В объятьях олигарха - Анатолий Афанасьев

Генерал Жучихин встрепенулся, мотнул башкой, пробасил:

— Давно пора, давно. Не ночевать же всем здесь из–за одного мерзавца. Эй, мужики, подъем!

Ассистенты, Купон и Юрий Карлович, мигом очнулись. Дружно потянулись к стопарям, но генерал прикрикнул:

— Отставить! Сперва дело сделаем.

— На посошок бы, Иван Иванович, — заканючил Юрий Карлович с умильной миной.

— Никаких посошков.

Гуськом, один за другим мы выползли из–за ширмы и окружили прикованного к креслу коммерческого директора. Пенкин сразу все понял, позеленел, зрачки расширились, он не мигая смотрел на Гария Наумовича, одновременно охватывая взглядом всех остальных.

— Ну что, голубчик, — грозно загудел юрист, — пришло время держать ответ за всю свою подлость. Доинтриговал- ся, сучий потрох. Ведь я тебя предупреждал, не становись на дороге. Предупреждал или нет?

— Гарик, ты не посмеешь! — Пенкин заерзал, рванулся, но куда там, прикрутили надежно. — У тебя нет санкции на нулевой вариант. Ее дает только хозяин.

— Об этом не беспокойся. Все по протоколу. Можешь даже высказать последнее желание. Мы же не звери, верно, Иван Иванович?

— Ах ты, гнида! — завопил приговоренный. Казалось, его острые зрачки выпрыгнули из глазниц и впились в Гария Наумовича. — Одумайся, пока не поздно. Ты что делаешь? Самому себе яму роешь. Ведь за мной следом пойдешь.

— Заботник ты наш, осиротеем мы без тебя. — Верещагин протянул руку и потрепал директора по слипшимся черным космам. От его ласкового голоса у меня заиндевело в груди. Не верилось, что все это происходит наяву. Гарий Наумович повернулся к ассистентам.

— Купоша, заряжай.

— Все готово, босс. — Неизвестно откуда в руках у ассистента появился шприц, наполненный зеленой жидкостью. Пенкин сделал еще одну попытку освободиться от пут, опять неудачную.

— Виктор, Виктор! — взмолился он. — Скажите им! Вы же знаете, я ни в чем не виноват. Это произвол. Виктор, вы нормальный человек, остановите это безумие.

— Действительно, Гарий Наумович, — начал я деревянным голосом. — Вы же не хотите, в самом деле… Надо же разобраться…

— Уже разобрались. — Юрист улыбнулся улыбкой Фредди Крюгера, жить буду, не забуду. — Приступайте, Виктор Николаевич, нечего тянуть кота за хвост.

— Что значит?.. — В ту же секунду я почувствовал, что шприц каким–то образом перекочевал ко мне в руку. Ассистенты, Купон и Юрий Карлович, стеснились за спиной, предостерегающе сопели. Генерал подбодрил:

— Не робей, сынок. Коли гаденыша в вену.

— Вы все с ума посходили! При чем тут я?

— Мы не посходили, — вкрадчиво объяснил Гарий Наумович. — И ты, Витя, не сходи. Хозяин распорядился. Ему будет приятно узнать. Доверие огромное… А ты как думал, писатель? В речке искупаться и муду не замочить?

Я протрезвел до звона в ушах. Вот и наступил момент истины. Головорезы за спиной. Обжигающе любопытные, сверлящие, жалящие глаза Гария Наумовича. Отрешенносочувственный, добрый взгляд генерала. Мученик в кресле, от ужаса утративший дар речи.

— Не могу, — сказал я твердо.

— Еще как сможешь, — возразил Гарий Наумович. — Коли жить захочешь. Действуй, Витя, действуй, голубок. В противном случае, не обессудь, велено вас на пару экипировать.

— Куда экипировать?

Ответом было зловещее молчание.

ГЛАВА 13

ГОД 2034. ЛЮДИ И ЗВЕРИ

Необозрима Россия, если продираться через нее на своих двоих. Затерянные в лесах, они не чувствовали себя одинокими. Митя Климов вполне оценил мудрость Истопника, давшею в дорогу попутчицу. Бывшая «матрешка» оказалась добрым, верным товарищем: не хныкала, не скулила, мужественно переносила все тягости нескончаемого пути. Без нее он одичал бы. На пятый день Даша потревожила в высокой траве черную гадюку и та ужалила ее повыше лодыжки. Митя отсосал яд, прижег ранку огнем, но к вечеру нога у нее распухла, посинела, и следующие несколько дней Даша прихрамывала, не могла идти быстро. Но ни разу не пожаловалась на боль. Лишь когда на ходу потеряла сознание и повалилась в коричневый мох, Митя понял: придется сделать привал. Три дня она отлеживалась в неглубокой пещере, где Митя изготовил удобное ложе из еловых веток, и почти все время спала. Он кормил ее ягодами, поил ключевой водой, а на второй день подстерег в кустах возле норы ленивую толстую зайчиху и убил ее, нанеся точный удар палкой по голове. Запек зайчиху в золе, и они умяли сочное, горячее мясо в один присест, хотя, конечно, Мите досталось побольше.

