Взлет и падение третьего рейха (Том 2) - Ширер Уильям

Однако тяжелые потери немецкого флота не вызывали теперь особой тревоги у фюрера, и, включив в начале мая Данию и Норвегию в длинный список своих завоеваний, он работал рука об руку со своими старательными генералами, ибо они уже отбросили сомнения, обуревавшие их прошлой осенью, над последними приготовлениями к операции, которая - они были в этом уверены - должна была привести их к величайшей победе.

Глава 21

ПОБЕДА НА ЗАПАДЕ

Прекрасным весенним утром 10 мая 1940 года посол Бельгии и посланник Нидерландов в Берлине были вызваны на Вильгельмштрассе, где Риббентроп сообщил им, что немецкие войска вступают на территорию их стран в целях обеспечения их нейтралитета перед лицом нависшей угрозы нападения англо-французских армий - аналогичный бесчестный предлог был использован всего месяц назад для оправдания оккупации Дании и Норвегии. Официальный немецкий ультиматум призывал оба правительства принять необходимые меры, чтобы воспрепятствовать оказанию сопротивления. В случае такового оно будет решительно подавлено всеми имеющимися средствами и ответственность за кровопролитие "всецело ляжет на королевское бельгийское и королевское нидерландское правительства".

В Брюсселе и Гааге, как недавно в Копенгагене и Осло, немецкие послы направились в министерства иностранных дел с аналогичными посланиями. По иронии судьбы в Гааге ультиматум должен был вручить граф Юлиус фон Зех-Буркерсроде, немецкий посланник, являвшийся зятем Бетман-Холвега, бывшего канцлера кайзера, который в 1914 году публично назвал немецкие гарантии нейтралитета Бельгии, только что нарушенные империей Гогенцоллернов, клочком бумаги.

В министерстве иностранных дел в Брюсселе, в то время как немецкие бомбардировщики с ревом проносились над бельгийской столицей и от разрывов сбрасываемых ими на ближайшие аэродромы бомб дребезжали стекла, Бюлов-Шванте, немецкий посол, начал было извлекать из своего кармана официальную бумагу, но Поль Анри Спаак остановил его:

"Прошу прощения, господин посол. Первым буду говорить я. Германская армия только что напала на нашу страну, - сказал Спаак, не пытаясь скрыть своего возмущения. - Уже во второй раз за двадцать пять лет Германия совершает преступную агрессию против нейтральной и лояльной Бельгии. То, что случилось, является даже более одиозным, чем агрессия 1914 года. Ни ультиматума, ни ноты, ни протеста какого бы то ни было характера не было предъявлено бельгийскому правительству. Только после нападения Бельгия узнала, что Германия нарушила взятые на себя обязательства... Германский рейх будет нести за это ответственность перед историей. Бельгия полна решимости защищать себя".

Незадачливый немецкий дипломат начал было читать немецкий ультиматум, но Спаак прервал его: "Дайте мне документ. Я хочу избавить вас от исполнения неприятной обязанности".

Третий рейх не первый раз давал этим двум маленьким государствам гарантии нейтралитета. Независимость и нейтралитет Бельгии были гарантированы "бессрочно" пятью великими европейскими державами в 1839 году пактом, который соблюдался в течение 75 лет, пока Германия в 1914 году не нарушила его. Веймарская республика обещала никогда не поднимать оружие против Бельгии, и Гитлер, придя к власти, неоднократно заверял, что соблюдение нейтралитета Бельгии незыблемо, и дал такие же гарантии Нидерландам. 30 января 1937 года, отказавшись считаться с условиями Локарнского договора, нацистский канцлер публично заявил:

"Германское правительство дало дальнейшие заверения Бельгии и Голландии, что оно готово признать и гарантировать нейтралитет этих территорий и нерушимость их границ".

Напуганная ремилитаризацией третьего рейха и оккупацией им Рейнской области весной 1936 года Бельгия, разумно отказавшаяся после 1918 года от политики нейтралитета, теперь вновь искала спасения в провозглашении нейтралитета. 24 апреля 1937 года Англия и Франция освободили ее от обязательств по Локарнскому договору, а 13 октября этого же года Германия официально и торжественно подтвердила свою решимость ни при каких обстоятельствах не причинять ущерба неприкосновенности и целостности Бельгии и во все времена уважать неприкосновенность бельгийской территории и оказывать Бельгии помощь, если она окажется объектом нападения...

