Белая гардения - Белинда Александра

В день похорон осеннее ненастье обрушилось на нас подобно лезвию гильотины, оставив в прошлом чистое голубое летнее небо и окутав мир осенней серостью. Моросящий дождь заливал лица, а порывы ветра, набиравшего силу на севере и юге, налетали со страшной силой, пронизывая до костей. Мы хоронили Сергея на русском кладбище с православными крестами, вдыхая запах гниющих листьев и сырой земли. Я, пошатываясь, стояла на краю могилы и смотрела на гроб, в котором, как в материнском чреве, лежало его тело. Если Амелия испытывала ко мне неприязнь при жизни Сергея, то после его смерти она просто возненавидела меня. Она встала вплотную ко мне, так что наши плечи оказались прижатыми друг к другу, и, подталкивая меня локтем, будто надеясь, что я упаду в могилу вслед за Сергеем, прошипела:

— Это ты погубила его, эгоистичная девчонка. До твоей свадьбы он был здоров как бык. Ты заставила его работать, и он надорвался.

На поминках мы с Дмитрием набросились на имбирное печенье, нам очень хотелось снова почувствовать хоть какую-то сладость. Занимаясь организацией похорон, Амелия находила время побывать на скачках и поездить по магазинам, но мы с Дмитрием, лишившись способности ощущать вкус и запах, просто бродили по своей новой квартире, как призраки. Каждый день на книжных полках или в серванте мы находили какую-нибудь доселе незамеченную вещицу — фотографию в рамке, какую-то безделушку или украшение, — которую туда поместил Сергей. Он хотел, чтобы мы каждый раз, натыкаясь на что-то новое, радовались, но с его смертью любая находка разрывала нам сердца. В постели мы заключали друг друга в объятия, но не как молодожены, а скорее как тонущие жертвы кораблекрушения. Всматриваясь друг другу в посеревшие лица, мы пытались найти ответы на немые вопросы.

— Не вините себя, — старалась успокоить нас Люба. — Вы не могли его спасти. Я не верю, что он побоялся беспокоить вас в брачную ночь. Мне кажется, он знал, что умирает, и просто хотел быть ближе к вам. Вы ему очень сильно напоминали его самого и Марину.

Амелии мы так и не рассказали, что похоронили Сергея с обручальным кольцом на пальце и что в соседней могиле, с русскими надписями и двумя нарисованными голубями — одним жилым, а другим мертвым — лежала Марина.

На следующий день после похорон Алексей пригласил нас к себе в кабинет, чтобы огласить завещание. Все, как мне казалось, было заранее понятно. Дмитрию, скорее всего, достанется квартира, Амелии — дом, а клуб «Москва — Шанхай» перейдет в их совместное владение. Но, судя по поведению Любы, которая нервно переминалась с ноги на ногу и теребила кончик платка, ожидалось нечто непредвиденное. Заметив, как дрожат ее руки, когда она подавала чай, я поняла, что ее волнение связано не только с оглашением последней воли Сергея, но и с чем-то другим. Мы с Дмитрием сели на диван, а Амелия расположилась на кожаном кресле у окна. Ее тонкие черты лица в лучах холодного утреннего солнца казались по-особенному яркими. Она сидела, прищурив глаза, снова напоминая мне змею, приготовившуюся к броску. Я поняла причину ее лютой ненависти ко мне. Она коренилась в инстинкте самосохранения. В течение прошедшего года Сергей был намного ближе ко мне, чем к кому бы то ни было.

Алексей заставил нас понервничать, перетасовывая бумаги на рабочем столе и не спеша раскуривая трубку. Его движения были нескладными и медленными, их сковывала скорбь по тому, кто тридцать лет был его лучшим другом.

— Не стану испытывать ваше терпение, — наконец заговорил он. — Последняя воля Сергея, отменяющая все предыдущее и изложенная в двадцать первый день месяца августа года 1947, проста и понятна. — Он потер глаза, надел очки и обратился к Дмитрию и Амелии: — Несмотря на то что он любил вас обоих одинаково и его решение может вызвать у вас недоумение, последнее желание Сергея изложено четко и однозначно: «Я, Сергей Николаевич Кириллов, завещаю свое движимое и недвижимое имущество, включая мой дом и все, что находится в нем, а также свое дело, клуб „Москва — Шанхай“, Анне Викторовне Козловой».

Слова Алексея были выслушаны в гробовой тишине. Никто не шелохнулся. Я подумала, что сейчас Алексей продолжит читать, огласит еще какие-нибудь условия. Вместо этого он снял очки и коротко произнес:

— Это все.

