Везет как рыжей - Елена Логунова

– Может, ты мне поможешь? – попросила Ирка. – Разберешь со мной мешочек-другой?

– Да, кстати, о мешках, – вовремя вспомнила я, хитро уйдя от ответа. – Вот, это тебе!

Я вытряхнула из матерчатого свертка Лже-Тоху.

Зверь недовольно вякнул, принюхался, с подозрением покосился на ближайший мешок и безошибочно зашагал по коридору в сторону кошачьих апартаментов. Смышленый!

– Мать честная, – удивилась Ирка. – А это еще кто?

– Понятия не имею, – ворчливо отозвалась я. – Приходим мы утром домой, а там это сидит.

– Это в доме сидело? – уточнила Ирка.

– Сидела, – поправила я. – Как выяснилось, это кошка.

Кошка осторожно ступила на Тохину территорию. Моего кота все еще не было видно. Я ожидала его появления с интересом: любопытно сравнить, насколько звери похожи.

– А как ее зовут? – поинтересовалась Ирка.

Я пожала плечами.

– Понятия не имею, нас никто не знакомил.

– Ага, – глубокомысленно сказала Ирка. – А откуда она взялась?

– Чего ты прицепилась? – вспылила я. – Почем я знаю? Говорю тебе, она уже сидела в квартире, когда мы пришли!

Ирка присела, рассматривая подкидыша.

– Страшно похожа на Тоху.

– Только мельче, – заметила я.

– Еще бы, – съязвила Ирка. – Ее-то, наверное, не кормили красной икрой!

– Очень даже кормили, – поправила я.

– Да ну? И ее кормили? Да вы настоящие филантропы! – искренне восхитилась Ирка. – Послушай, а можно мне сделать заявку? В следующей жизни я хочу быть вашим котом!

Я тяжело присела на ближайший мешок.

– Это не мы филантропы, это Быков, чтоб его перевернуло и шлепнуло! – пожаловалась я. – Представляешь, не успели мы обнаружить эту левую кису, как объявился мил человек Петр Петрович! Пришел, сердобольный такой, посочувствовать нам по поводу кончины Тохи и уж так обрадовался, что он жив-здоров!

– Ты же говоришь, что это кошка? – удивилась Ирка.

– Точно, кошка. Только мы это слишком поздно выяснили, когда Быков уже ушел. И вообще он никак не хотел верить нам, что это совершенно чужое животное. Так что волей-неволей пришлось играть в возвращение живых мертвецов, лить слезы счастья и холить и лелеять самозванку по полной программе: с красной икрой и куриным филе.

– Понятно, – сказала Ирка с таким же интересом, как и я, отслеживая появление в комнате Тохи. – А когда инспектор ушел, вы, стало быть, и этого зверя решили укокошить?

– Ага, для ровного счета, – кивнула я и сделала большие жалобные глаза. – Ириш! Ты не подержишь у себя обоих? Зверьки воспитанные, тебя не обременят, будут развлекать друг друга – глядишь, со временем сложится новая ячейка кошачьего общества? Будь человеком, а?

– На неделю, не больше, – твердо сказала Ирка. – Скоро Моржик приедет, мне не до твоего зверинца будет.

– На неделю так на неделю. – Я вскочила с мешка и ретировалась во двор, пока она не передумала.

Из кошачьей комнаты доносились эмоциональные звериные вопли.

Утром я позвонила Быкову и дрожащим от напряжения голосом сообщила, что кота у нас больше нет. Нет, он не ушел гулять. Нет, и не потерялся. Помер он, помер, помер!

– Погодите, не кричите, пожалуйста, объясните толком, – каким-то бесцветным голосом отозвался Петр Петрович. Должно быть, он тоже устал от перипетий с нашими кошачьими.

Объяснить что-либо толком я никак не могла. Кое-как изложила наскоро придуманную, но не лишенную убедительности версию очередной гибели несчастного животного: в новой редакции злополучный кот попал под поезд. Под какой? Если вам это так интересно, под скорый поезд Адлер – Москва, конкретно под третий вагон. К чему такая конкретика? А к тому, что всего в составе было восемнадцать вагонов, больших и тяжелых, все они, кроме, естественно, первых двух, прокатились по коту, и ничего от него не осталось! Вот просто ничегошеньки! Кроме светлой памяти, конечно…

Петр Петрович молчал без малого минуту. Все это время я крепко прижимала к уху телефонную трубку, а Колян на диване нервно кусал ногти и таращился на меня, вопросительно шевеля бровями. Я отмахивалась, терпеливо дожидаясь замедленной реакции Быкова.

– Вы, Лена, когда сегодня дома будете? – спросил он наконец.

– Дома? – этого вопроса я не ожидала. – Вечером, после работы. Часов в восемь, наверное. А что?

