Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых (сборник) - Генри Олди

– Дык за цельный век к чему не привыкнешь?

– Оно бы вроде и ничего…

– Только люди смеются! – решилась Брешка.

– Верно! Насмешничают!

– Потеху строят!

– Особенно на ярманках…

– Пальцами тыкают – во, гляди, проклятуны идут!

– И давай ржать…

– Ни на ком больше проклятия нет: ни на Малых Валуях, ни на Больших…

– …ни на Крыженицах…

– …ни на Ухватке…

– …а на нас есть!

– В общем, чистый срам выходит, – подвел итог староста.

– Срам?

Мускулюс возвысил голос, да так, что все втянули головы в плечи.

– Вы этим «срамом» гордиться должны! Вы ж уникумы! Редкость! Гордость королевства! Никого Нихон не проклинал, одних вас!

– Вот они и гогочут…

– Гуси тоже гогочут! – отрезал малефик. – Ничего, скоро перестанут.

Он жестом велел яснозаусенцам молчать. Постарался придать своей осанке торжественность, а голосу – значительность. При комплекции и глотке Мускулюса это оказалось проще простого.

– Как действительный член лейб-малефициума, объявляю вам: отныне поселок Ясные Заусенцы вкупе с проклятием, тяготеющим над ним, переходит под охрану Коллегиума Волхвования. Как уникальный памятник Высокой Науки: единственное существующее и до сих пор действующее проклятие Нихона Седовласца.

Сельчане онемели от потрясения.

– Ишь ты! – первым опомнился староста. – Ну, это другое дело… Храни вас Вечный Странник за заботу, мастер! Выходит, мы теперь по магической части? Ну, уважили! Вы только скажите: что ж нам – и впрямь до скончания веков? Под проклятием?

– Высокая Наука требует жертв! Терпите, и воздастся! Зато смеяться над вами точно перестанут. Наоборот: завидовать начнут.

– Живем, земляки! – Яшик-сукоруб, до которого наконец дошло, запустил шапкой в небо. – Крыженцы, гады, иззавидуются! Ухватинцы желчью изойдут! Кто тут еще под охраной? Кто проклятый? А никто! Только мы!

Мускулюс поймал шапку сукоруба и ударил ею оземь.

– На въезде в поселок мемориальную доску установим! Чтоб знали! Вернусь в столицу – сразу подам прошение…

Провожали малефика всем поселком.

– Мы тут вот чего надумали, мастер, – при расставании Юрась Ложечник деликатно придержал столичного гостя за локоток. – Может, надо бы памятник ему? Нихону? На холме и поставим: огонь, бузина и он! Наш, значит, славный поселок клянет! Отовсюду видно будет. Чтоб помнили, как оно…

– И название сменить! – осмелев, влезла Брешка. – Были Ясные Заусенцы, стала – Великая Нихоновка!

– А вот это лишнее, – осадил ее староста. – Неча историю перекраивать! Как прадеды назвали, так пусть и остается. На века. Я насчет памятника, мастер. Пособите, а?

Мускулюс кивнул:

– Идея хорошая. Мне нравится. Передам в Коллегиум – думаю, они одобрят.

– Вот спасибо! Вы уж передайте, не забудьте. А денежки – это мы сами…

Больше всего Андреа опасался, что лейб-малефактор не поддержит проявленной им инициативы. Однако опасения, к счастью, оказались напрасны. Выслушав подробный доклад Мускулюса, старец милостиво дозволил повременить с письменным отчетом до возвращения из отпуска. И без малейших возражений подписал официальное обращение в Коллегиум Волхвования.

От себя же сделал приписку:

«Согласен и поддерживаю. Серафим Нексус».

Андреа вздохнул с облегчением. После такой поддержки одобрение Коллегиума можно было считать делом решенным. А старец в заметном возбуждении принялся мерить шагами кабинет.

– Кого только не проклинал!.. – бормотал он себе под нос. – Сто раз! Тысячу! Казалось бы, собаку съел… Но чтобы вот так! Великий человек был… Великий! Не нам чета, отрок…

– Гений, – согласился Мускулюс.