Одичавшие их не преследовали, деревни они теперь огибали стороной, звериное чутье, свойственное всем рус- сиянам, выжившим на обломках империи, не подвело их ни разу: они шли и шли в одном направлении — на север. Погода благоприятствовала: стояло чудесное континентальное лето, с жарким, но не злым солнцем, с головокружительными запахами цветения. Единственный, кто им досаждал, так это свирепые комары–мутанты размером с полевого шмеля. Их было не так уж много, вдобавок они вытеснили всю остальную разнообразную мошкару, что роилась прежде в лесах, зато обладали повадками убийц–ка- микадзе. Обрушивались сверху, подобно пикирующим бомбардировщикам, впивались в открытую часть тела или прокалывали острым хоботком рубашку и, если сразу не укокошить, если зазеваться, в мгновение ока отсасывали по полстакана крови, раздувались в синий шар и лопались с противным хрустом раздавливаемого стекла. На месте укуса оставалась кровоточащая ранка, через два–три часа превращавшаяся в болезненный волдырь. Как путники ни остерегались, но в первые дни были с ног до головы покрыты этими волдырями и гнойными расчесами, пока Даша не раскопала в торфяной низине какие–то незнакомые Мите корешки вроде желтых грушек, надавила из них горькой, остро пахнущей жижицы и растерлась ею где только могла. Митя последовал ее примеру без рассуждений. С тех пор нападения комаров–камикадзе прекратились, то есть они продолжали делать попытки, но, покружившись над жертвой, с обиженными воплями взмывали вверх. Пораженный, Митя спросил: «Как ты догадалась?» Смущенно потупясь, Даша буркнула себе под нос что–то невразумительное. Это Митю не удивило. Чем дальше, тем меньше они разговаривали, привыкая понимать друг друга по взгляду, по жесту, а иногда по прикосновению. Какое–то главное объяснение они, не сговариваясь, оставили на потом, хотя недосказанность мучила обоих.

С пропитанием не было проблем. Еще в тот день, когда оторвались от одичавших, они наткнулись на заброшенный хутор, где в горнице за столом, как в какой–то давней сказке, сидели три скелетика, двое взрослых и один поменьше, явно ребенок. На столе миска с подернутым зеленой плесенью супом, куски черняги, превратившиеся в камень. Клешни скелетов покоились на столешнице, словно все трое раздумывали, продолжать трапезу или разойтись по своим делам. Кое–где на желтоватых костях прилепились обрывки разноцветных тканей, следы кошмарного маскарада. Ни Даше, ни Климову не надо было объяснять, что люди, которым принадлежали скелеты, умерли не своей смертью, а стали жертвами какого–то биологического опыта. Зато в подсобных помещениях, в сарае и кладовых, они обнаружили массу полезных вещей. Там были новехонькие, еще с заводской смазкой инструменты — вилы, ножи, топоры, лопаты, рабочая одежда, тоже как будто вчера со склада, залежи съестных припасов — ящики со всевозможными мясными и рыбными консервами, водка, прохладительные напитки. По руссиянским меркам целое богатство. Даша с порога, радостно взвизгнув, кинулась к бутылкам, но тут же опомнилась. Разумеется, это ловушка, подстава. Биологический опыт, которому подверглись хозяева хутора, наверняка продолжался во времени. Гостей тут ждали, не конкретно Дашу с Митей, любых. Оставленные без присмотра сокровища очевидное тому свидетельство. Экспериментаторы не особенно маскировались, что тоже понятно. Это в первые годы нашествия, когда руссиянин был осторожнее, осмотрительнее, применялись изощренные мировые технологии, чтобы привести его в состояние всечеловека, теперь же с ним больше не церемонились. Ставили простейшие ловушки по типу мышеловок. Банка консервов, бутылка водки — иди, недоумок, разговейся на халяву напоследок.

И все же, используя навыки выживания в городских условиях, путники солидно отоварились. К еде и питью не притронулись, но забрали кое–что из инструментов — большие садовые ножницы, топорик с короткой пластиковой рукоятью, пару длинных ножей, годных и для метания, моток бечевки отличного качества, походный ранец, ну и кое–какую мелочь, включая коробку спичек и слесарный набор фирмы «Зингер». В доме, стараясь не смотреть на пирующие скелеты, запихнули в сумку тонкий шерстяной плед, разукрашенный символикой всемирной ассоциации антитеррористов. Даша умоляла взять с собой хотя бы упаковку гигиенических прокладок с усиками, раскиданных повсюду, у нее глаза разгорелись, как у нимфетки, но Митя поостерегся. Энтузиазм Даши объяснялся просто — для целых поколений руссиян женские прокладки были ярчайшим символом красивой жизни, но именно их изобилие на заброшенном хуторе внушало серьезные опасения. Вышел спор. Даша уверяла, что не собирается их использовать, а только поносит недолго в сумке, но Митя не смягчился.