Вечный любовник - Виктория Холт

Правда, этот страх стал забываться, когда последнего любовника Марго, графа де Ла Моля, и его друга, графа Аннибала де Коконнаса, арестовали по обвинению в попытке организовать покушение на короля. Но Алансон с Генрихом попали под подозрение, как участники этого.

Карл с каждым месяцем становился все слабее и очень боялся покушений на свою жизнь. Его страх особенно усилился после того, как он поверил, будто ему угрожают сверхъестественные силы. На суде над Ла Молем и Коконнасом выяснилось, что главный астролог королевы-матери, Козимо Руджери, изготовил восковую фигуру Карла и ее лицо протыкали раскаленными иглами. Узнав об этом, Карл так затрепетал, что Мари Туше с няней всерьез опасались за его жизнь. Король кричал, что больше никогда не будет счастлив, потому что призраки убитых гугенотов будут его преследовать, пока он не погибнет. Напрасно няня и любовница пытались убедить его, что он не виноват в этой резне. Конечно, он был тогда королем, но ведь не планировал такой бойни. Просто его охватило общее безумие.

– Все равно в ответе король, – причитал он. – Я и сейчас король. Но мне уже немного осталось, моя дорогая Мари… уже немного осталось, моя добрая няня. Они идут за мной… все дьяволы ада. Они уже рядом, и спокойствия мне никогда не будет. Даже мои братья Алансон и Генрих Наваррский что-то злоумышляют против меня.

Напрасно они клялись, что не строили никаких враждебных планов против короля, напрасно Ла Моль уверял, что приходил к Руджери по делам любовным и восковая фигура изображала не короля, а любимую им женщину. Карл никому не верил. Алансон с Генрихом избежали казни, но Ла Моля и Коконнаса приговорили к смерти и обезглавили.

После Варфоломеевской ночи Карл не знал покоя и понимал, что больше никогда не будет счастлив. Он боялся всего на свете, так как не мог быть уверен, что кто-то не попытается ему отомстить за эту резню. Король вздрагивал по ночам при каждом шорохе, даже легкое колыхание штор вызывало у него панику. Боялся он и смерти, потому что не знал, какое наказание ждет в потустороннем мире человека, повинного в таких злодеяниях.

Мари Туше и няня пытались убедить его, что он невиновен, но в ответ Карл лишь слабо качал головой.

– Париж ненавидит меня, – стонал он. – Я чувствую, как меня повсюду окружает злоба. Мне снятся улицы, залитые кровью, все стены домов которых покрыты кровью, как в ту ночь.

По просьбе Карла ему принесли одну из корон святой Женевьевы, и он молил святую Женевьеву заступиться за него. Король надеялся, что Париж простит его, если он вымолит прощение у покровительницы города.

По ночам его вопли разносились по всему Лувру.

– Улицы залиты кровью! – кричал он. – Трупы плывут по реке, как баржи. Господи, смилуйся надо мной! Что со мной станет? Что станет с Францией? Мне конец.

Няня старалась ему внушить, что ответ перед Богом за Варфоломеевскую ночь будут держать те, кто заставил короля принять в этом участие.

– Если бы я только мог поверить тебе, няня, – стонал он. – Если бы я только мог в это поверить!

Король умирал, и во дворце царила напряженная атмосфера. Настороженная Екатерина постоянно находилась в его спальне. Она уже отправила посланников в Париж с просьбой к Анжу незамедлительно вернуться на родину. Алансон тоже был на взводе: не настал ли момент, чтобы попытаться захватить власть? Но колебался. Он всегда слишком долго проявлял нерешительность и никогда ни в чем не был уверен. И как все в семье, ужасно боялся матери. Алансон обратился за советом к Генриху Наваррскому, но тот остался безучастен, так что ему больше не с кем было поговорить о своих делах, кроме как с Шарлоттой.

«Должен ли я действовать? Или нет? – маялся Алансон. – Последует ли кто-то за мной? И насколько верными они мне будут? И что, если все закончится неудачей?»

Представляя гнев матери, Алансон впадал в уныние. Вот если бы только можно было положиться на Наваррского… Нет, конечно, нельзя.

Между тем король доживал последние часы.

Его мать настояла на том, чтобы он подписал документ, согласно которому она назначалась регентшей до возвращения во Францию короля, который будет наследовать Карлу, – его брата Эдуарда Александра, известного как Генрих, герцог Анжуйский.

– А теперь, – воскликнул Карл, когда эта церемония закончилась, – приведите ко мне моего брата.

Когда пришел Алансон, Карл отвернулся и пробормотал:

– Это не мой брат. Я имел в виду Наваррского.

Привели Генриха, который, идя к королю в окружении стражников, с беспокойством думал о том, что его ждет. Но когда вошел в покои короля, увидел, что лицо Карла засветилось радостью.

– Брат! – воскликнул он, протягивая к нему руки.

Генрих опустился на колени у кровати, поцеловал холодную руку.

– Я – твой добрый друг, – сказал король. – Если бы я следовал советам моих близких и приближенных, тебя бы уже не было на свете. Но я всегда хорошо к тебе относился, Наваррский. А теперь хочу тебя предупредить…

Генрих затаил дыхание, потому что Карл сделал паузу и в глазах его появился страх.

– Подойди поближе, брат. Екатерина сделала шаг к кровати.

– Брат, я тебя предостерегаю. Будь осторожен. Не доверяй…

– Король очень утомлен, – перебила его королева-мать. Она встала рядом с Генрихом, положила руку на лоб Карла. – Мой дорогой сын, не говори того, о чем тебе потом придется пожалеть.

– Уже поздно о чем-то жалеть. Я хочу сказать правду. Я хочу помочь Наваррскому, потому что он мой брат и всегда мне нравился. Брат, думаю, ты меня понимаешь. Прощай, Наваррский. Я рад, что у меня нет сына, который мог бы надеть корону. Жизнь короля полна опасностей… а если бы он был молод и неискушен… и вокруг него были бы все эти люди… – Его лицо внезапно скривилось от боли. – Реки крови… повсюду на улицах Парижа… – забормотал он.

Екатерина обошла кровать и слегка коснулась плеча Генриха.

– Он отходит, – сказала она.

Генрих поднялся. Екатерина была права. Губы Карла продолжали шевелиться, но маска смерти медленно наползала на его лицо.

В течение часа новость разлетелась по дворцу и его окрестностям.

– Король Карл IX умер. Да здравствует король Генрих III!

«Только новый король и Алансон между мной и троном, – подумал Генрих. – Карл был прав. Мне угрожает опасность. Мудрый человек, любящий жизнь, всегда предпочитает наблюдать за ходом развития событий с безопасного расстояния, – размышлял он далее. – А если этот человек король, или королек, как меня называют, то ему лучше наблюдать за ними из своего королевства, которому в любом случае не стоит так долго оставаться без своего правителя». Но как бежать в Беарн? Это больше всего занимало Генриха. Королева-мать словно читала его мысли. В ее глазах он был корольком без амбиций. Но дружен с Алансоном, возможно, был связан с Ла Молем и Коконнасом, не исключено, что плетет интриги с Марго. Недаром полубезумный Карл почувствовал в этом человеке какую-то силу, несмотря на всю его внешнюю беззаботность. Екатерина и сама в молодости была совсем другой. Кто бы мог разглядеть тогда в скромной улыбчивой женщине, всегда со всеми согласной, ядовитую змею, угадать, что в ее груди горит самолюбивое пламя, что она жаждет власти и обладает талантом убирать со своего пути всех ей неугодных? Нет, с этим беарнцем надо быть настороже.