Леди мира. Автобиография Элеоноры Рузвельт - Элеонора Рузвельт

вошла в гостиную и сказала: «Ваша встреча с французским послом через десять минут, машина у дверей», – и «Пружина» неохотно вставал, отложив книгу, надевал шляпу и шел на встречу с французским послом или государственным секретарем, или с кем-то еще.

У французского посла и его очаровательной жены было много друзей. Мсье Жюссерана считали одним из «ходячих кабинетов» Теодора Рузвельта. Он отличался невысоким ростом, провел детство в горах Франции и был опытным альпинистом. Всю свою жизнь он ходил на пешие прогулки, поэтому его не пугали экскурсии Теодора Рузвельта по парку Рок-Крик, даже когда требовалось пересечь ручей в глубоком месте.

Среди людей, с которыми мы общались в первые годы жизни в Вашингтоне, выделяется еще один человек. Я не могу сказать, что хорошо его знала, но наши нечастые встречи оставили неизгладимое впечатление. Теодор Рузвельт и миссис Коулз хорошо знали мистера Генри Адамса и постоянно навещали его дом на Лафайет-сквер. Мы были знакомы с некоторыми из его близких друзей и поэтому время от времени получали одно из самых желанных приглашений на обед или ужин в его доме.

Мое первое воспоминание о якобы суровом, довольно язвительном мистере Адамсе – пожилой джентльмен в «Виктории» возле нашего дома на улице Эн. Мистер Адамс никогда не наносил визитов. Но он попросил, чтобы дети сели к нему в «Викторию». А они не только сели, но и взяли своего шотландского терьера, и вся эта группа сидела, болтала и играла по всему салону.

Однажды после ужина с ним мой муж упомянул кое о чем, что в то время вызывало у него глубокое беспокойство в правительстве. Мистер Адамс посмотрел на него довольно сурово и сказал: «Молодой человек, я живу в этом доме много лет и наблюдаю, как обитатели Белого дома приходят и уходят, и ничто из того, что вы, мелкие чиновники или обитатели этого дома, сделаете, не повлияет на историю мира в долгосрочной перспективе!» Возможно, это правда, но не стоило говорить такое молодому политику!

Генри Адамс любил шокировать слушателей, и, думаю, знал, что те, кто стоит его внимания, поймут его и почерпнут из его речей пользу, отбросив стариковский цинизм.

Глава 9

Жизненные перемены

В марте 1916 года родился наш последний ребенок. Мы назвали его Джон Аспинвелл, в честь дяди Франклина.

Та зима была тяжелой для моего мужа из-за инфекционного фарингита. Ему было так плохо, что он поехал в Атлантик-Сити, где его встретила мать. Франклин хотел взять двухнедельный отпуск, но бездействие было невыносимо, и через неделю он вернулся на работу. Я надеялась, что серьезное заболевание обошло нас стороной.

Однако не прошло и двух дней, как у Эллиота началась сильная простуда и воспалились гланды. Я думала, что ничего страшного не произойдет, но спустя пару дней ему стало хуже. Я не знаю большей муки, чем лежать в постели, когда твой ребенок болеет в комнате этажом выше, поэтому та весна вспоминается мне как очень трудная. В конце концов мы послали за старым другом мисс Спринг, который приехал из Нью-Йорка, чтобы взять на себя заботу об Эллиоте и постепенно поставить его на ноги.

С того дня и до поступления в школу-интернат в двенадцать лет он оставался хрупким мальчиком, за которым нужен был глаз да глаз. Теперь, когда я смотрю на этого сильного мужчину, мне трудно поверить, что он так болел в детстве. С весны 1916 года он, казалось, относился ко всему серьезнее других и проводил целые дни и недели в постели. Тогда он распробовал чтение, и я думаю, что больше всех из детей получал удовольствие от книг и развил в себе настоящую любовь к литературе.

Летом 1916 года я, как обычно, поехала с детьми в Кампобелло. Время от времени приезжал Франклин. В то лето разразилась страшная эпидемия детского паралича. Я никогда не оставалась в Кампобелло до конца сентября, но там я была совершенно одна со своими детьми, брошенная на острове, и мне предстояло провести так некоторое время. Наконец Франклину снова разрешили пользоваться «Дельфином», и в начале октября он приехал, забрал нас и высадил на нашем собственном причале на реке Гудзон.

Распространялись дикие слухи о том, что немецкие подводные лодки пересекают океан, что их заметили в разных местах вдоль побережья, и на одной из сделанных в пути остановок мы услышали, будто одна лодка находится неподалеку и немецкие офицеры уже высадились на берег.

Дети оставались в Гайд-парке до тех пор, пока не стало безопасно путешествовать, а я вернулась в Вашингтон. Тогда я осознала, что над всеми нами нависло чувство надвигающейся катастрофы.

Нападения на наш морской флот обостряли отношения с Германией, и американский народ все больше и больше настраивался против немцев. До нас доходили рассказы о зверствах, творящихся в Бельгии, и в них верили, но, несмотря на растущую напряженность, мы не разорвали дипломатических отношений с Германией. В ту зиму мой муж уехал на Гаити. Морские пехотинцы контролировали ситуацию. Франклин взял с собой председателя Комиссии по гражданской службе – Джона Макиленни, старого друга Теодора Рузвельта и одного из его «Мужественных всадников». Позже он был назначен финансовым советником Гаити и справился с этой нелегкой работой очень хорошо, благодаря чему мы вернули гаитянскому правительству контроль над их собственными финансовыми делами.

Эта поездка, во время которой мой муж проехал верхом через большую часть острова, показалась ему крайне интересной. Когда он был далеко от побережья Санто-Доминго, высоко в горах, пришла телеграмма от министра военно-морского флота, сообщавшая, что политические условия требуют немедленного возвращения Франклина в Вашингтон и что эсминец встретит его в ближайшем порту. Мы разорвали дипломатические связи с Германией, послу выдали документы и попросили покинуть Соединенные Штаты. Германский военно-морской атташе, капитан Бой-Эд, и другие наконец смогли до конца пробудить неприятие американского народа с помощью шпионажа. Этого, однако, мой муж не знал. Придя на ужин морских офицеров, отвечавших за эту станцию, он показал только что полученную расшифрованную телеграмму даме, сидевшей рядом с ним. Она так долго жила в тех частях света, где умами людей правила революция, что сразу же сказала: «Политические условия! Это должно означать, что Чарльз Эванс Хьюз возглавил революцию против президента Вильсона».

Вернувшись в Вашингтон, мой муж погрузился в интенсивную работу, поскольку Соединенные Штаты неминуемо втягивались в войну. Флот нужно было подготовить как можно быстрее.

Мы переехали осенью 1916 года, потому что дом тетушки Бай на улице Эн не был рассчитан на комфортное проживание пятерых детей. Дом номер 2131 на улице Эр оказался приятным местом с небольшим садом позади него.

Скоро США действительно вступили в войну,