Матиуш на необитаемом острове - Януш Корчак

— Вы негодяи! — закричала она, краснея от гнева. — Чего вы от него хотите? Завидуете ему, что он больше вас знает, что он лучше вас?

— Чему там завидовать? Дырявым башмакам? — сказал сын богатого крестьянина, который очень гордился своей новой шапкой.

Это был заносчивый парень, ленивый, но сильный, ребята его не любили, но боялись.

— Вы за него заступаетесь, будто он ваш жених. А ты чего уставился?

— Потому что у меня есть глаза, — ответил Матиуш; на щеках его появился легкий румянец.

— А я не желаю, чтобы ты на меня смотрел. Вышел из-за парты, подходит к Матиушу. Матиуш встал, прищурился.

— Ты не щурься, слышишь?

Матиуш вспомнил драку на необитаемом острове. Тогда вот также что-то странное возникло в его сердце, в голове и в руках.

— Ну, чего смотришь?

— Потому что у меня есть глаза, — повторил Матиуш и положил руку на парту рядом с чернильницей.

— Хочешь драться?

— Нет.

— Так получишь.

— Не получу.

Учительница поспешила на помощь, но поздно. Парень схватил Матиуша за волосы и ударил его изо всей силы кулаком в грудь, а потом головой об парту.

— Дерутся, дерутся! — закричал весь класс.

В класс вбежал директор, он был страшно сердит.

— Что за безобразие! Как вы это допускаете! У вас на уроке дерутся!

Матиуш нахмурил брови, руку заложил за спину. Решил, что он должен учительнице помочь.

Все успокоилось. После звонка кончились уроки. Матиуш идет в учительскую.

— Что тебе, Марцинек?

— Позвольте мне попробовать одну вещь… или я перестану ходить в школу. Ведь из-за меня у вас неприятности.

— А что ты хочешь сделать?

— Еще точно не знаю.

Вошел директор.

— Что ты здесь делаешь? Разве ты не знаешь, что в учительскую входить не разрешается?

Матиуш вышел.

— Это необыкновенный мальчик, — сказала учительница.

— У вас все необыкновенные, — усмехнулся директор, — один замечательный рисовальщик, другой необыкновенный математик. А все вместе необыкновенно распущенные оболтусы. Уже два окна в этом году разбили.

Идет Матиуш домой, руку за спину заложил, еще две версты до дому. Думает. Подходит к нему как раз этот рисовальщик.

— Ты не горюй, — говорит. — Они отстанут. Ко мне тоже сначала приставали.

— За что?

— Не любят, если кто-то делает что-нибудь лучше.

— Почему?

— Наверно, из зависти. Не все такие, есть несколько главарей, которые всех баламутят. Хочешь, картинку тебе нарисую? Что тебе нарисовать? Ты так тогда рассказывал про жаркие страны… Расскажи еще, а я тебе нарисую Матиуша на необитаемом острове.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Матиуш умер.

— Ну что же, что умер? Рисовать ведь можно. Твои хозяева позволят, чтобы я к тебе пришел вечером?

— Спрошу; наверно, позволят. Мои хозяева добрые люди. Купили мне книги и все остальное. И башмаки обещают купить.

— Ну смотри, какая он свинья! Если у него новая шапка, так он может смеяться над рваными башмаками? Хорошо, что ты с ним не дрался. Его отец богатый. Потому он так и распоряжается, знает, что его отец в дружбе с директором. Ничего, мы его как-нибудь проучим. Не в школе, конечно, в другом месте, поймаем, дадим, как следует. Так не забудь про картинку.

— Спасибо.

Идет Матиуш и думает. И вдруг пошел снег, крупными хлопьями. И чем больше снега, тем живее движутся в голове у Матиуша пчелки-мысли.

«Я был королем, — думал Матиуш, управлял целым народом. А теперь не могу справиться с одним классом. Я говорил в парламенте и не стеснялся, а теперь стесняюсь говорить с этими ребятами. Теперь понимаю, почему Стефан не хотел с ними связываться. Противны их приставания и насмешки, хотя, что они могут сказать? Ну, еще раз назовут бродягой, посмеются над рваными башмаками. Пускай смеются. И всегда так, один начнет, а другие за ним».

На другой день у Матиуша уже был готов план. На первом же уроке он встал, попросил у учительницы разрешения и сказал:

— Я подкидыш, бродяга, и у меня рваные башмаки. Если вы не хотите, я не буду ходить в школу. Почему наша учительница должна из-за меня огорчаться? Давайте проголосуем: как большинство решит, так и будет. Но если только один не хочет, чтобы я учился, я не уйду. Не думайте, что я боюсь. Кто хочет драться, я готов, только не в школе; Мы можем условиться, будем драться при свидетелях. Учитель вас бьет, поэтому вы его слушаетесь. А мне кажется, что надо слушаться того, кто не бьет. Пока дети не перестанут драться между собой, они не имеют права требовать, чтобы взрослые их не били. Пока дети не перестанут драться и бросаться камнями друг в друга, будут войны и будут сироты, потому что на войне будут убивать их отцов. Знаю, что дети часто ссорятся, но надо собраться, чтобы выяснить, кто прав, а не начинать сразу драки.