– Небось опять на поминки напрашивается? – шепотом предположил Колян, хмуря брови.

– Я подъеду к вам вечером, хорошо? – Быков отвечал вопросом на вопрос.

– Хорошо, – согласилась я.

Хотя, если вдуматься, чего хорошего? Опять придется изображать саратовские страдания. Я огляделась, вздохнула: в отсутствие Тохи квартира была не такой теплой и уютной, как раньше.

– Будем вечером ехать домой – лимонов купим, – неожиданно сказал Колян, обнимая меня за плечи.

– Зачем? – безучастно поинтересовалась я.

– Затем, что съедим по лимону – и лица у нас будут скорбные-прескорбные, – пояснил муж.

– Тогда лучше пару луковиц, – предложила я. – От лука и физиономии перекосит, и слезы выжмет.

– Нет, тогда уж сначала съедим по луковице, а потом закусим лимонами, – упорствовал Колян. – Лимоны – они как раз и запах лука отобьют.

«Хочешь, чтобы дело было сделано хорошо – сделай его сам!» С этой мыслью Петруша Быков отправился на поиски очередной персидской шиншиллы, способной заменить некстати погибшего первого дублера. Что за чертовщина с этими котами, мрут как мухи!

– Король умер – да здравствует король! Кот снова помер – даешь нового дублера! – шизоидно бормотал Петруша, пробираясь в толпе на Соломенном рынке.

Народные массы состояли, как ему показалось, в основном из потных горластых теток с кошелками и молчаливых мужиков с прикрученными к рубашечным пуговицам табличками: «каменщик», «плотник», «сантехник», «евроремонт а-ля рюсс». Мужики переминались в ожидании работодателей в длинном ряду вдоль ограды, напротив них вереницей стояли и сидели продавцы всяческого старого барахла, а крикливые бабы перли по узкому проходу, ежеминутно останавливаясь, чтобы что-то пощупать, понюхать, спросить; наклонялись, оттопыривая толстые зады, и, закупоривая ими движение, энергично работали локтями и чувствительно ерзали по чужим ногам тяжелыми угловатыми сумками.

Сцепив зубы, Быков прошел этот крестный путь из конца в конец дважды, и все напрасно: в коробках у десятка торгашей, покупающих щенков и котят оптом, чтобы потом подороже продать их в розницу, не нашлось ни одной зверюги, сколько-нибудь похожей на проклятущего перса. Петруша долго в большом сомнении смотрел на клетку с невероятно меховым, воистину персидским хомяком, но мелкая живность, как ни крути, могла сойти только за отдельный незначительный фрагмент кота.

Петр Петрович мысленно не без удовольствия расчленил персидского наследника, и тут его осенило!

Бесцеремонно раскидав прущее по фарватеру бабье, Быков могучим ледоколом вспорол людской поток поперек и навис над усохшей старушкой в лисьей горжетке поверх вязаной кофты.

Облаченная, несмотря на жару, в древние меха, бабушка и торговала каким-то скорняжным антиквариатом. На желтой газетке скорбно возлежали самого жалкого вида меховые изделия – выцветшие, облезлые, траченные молью.

– Бери, внучек, – проследив направление взгляда Быкова, заискивающе сказала старушка. – Не пожалеешь! Это песец!

– Это полный песец, – согласился Петруша, прищуриваясь и что-то про себя соображая. – Ладно, сколько с меня за эту дохлятину?

Будь у него побольше времени, он перерыл бы весь город и нашел бы новую замену наследному коту. В конце концов украл бы подходящее животное, знать бы только, где именно!

«Ничего, утро вечера мудренее, до завтра я что-нибудь придумаю, – утешил себя Петруша. – А пока и хвост сойдет, притворюсь, будто принял его за кота, глядишь – и выиграю время».

Положив свое приобретение в непрозрачный пакет с надписью «Спасибо за покупку!», Петр Петрович поехал на улицу Гагарина и припарковал машину под кустом с видом на окна нужной квартиры. И окна, и балкон были закрыты. Впрочем, хозяева обещали быть дома только после восьми.

Петруша решил рискнуть. Прихватив из «бардачка» набор отмычек, он проскользнул в подъезд, никем не замеченный. Был час сериала, пенсионеры и домохозяйки самозабвенно смаковали мексиканские страсти.

Внушительная с виду металлическая дверь запиралась на один-единственный немудреный замок. Петруша легко открыл его, вошел в квартиру, притворил за собой дверь и огляделся.

Прямо из прихожей открывался прекрасный вид на диван, стоящий под окном в кухне.

– То, что надо! – удовлетворенно кивнул Быков.

Спустя пять минут он бесшумно покинул чужие апартаменты, запер железную дверь и спустился во двор, где устроился на уединенной лавочке за гаражом-ракушкой, приготовившись к долгому томительному ожиданию.