Танец убийц - Мария Фагиаш

После случая в Нише король Милан постоянно пребывал в задумчивости. Михаил знал, что возникавшие в ходе следствия многочисленные противоречия угнетали его, но что-то не позволяло ему назначить собственное расследование. Почему рапорт жандарма, нашедшего Андьелича мертвым, не был перепроверен, хотя содержал довольно невероятные утверждения? Куда исчезла простыня, которую Андьелич якобы разорвал на полосы и таким образом повесился? Кто вбил гвоздь в дверной проем и когда это произошло?

Михаил не мог не считаться с вниманием Милана, которое тот уделял этим вопросам, и в первый же свободный от службы день, во второй его половине, поспешил в Белград, в крепость. Он выбрал день, когда его друг Апис, тогда старший лейтенант Драгутин Димитриевич, был дежурным офицером.

Стояла ужасная жара. Пересекая мощенный булыжником двор крепости, Михаил чувствовал, как рубашка прилипала к его телу. Он прошел мимо существовавшего еще с римских времен колодца, уровень воды в котором был якобы на много метров ниже русла Дуная. Все время бродили слухи о том, что заключенные, будто бы по легкомыслию, слишком наклонившись через край, теряли равновесие и падали в глубину. Поскольку служебное помещение коменданта крепости находилось всего в нескольких шагах от колодца, таким рассказам верили только те сербы, которые, на свое счастье, никогда не были знакомы с крепостными стенами. При виде колодца у Михаила ком подступил к горлу. Впрочем, в Белграде имелось множество мест, которые были связаны с подобными же представлениями.

Михаил нашел Димитриевича в караульном помещении, и, хотя они не виделись несколько недель, этот визит Аписа ничуть не удивил.

— Я ждал тебя. — Такими словами приветствовал он Михаила. — Тебя или кого-нибудь из окружения Милана.

Присутствие в помещении сержанта мешало Михаилу задавать вопросы, в ответах на которые он так срочно нуждался, и старший лейтенант, казалось, догадался об этом. Он встал и снял со стены большой ключ.

— Пойдем со мной. Он, может быть, сейчас как раз спит, но мы его разбудим.

То, что Апис сказал просто «он», должно было создать у сержанта впечатление, что их капитан заранее извещен о визите Михаила.

Когда они спустились по лестнице и сержант их не мог слышать, Апис сказал:

— Я отведу тебя к Кнезевичу.

— Я так и думал.

На первом этаже располагались так называемые камеры для почетных заключенных — просторные, светлые помещения, предназначавшиеся для важных и знатных персон, в том числе, например, для офицеров, убивших на дуэли своих товарищей. Остальные арестанты помещались в казематах, о которых, как о колодце во дворе, ходили многочисленные рассказы об убийствах и других мучительных способах лишения жизни. Лишь немногие из содержавшихся здесь спустя год оставались в живых. То, что Кнезевичу была предоставлена особая камера, противоречило традициям обращения с заключенными, обвиняемыми в тяжких преступлениях с политической подоплекой.

Кнезевич в самом деле спал, но проснулся, когда открылась дверь камеры. Примерно сорока четырех лет, темноволосый, с приятной внешностью, он казался абсолютно спокойным, медленно вставая с нар и нехотя вытягиваясь. При аресте он пострадал, и теперь еще левая рука его была на перевязи, а лоб заклеен пластырем. Михаил напрасно искал какие-либо следы страха, которые он обычно видел на лицах самых храбрых и закоренелых в политической борьбе заключенных. Считая посещение офицеров приятным событием, нарушившим однообразие его монотонной тюремной жизни, Кнезевич улыбался им полной ожидания улыбкой. Он был человеком с довольно ограниченным интеллектом и даже с некоторым отставанием в развитии, но все это не объясняло его абсолютного спокойствия.

На вопросы Михаила, касавшиеся обстоятельств покушения, он отвечал рассказом уже известной истории: что префект Андьелич послал его в Бухарест, где русские господа в качестве аванса дали ему пятьсот золотых монет, что затем он вернулся к границе и направился прямиком в Белград, где и поселился в отеле «Македония».

— Откуда Вы знали, что король Милан в этот полдень будет проезжать на углу парка Калемегдан?

— Это был его обычный маршрут от крепости к дворцу Конак.

— Все верно, но, как правило, после обеда король никогда не едет в свою канцелярию. Это было редким исключением.

Кнезевич пожал плечами:

— Я получил сообщение в отеле, что он будет проезжать именно там.

— От кого пришло сообщение?