У меня пересохло во рту. Дмитрий встал и подошел к окну.; Амелия замерла в кресле. Все, что произошло сейчас, показалось мне наваждением. Как мог Сергей, которого я любила и которому бесконечно доверяла, так поступить со мной? Ведь он, сделав меня единственной наследницей, предал Дмитрия, долгие годы служившего ему верой и правдой! Разум отчаянно пытался определить причину этого поступка, но не находил ее.

— Он написал это завещание в тот день, когда мы с Аней обручились? — уточнил Дмитрий.

— Дата указывает на это, — сказал Алексей.

— Дата указывает на это, — насмешливо повторила Амелия. — Разве не вы были его адвокатом? Разве не вы посоветовали ему принять столь безумное решение?

— Как вам известно, Амелия, Сергей долгое время болел. Да, я заверил его завещание, но ничего ему не советовал, — ответил Алексей.

— А разве должны адвокаты заверять завещание больных людей, которые к тому же находятся не в своем уме? По-моему, нет! — закричала Амелия, бросившись к его столу. Ее клыки уже налились ядом, она готова была укусить.

Алексей пожал плечами. Мне показалось, что ему доставляло удовольствие видеть отчаяние Амелии.

— Я считаю, что Аня — девушка с безупречной репутацией и прекрасным характером, — заявил он. — Как жена, она разделит все с Дмитрием, и, поскольку вы всегда были к ней так доброжелательны, уверен, что она будет столь же добра и к вам.

Амелия, которая вернулась на свое место, снова вскочила с кресла.

— Эта девчонка пришла сюда нищенкой, — прошипела она, не глядя в мою сторону. — Никто не думал, что она останется здесь надолго. Мы помогли ей из милости. Понимаете? Из милости! Он же плюнул на нас с Дмитрием и отдал все ей!

Дмитрий подошел к дивану и встал рядом со мной. Взяв пальцами мой подбородок, он заглянул мне в глаза и спросил:

— Тебе об этом было известно?

Я побледнела.

— Нет! — закричала я.

Жестом любящего мужа Дмитрий подал мне руку и поднял с дивана. Но когда наши пальцы соприкоснулись, я почувствовала, что его руки холодны как лед. Я успела заметить, с какой ненавистью в глазах провожала нас Амелия, когда мы уходили. Ее взгляд, словно нож, вонзался мне в спину.

По пути домой Дмитрий не проронил ни слова. Он молчал и после того, как мы зашли в квартиру. Долгое время он провел, сидя на подоконнике. Сгорбившись, он смотрел на улицу и беспрерывно курил. Тяжесть утреннего разговора оказалась мне не по плечу. Я расплакалась, и слезы закапали в морковный суп, который я приготовила на ужин. Нарезая хлеб, я поранила палец, кровь попала на хлебный мякиш. Я подумала, что, если Дмитрий попробует на вкус мою скорбь, он поверит, что я ни в чем не виновата.

Весь вечер Дмитрий просидел в кресле, уставив свой неподвижный взгляд на огонь в камине. Он отвернулся, когда я робко приблизилась к нему, надеясь получить прощение за то, в чем не было моей вины.

Только когда я собралась ложиться в кровать, Дмитрий наконец заговорил.

— Получается, Сергей все-таки не доверял мне, — задумчиво произнес он. — После всех разговоров о том, что я ему как сын, Сергей все равно считал меня волком в овечьей шкуре, недостойным его доверия.

Я почувствовала, как у меня напряглась спина, а мысли стали разбегаться в разные стороны. Оттого что Дмитрий все-таки заговорил, я одновременно почувствовала и облегчение, и страх.

— Не воспринимай это так, — робко отозвалась я. — Сергей любил тебя. Просто, как сказал Алексей, он не отдавал себе отчета в том, что делает.

Дмитрий потер руками осунувшееся лицо. Мне было больно видеть горечь в глазах мужа и ужасно захотелось обнять его, снова предаться с ним любви. Я бы все отдала за то, чтобы увидеть в глазах любимого не боль, а желание. У нас была всего одна ночь настоящей любви и счастья. После — только тлен и разложение. Горечь пропитала все вокруг нас так же, как разлагающееся тело Сергея наполнило его дом трупным запахом.

— К тому же все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, — добавила я. — Клуб ты не потерял.

— Тогда почему бы тебе не проявить благородство и первым делом отдать клуб мужу?

Снова повисла тяжелая тишина. Дмитрий с угрюмым видом отвернулся к окну, а я отошла к двери, ведущей в кухню. Мне хотелось кричать от несправедливости. Сергей с такой любовью готовил для нас эту квартиру, а потом одним росчерком пера превратил ее в поле брани.

— Я никогда не понимала их отношений с Амелией, — сказала я. — Иногда создавалось впечатление, что они ненавидят друг друга. Может, его пугало, что она имеет на тебя пагубное влияние?