестьянскую и сельскохозяйственную теорию Чаянова антинаучной. Ярославский, Сулковский, Дубровский, Ужанский и другие связали «чаяновщину», «кондратьевщину», «сухановщину» с правым уклоном, «вредительством в сельском хозяйстве». 21 июля 1930 года А. В. Чаянов был арестован за принадлежность к мифической трудовой крестьянской партии. Репрессиям подверглись все, кто его поддерживал гласно или негласно, в том числе ближайшие соратники, выдающиеся ученые сельского хозяйства — Н. Д. Кондратьев, А. Н. Челинцев, Н. П. Макаров. «Вредителей в сельском хозяйстве» искали во всех градах и весях: и находили, и арестовывали, и расстреливали. В тюрьмах, лагерях оказывались ученые-аграрники, агрономы, экономисты, сельские умельцы и мастера, отборные крестьянские хозяева. Лучшая в мире агрономическая наука была разгромлена. Злобствование смутьянов и ненавистников крестьянства достигло апогея: замечательные поэты есенинского круга — Н. А. Клюев, П. В. Орешин, С. А. Клычков, А. А. Ганин, В. Ф. Наседкин, Я. П. Овчаренко (И. Приблудный), П. Н. Васильев и другие были репрессированы и погибли, как и сам С. А, Есенин, за крестьянскую долю.

Шел 1930 год. При ЦК РКП(б) было создано «постоянное совещание» по работе в деревне, в которое вошли Н. М. Анцелович, К. Я. Бауман, А.С. Бубнов, М.И. Калинин, Г.Н. Каминский, Н. К. Крупская, В.В. Птуха, А.П. Смирнов, М.М. Хатаевич, Н.М. Шверник, Я.А. Яковлев. Какие задачи возлагались на это «верховное совещание», точно неизвестно, но то, что ни один из этих «верховных» деятелей не знал крестьянства, бесспорный факт! Впрочем, уничтожителям знаний и не требовалось, нужна была лишь классовая нетерпимость.

В крайкомах, окружкомах и районах создавались боевые штабы для осуществления операции по раскулачиванию и выселению из деревни «контрреволюционных элементов». Штабам было предложено одну часть крестьян ликвидировать полностью, а другую сохранить, но превратить в бессловесную рабсилу, согнав ее в общины-колхозы, то есть, по сути, в лагеря особого типа. И уничтожение, и сселение, и коллективизацию крестьян надо было закончить на Нижней и Средней Волге, Северном Кавказа осенью 1930 го. да, в других зерновых районах — осенью 1931 года. В важнейших зерновых районах подлежало ликвидации 52 тысячи, а выселению в отдаленные места с конфискацией имущества — 112 тысяч хозяйств. Остальные «кулацкие» хозяйства изгонялись за пределы коллективизированных селений.

Сибирский крайком принял встречные планы по темпам коллективизации на 1930 год: по западным округам увеличение на 36 процентов, по северо-восточным—на 19. Сплошная коллективизация должна была закончиться в Новосибирском, Барнаульском и Славгородском районах к 1 октября 1931 года, а в Бийском, Каменском, Кузнецком, Красноярском, Канском — к 1 октября 1932 года. Боевой штаб по борьбе с крестьянством в Сибирском крае действовал быстро и решительно. Общее количество переселяемых на новые земли семей, за вычетом сгоняемых семей на дальний Север, было определено в 50 тысяч. Но комбеды вместе с активистами колхозного движения энергично выявляли «врагов строительства социализма», то есть тех, кто не хотел идти в рабство. И потому планы коллективизации в этом крае перевыполнялись. В Новосибирском округе по плану надо было раскулачить 3800 хозяйств, а махнули 4760.

Средневолжский крайком и его боевой штаб, руководимый Менделем Марковичем Хатаевичем, постановил: к 5 февраля 1930 пода (в течение месяца!) ликвидировать в деревнях «активные контрреволюционные и антисоветские элементы» в количестве 3000 душ и выселить за пределы коллективизируемых районов 10 тысяч семей. А всего здесь было предложено уничтожить, выселить, ограбить, разорить 25 тысяч семей. Но этот погром крестьянства на Средней Волге был осуществлен в более широких масштабах, чем намечалось по плану.

В Центрально-Черноземных областях планы экспроприации крестьянства и его коллективизации также были с лихвой перевыполнены. На 25 мая 1930 года здесь было изгнано более 8900 семей и переселено внутри области еще 30 тысяч душ. Северный крайком ВКП(б) предложил в кратчайшие сроки ликвидировать первую категорию «кулаков» в количестве, не превышающем 1500 хозяйств (?!). Как видим, заранее была подготовлена разнарядка, по которой предусматривалась ликвидация крестьян путем расстрела или заключения их в концлагеря. Члены семей делились на две категории — трудоспособных и нетрудоспособных. Первые изгонялись в северные необжитые районы, а вторые сселялись на худшие земли (чаща всего на болота) того же района. И опять разнарядка: раскулачивание крестьянских хозяйств не должно превышать 3,5 процента общего числа хозяйств. Такого история России еще не знала — стариков и детей отнимать от сынов и дочерей, отцов и матерей! Указывались и сроки конфискации имущества: по первой категории — к 20 декабря, по второй и третьей — к 20 марта. Райисполкомы передавали вклады, конфискованное имущество и средства производства в колхозы в качестве взноса бедняков и батраков с зачислением в неделимый фонд колхозов, эти же источники использовались для погашения долгов государству и кооперации. Коллективизация и уничтожение крестьянства в Северном крае отличались особенно быстрыми темпами. Например, в Вологодском округе уже к маю 1930 года отчетная цифра достигла более 52 процентов.