— Я не знаю. Записка лежала под дверью.

Это была новая подробность.

— А Вы сами не задавались вопросом, кто бы мог написать эту записку?

— Нет. Префект Андьелич сказал, что я должен выполнять все приказы и не задавать вопросов.

Еще на лестнице Апис попросил Михаила не упоминать о самоубийстве префекта, поскольку на этом категорически настаивал правительственный комиссар.

— Говорил ли Вам когда-нибудь префект, кто желал бы смерти короля Милана? — спросил Михаил.

— Он только как-то сказал, что есть люди, которые считают, что правление короля Милана неблагоприятно для страны, если русские против этого. Префект был страшно зол на него из-за истории с орденом Милоша. Ведь молодой король тогда на самом деле хотел вручить ему этот орден, да ему не позволили.

Михаил похолодел, услышав это. Кроме него, никто не присутствовал при разговоре отца с сыном.

— Вы разговаривали с префектом после Вашего ареста? — продолжил спрашивать Михаил.

— Да, с неделю назад. Совсем недолго, на лестнице. Меня вели на прогулку во двор, а он возвращался. Он сказал только, чтобы я не беспокоился, все будет в порядке.

— И Вы, стало быть, не беспокоитесь?

Кнезевич ухмыльнулся:

— Нет. Префект сказал — все, что я делаю, идет на благо родины нашей.

— А что же с пятьюстами золотыми?

— Так ведь это задаток, чтобы я выполнил обещанное. — Заметив удивление на лице Михаила, он торопливо добавил: — Это вроде супружеской клятвы. Обещание даешь Богу, но и поп, который венчает, получает пару монет.

«Какая-то извращенная логика», — подумал Михаил и бросил Апису полувеселый, полурастерянный взгляд.

— Другими словами, этим как бы скрепляется клятва, так?

— Именно так.

— Сначала Вы обвинили множество людей, а затем от своих показаний отказались. Почему?

— Так ведь я все признавал в полиции и говорил, что они хотели слышать. Надо было скорее попасть к комиссару. С подозреваемыми, которые не желают плясать под их дудку, долго не церемонятся.

— А комиссара Вы совсем не боялись?

Кнезевич покачал головой и губами без звука произнес:

— Нет.

— И почему же нет?

— Потому что он был назначен королем Александром.

— Поэтому Вы и чувствуете себя в безопасности? С чего бы это?

— Потому что король Александр справедливый человек. Он знает, что я хороший серб, хоть и родился в Боснии. И он позаботится, чтобы я попал к справедливому судье.

Михаил вопрошающе посмотрел на Аписа, но тот в ответ только пожал плечами.

— Значит, Вы признаете, что люди, которых Вы обвиняли в самом начале, на самом деле невиновны?

Арестованный скорчил нервную гримасу. Не понимая до конца, куда Михаил клонит, он утратил часть своей самоуверенности.

— Откуда мне знать? Я же сказал, что я только с префектом Андьеличем и русскими господами в Бухаресте разговаривал. Почем мне знать, кто там еще участвовал?

Михаил никак не мог для себя решить, имеет ли он дело с остолопом или с чересчур продувной бестией. Как бы там ни было, Кнезевич всего лишь мелкий негодяй, нанявшийся на слишком большое преступление. Оставался еще один вопрос.

— Какие у Вас были отношения с префектом Андьеличем? Я имею в виду, знали ли Вы его перед тем, как он послал Вас в Бухарест?

Кнезевич неохотно ответил:

— Я пару раз оказывал ему услуги.

Михаил, который хорошо знал прошлое Андьелича, отлично представлял себе, что это были за услуги.

— И он знал, что я был одним из лучших стрелков в полку, — добавил арестованный с гордостью. — Я вообще-то отслужил два года в Нише, в Моравской дивизии.

Михаил с Аписом вышли из камеры. По коридору вышагивал взад и вперед дежурный жандарм. В конце тридцатиметрового коридора он останавливался, делал оборот «кругом» и маршировал назад.

— Где была камера Андьелича? — спросил Михаил.

— Здесь, напротив. Четвертая слева.

Михаил взглядом проводил жандарма. Ему было совершенно ясно, что повеситься в промежуток времени, пока жандарм шагает туда и обратно, просто невозможно. И тем более это исключено, если дверь камеры открыта. Встретившись взглядом с Аписом, Михаил понял, что его друг того же мнения.

— Через час меня сменят, — сказал Апис. — Сегодня ужасная жара. Как ты смотришь на то, чтобы закатиться поужинать в ресторанчик в саду Топчидера?