Во время того, как он говорил, раздавались голоса:

— О, как разговорился.

— Это что, урок?

— Подкидыш хочет быть нашим учителем.

— Пускай.

Матиуш прервал их.

— Не думайте, что я не слышу, что вы там бормочете себе под нос. Так бормочет тот, кто не прав. Только трусы боятся говорить открыто. Итак, кто не хочет, чтобы я ходил в школу, пусть поднимет руку.

И класс поднял руки. Учительница хотела что-то сказать, хотела его остановить, но Матиуш собрал свои тетради и быстро вышел.

По дороге его догнал мальчик из его класса, сказал, что произошла ошибка, что многие не поняли, за что голосуют. Он сам поднял руку, потому что думал, что голосует за то, чтобы Матиуш остался в школе.

— Они больше не будут приставать, вот увидишь. Мы знаем, кто натравливал на тебя ребят. Ну, попробуй, что тебе стоит? Вернись, Марцин. Что ты такой гордый? Говорю, произошла ошибка.

Матиуш то ли слышит, то ли не слышит, что говорит мальчик. Жаль ему учительницу и жаль школу. Но ничего не поделаешь. Если даже в тюрьме не хотели его держать, если его выдворили из строжайшей тюрьмы, как же могли принять его в школу? Ведь всем известно: Матиуш умер, так что же он скитается среди людей? Так хорошо было ему у колбасника, так хорошо было на необитаемом острове, так хорошо могло быть в апельсиновом саду королевы Кампанеллы, так добры были с ним преступники, а теперь ему так плохо, так горько, так грустно.

Вернулся Матиуш домой.

«Выгнали из школы».

Достал спрятанный дневник и записал:

«Жизнь горькая» — сказал Валенты. Тогда я не понимал, что это значит. Теперь понимаю.

34

И тут началось! Как будто было в Матиуше что-то такое, что где бы он ни появлялся, всегда поднималась буча. Был королем — известно, что получилось. У негров и белых, у королей, взрослых и детей — везде что-то начинал, изменял обычный порядок, как бы открывал людям глаза.

В тихой деревне загудело как в улье. Разделились на две партии: за Марцина и против Марцина.

— Этот бродяга говорил в классе, что учителя не надо слушаться, потому что он дерется. Говорил, что изобьет всех, у кого целые ботинки и новая шапка. А учительница сказала, что надо уговорить, чтобы ходил в школу. У нас в классе у одного пропала ручка, наверно, он украл, потому и боится, корчит из себя обиженного.

От детей перешло к взрослым. Одни оправдывают учителя, другие — учительницу.

Хозяева Матиуша держат его сторону:

— Тихий, послушный, работящий, рассуждает, как мудрый старец. Марцинек прав, и все тут.

— Глядите, нашлись добрячки, языком треплют, лучше бы ботинки ему купили! А оборванец, известно, завидует тому, кто в новой шапке.

Начинают старые вины вспоминать, срамить друг друга: тот пьяница, тот лентяй, а этот в суде был лжесвидетелем.

— Какой отец, такой и сын.

Были даже такие, которые говорили, что без школ было лучше.

— Апостолы читать не умели, а были святые.

— Ученье только от работы отвлекает.

— Стариков не слушают, зажиточных, солидных хозяев не уважают.

Так с неделю все кипело. Пока Матиуш не вернулся в школу. Как будто и учит арифметику, но в следующий класс переходить не торопится. Вернулся Матиуш ни покорный, ни гордый — такой, как был. Только не один теперь возвращается домой, а с тем мальчиком, который хорошо рисует. И сидят они теперь на одной парте. Говорит Матиуш всегда только правду. Если в классе случается какое-то происшествие, Матиуш не вмешивается. Как учительница ни допытывается, он молчит. Но если виновник лжет и сваливает на других, смело говорит.

— Это он.

Урок окончен.

— Погоди, шпион, пожалеешь.

— Шпион, это совсем другое, — отвечает Матиуш спокойно. — А ты трус. Сам должен был признаться.

Ни разу он ни с кем не дрался, но как-то ребята чувствовали, что лучше его не задевать.

Учительница сама не рада, уж даже не спрашивает, кто шаркает ногами под партой, кто вдруг взвизгнул или громко зевнул. И есть в глазах Матиуша что-то такое, что достаточно ему посмотреть на кого-нибудь, как тот сразу перестает баловаться, точно короли от взгляда лорда Пакса.