Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых (сборник) - Генри Олди

Утром Тиль сбежал, прихватив малую толику деньжат, каравай хлеба и припасенный на зиму окорок.

Окорок колдун не мог простить гаденышу по сей день.

И вот, спустя десять лет, нате-здрасте…

– Я вижу, учитель, вы узнали меня! – глумливо раскланялся Тильберт, сдернув берет: умопомрачительный, весь в бисере и канители. – Понимаю, время никого не щадит. Из юноши оно делает мужа, из старца… гм-м… Я хотел сказать, что из умудренного годами мастера время делает живое наставление потомкам!

«Языком мелет, что цепом молотит, – подумал колдун, запивая кулебяку вином. – А эти в ладоши хлопают, словно им великую мудрость на холодке морозят…»

Действительно, дамы аплодировали, а мужчины с одобрением кивали.

– Но оскорбление? – вдруг очнулся барон фон Кайзеринг, бросая собакам кость, обглоданную до снежной белизны. – Мне показалось или здесь действительно прозвучало оскорбление?

Серджио Романтик поднял бокал, словно намеревался возгласить здравицу:

– Вы так думаете, барон?

– Разумеется, ваше величество. Я собственными ушами слышал, как наш досточтимый Фи… Фе…

– Фитюк! – громогласным шепотом подсказал от дверей Агафон Красавец, отставляя в сторону посох и извлекая невесть откуда перо, чернильницу и лист пергамента. – Сильвестр Фитюк, ваша светлость!

– Да, конечно! Почтенный Фитюк изволил усомниться, что Тильберт Гудзик зван в приличные дома, в частности к Просперо Кольрауну. Более того, досточтимый Фитюк рискнул предположить, что упомянутый сударь Гудзик ходит в приличные дома без спросу! Видя, как его бывший ученик сидит за одним столом с августейшей четой, он тем не менее… Что это, как не оскорбление?

– Барон, вы правы, как никогда! – королева Тереза возвела очи к потолку, изучая алебастровых лямуров с осыпавшейся позолотой на крыльях и рожках. – И что теперь прикажете делать?

– Кровью! – отрезал барон с набитым ртом. – Среди дворян… инсинуа-а… хр-р… кровью!

– Речь идет не о дворянстве, – ласково осадил забияку его величество. – Оскорбление, я полагаю, было косвенным и ненамеренным. Кроме того, надо учитывать долг ученика по отношению к учителю…

Принцессе Марии-Анне, подпрыгивавшей на месте от возбуждения, наконец удалось вставить и свое слово:

– Турнир! Папенька, маменька, не надо кровью! Турнир!

– Турнир! – возликовал фон Кайзеринг.

– Турнир! – поддержала королева. – Чтоб в веках! И в «Сопредельном Вестнике», на первой странице!

– Мы не возражаем, – подвел итог Серджио Романтик. – Тильберт Гудзик, Сильвестр Фитюк, вы готовы помериться силами в нашем присутствии?

И когда сукин сын Тильберт, ни на минуту не задумавшись, воскликнул: «Всегда готов, ваше величество!» – колдун понял, что его, елки-метелки, заманили в западню.

– Чудесно! – расцвел король, не дожидаясь согласия второго участника. – Мы выдвигаем условием сего турнира полную безопасность обоих… э-э… турнирантов? соперников?

– Участников, – с наивозможной деликатностью вставил Арчибальд Тюхпен, ранее молчавший.

– Гениально, зятек! Участников! Итак, каждый участник по очереди, в течение одной минуты, волен творить со вторым любые чудеса и превращения, какие позволит его мастерство. Но имейте в виду: без членовредительства и ущерба здоровью! Иначе мы разгневаемся и никому мало не покажется…

Взлетев над столом, франт Тильберт ловко приземлился в центре залы. «Он меня без хлеба съест, – ужаснулся Фитюк. – Ишь, летун!..» Но отказаться от турнира не было возможности. Всё явно придумали заранее, мнение колдуна никого не интересовало. Что ни произойди здесь и сейчас, главное в другом: о турнире в Блезуа можно будет вспоминать долгими зимними вечерами, цитируя соответствующую оду Агафона Красавеца – глянь, глянь, уже строчит, бардова морда, уже сочиняет!..

Провинция бедна событиями, а тут такая потеха.

– Прошу, наставник!

Пятерня-невидимка уцепила колдуна за шиворот и повлекла. Сосредоточась, Фитюк разжал пальцы у себя на воротнике один за другим, но поздно: к этому времени он стоял с окаянным ученичком лицом к лицу.

– Итак, по праву молодости и оскорбленной стороны я начну первым!

Тильберт шутовски взмахнул руками, творя пассы. Лисьи черты исказила гримаска хищного удовольствия. «Зря я его палкой лупил, – подумал Фитюк, – следя за губами читавшего заклятие парня. И ремнем зря. И упряжью. Сейчас икнется…»

Ничего не произошло, но собравшиеся за столом разразились овацией.

Фитюк пожал плечами и услышал звон бубенцов. Мелодичный, тоненький звон. Он скосил глаз и обнаружил, что по его плечам ездят крохотные сани, запряженные лошаками-мирабилами. К длинным ушам мирабилов были прикреплены бубенчики, а к горбам – флаги с изображениями Сильвестра Фитюка в непотребном виде.

Их величествам с гостями флаги видны были скверно, а Фитюку – отлично.

Ну, пакостник…

– Радуйтесь, наставник: я вас возвышаю!

Земля ушла из-под ног. Колдун повис в восьми локтях над полом, внизу бесновались борзые, лая и пытаясь ухватить висельника за пятки. Живот бедняги раздулся неестественным образом, отвердев и напомнив собой костяной шар, на котором синей тушью какой-то шутник изобразил контуры держав: Реттия, Турристан, Дангопея, Ла-Ланг…

Внутри, в желудке, щебетали съеденные куропатки и думали тресковые мозги.

Сани сместились с плеч на удивительное брюхо, звон бубенцов усилился. В мочках ушей проклюнулись ростки: миг, другой, и плети буйного вьюнка упали на борзых, оплетая их побегами с ярко-алыми цветами. Собаки взвыли, Фитюк выругался и с удивлением отметил, что голос его стал похож на кряканье селезня в брачный сезон…

– Минута истекла!

– Я помню, Ваше Величество!

Вернув Фитюка на прежнее место и возвратив ему привычный облик, Тибальд Гудзик раскланивался. С лица парня не сходила торжествующая ухмылка.

– Ваша очередь, Сильвестр! – объявил его величество, икая от смеха.

Тибальд выпятил грудь.

– Я к вашим услугам, наставник!

– Мне надо подумать, – мрачно уведомил Фитюк.

– Разумеется, – согласился король. – Возраст имеет свои привилегии. Но не слишком долго: мы ждем…

Понимая, что время течет водой сквозь пальцы, что король может разгневаться, а лицо и без того потеряно навеки, Фитюк тем не менее вместо поиска нужных заклинаний думал о всяких пустяках. Соревноваться с молодым прохвостом? Бесполезно. Сразу видно, кому назначен триумф, а кому – пинок под зад. Возраст – не тетка. Да и таланты у нас простые, сельские, мы в Универмагах не обучались. Юный враль горазд пыль в глаза пускать, но дело, скажем честно, разумеет. Авось и наша крупица в его мастерстве сыщется.