Начиная с этого дня в частных указаниях Гитлера генералам появляется пункт, совершенно противоположный тем публичным заверениям, которые он источал в адрес Бельгии и Нидерландов. 24 августа 1938 года, касаясь одного из докладов, подготовленных для него в связи с разработкой плана "Грюн" (нападение на Чехословакию), он говорил о том огромном преимуществе, которое дала бы Германии оккупация Бельгии и Голландии, и спросил у армии мнение, "при каких условиях можно было бы осуществить оккупацию этого района и сколько времени для этого потребовалось бы". 28 апреля 1939 года в своем ответе Рузвельту Гитлер вновь подчеркивал "обязывающие заверения", которые он сделал Нидерландам и Бельгии в числе других. Не прошло и месяца, как 23 мая фюрер заявил своим генералам, что "голландские и бельгийские аэродромы должны быть отняты силой... с молниеносной быстротой", что "следует игнорировать декларации о нейтралитете". Он еще не начал войну, но планы у него уже созрели. 22 августа, за неделю до нападения на Польшу, он совещался со своими генералами относительно возможности нарушить нейтралитет Голландии и Бельгии. "Англия и Франция, - сказал он, - не станут нарушать нейтралитет этих стран". Четырьмя днями позднее, 26 августа, он приказал своим послам в Брюсселе и Гааге проинформировать соответствующие правительства, что в случае возникновения войны "Германия ни при каких обстоятельствах не нарушит неприкосновенность границ Бельгии и Голландии" - заверение, которое он публично повторил 6 октября по завершении польской кампании. На следующий день, 7 октября, генерал Браухич по указанию Гитлера предложил своим командующим группами армий осуществить все приготовления для немедленного вторжения на территорию Голландии и Бельгии, если этого потребует политическая обстановка.

А еще двумя днями позднее, 9 октября, в Директиве э 6 Гитлер приказывал:

"...Подготовить наступательные операции через люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть проведено как можно более крупными силами и как можно скорее... Целью этих наступательных операций является разгром по возможности большей части французской действующей армии и сражающихся на ее стороне союзников и одновременно захват возможно большей голландской, бельгийской и северофранцузской территории..."

Бельгийцы и голландцы, разумеется, были не в курсе секретных приказов Гитлера, тем не менее они получили предостережение относительно того, что их ожидало. О некоторых предостережениях уже говорилось ранее: полковник Остер, один из антинацистских заговорщиков, предупредил 5 ноября голландского и бельгийского военных атташе в Берлине, что немецкое нападение запланировано на 12 ноября. В конце октября Герделер, другой участник антинацистского заговора, выехал по настоянию Вайц-зекера в Брюссель, чтобы предупредить бельгийцев о предстоящем нападении. А вскоре после Нового года, точнее, 10 января 1940 года гитлеровские планы наступления на Западе попали в руки бельгийцев, когда офицер, который вез эти документы, совершил вынужденную посадку в Бельгии.

К тому времени генеральные штабы Бельгии и Голландии знали от своих приграничных разведывательных служб, что Германия сосредоточивает у границы около 50 дивизий. Воспользовались они и необычным источником информации в самой немецкой столице. Таким источником оказался полковник Г. Дж. Сас, нидерландский военный атташе в Берлине. Сас был близким другом полковника Остера и часто обедал в его уединенном доме, расположенном в пригороде Берлина Целендорф, - этой практике способствовало введенное с начала войны затемнение, под прикрытием которого ряд лиц, как иностранцев, так и немцев, осуществляли в Берлине свои рискованные миссии, не опасаясь попасть в поле зрения немецкой контрразведки. Именно Сасу полковник Остер сообщил в начале ноября о немецком нападении, назначенном на 12 ноября. Он же сообщил в январе военному атташе о новом сроке нападения. Ни в первом, ни во втором случае нападения не произошло, и в Брюсселе, и в Гааге вера в правдивость информации Саса оказалась несколько поколеблена - там, разумеется, не знали, что Гитлер действительно дважды устанавливал даты нападения, а затем отменял их. Однако предупреждение, переданное Сасом в Гаагу за десять дней до нападения на Норвегию и Данию, позднее подтвердившееся, очевидно, до некоторой степени восстановило его престиж.

3 мая Остер совершенно четко сообщил Сасу, что немецкое наступление на Западе через территорию Нидерландов и Бельгии начнется 10 мая, и военный атташе немедленно сообщил об этом своему правительству. На следующий день в столице Нидерландов получили подтверждение этой информации от голландского посла в Ватикане. Гаага немедленно известила об этом Брюссель. 5 мая было воскресенье, а уже в начале следующей недели всем нам в Берлине стало очевидно, что удар на Западе последует в ближайшие дни. Напряжение в столице усиливалось. К вечеру 8 мая я отправил в свой офис в Нью-Йорке телеграмму с просьбой задержать одного из наших корреспондентов в Амстердаме, вместо того чтобы отправлять его в Норвегию, где война, вероятно, уже закончилась. В тот вечер военные цензоры позволили мне намекнуть в радиопередаче, что вскоре развернутся события на Западе, включая Голландию и Бельгию.