Ясныи день - Максим Жуковец

Что же это такое — Любовь? Однажды, когда я спросил у Лены, что такое, по её мнению, Любовь, она в прямом смысле ошарашила меня. Сначала она молча шла рядом, опустив голову, а потом задала встречный вопрос.

— А разве ты не видишь? — спросила она.

— Не вижу чего? — удивился я.

Она остановилась. Я последовал её примеру… Она смотрела на меня. Как-то ласково, необычно… У меня даже мороз побежал по коже от такого взгляда. А она всё смотрела… Слегка улыбнувшись, она сказала:

— Я люблю тебя.

Больше она ничего не добавила. Только эти три слова. Только молча стояла и смотрела. Но от её взгляда… От этого прекрасного взгляда… Глаза девочки ласкали, согревали… Что-то происходило в груди…

— Почему ты так… Почему ты так смотришь на меня? — спросил я.

Улыбнувшись, она повторила:

— Я тебя люблю, Максим.

Не зная, что делать, я замер. Затем опустился на землю перед девочкой, продолжая очарованно глядеть на неё. Она подошла ко мне и медленно села на колени рядом. Закрыв глаза, она… поцеловала меня в щёку. Растерянно я дотронулся до места поцелуя рукой.

— Ой, — сказал я и посмотрел на неё. На её каштановые волосы прилетела белая бабочка. Потом ещё одна. Я прикоснулся рукой к её волосам, и бабочки улетели. Я погладил её волосы, и она взяла мою руку в свою… Она встала и увлекая меня за собой, сказала:

— Пойдем, я тебе что-то покажу…

Когда мы шли с ней через рощу, я думал о Любви…

«Если для того, чтобы научиться материальным наукам, нам нужно посвятить этому целую жизнь, то сколько жизней нам понадобится для того, чтобы научиться Любви, самой великой духовной силе, которую человечество когда-либо знало? Ведь это — единственная постоянная вещь, которая лежит в основе человеческой жизни. И, поскольку только она имеет значение, каковы бы ни были усилия, которые вы потратите для того, чтобы научиться ей, они никогда не будут напрасными…» (С. Радхакришнан). Если вы понимаете смысл сказанного, значит вы способны чувствовать то же, что я чувствовал тогда. Я чувствовал истинную ценность, и я понимал — ничто в мире с ней не сравнится.

Овеянный розовым дыханием Любви, я шел по чаще, как блаженный, и вспоминал… Я мог просто зайти к кому-нибудь в дом, подсесть за стол к пока ещё незнакомой мне семье и сказать:

«Здравствуйте. А я к вам в гости».

В обычных случаях на такое хамское поведение возможны сразу несколько вариантов ответа, в зависимости от уровня интеллигентности «потерпевших». И, по видимому, ни один из вариантов мне бы не понравился…

Здесь же всё было наоборот — они, как дети, начинали радоваться моему визиту; начинали суетиться, создавая комфорт и уют — чтобы мне, именно мне, было комфортно и хорошо. Они беспокоились об этом, как будто я был их лучший друг, хотя, на самом деле, идя к ним в дом, я не знал ни их имен, ни их лиц; я вообще ничего о них не знал. Они же ничего не знали обо мне… Просто мы были блаженными от любви. В её сиянии мы забывали о себе.

Это была просто Любовь. Не к кому-либо, а просто так… Это было чудесно, это было, как в детстве… Вспомните своё детство. Может быть, перед взором вашей памяти предстанет тот горный лес, и горящий в ночи костёр, и счастливые лица людей, рассказывающих невероятные истории. И, может быть, вы вспомните, как со своими сверстниками носились по лесу, и как блики пламени костра бегали по листьям и стволам деревьев, и вы с огромным ликованием и счастьем видели в этой игре теней сказочные фигуры, и весь мир казался вам сказкой. Может, вам на память придёт морское побережье, и тот огненный закат, видный в небе и разлитый по ласковому морю золотой дорожкой. И вы ещё раз переживёте игру в песке или плескание в воде со златовласыми и черноголовыми, со смуглыми и белыми друзьями, когда само Счастье склонялось над вами и своими большими добрыми руками прикрывало вас, чтобы никто не мешал вам быть счастливыми…

Вспоминая все это, я шел по чаще и Лена держала меня за руку. Мы шли минут тридцать и тропа как-то сказочно уходила в закат… Солнце уже опустилось за величественные горы и стало смеркаться, когда мы вышли на поляну. Там возле костра сидели люди. Их было человек десять — молодые парни, девушки и несколько детей. Некоторых из них я уже знал… Когда мы подошли к костру, они встретили нас улыбками. Несколько человек подвинулись на бревне, уступая нам место. Я сел вместе с ними, а Лена осталась стоять. Она смотрела в небо, на появляющиеся звезды. Потом она закрыла глаза… Она запела… Вдохновенно и трепетно запела…

В ярком пламени трещали сухие ветки, и сонмы искр вырывались из огня. Двенадцать пар глаз завороженно смотрели на танец огненного салюта. Мы глядели, как в далёкое очарование мириадов звёзд уносятся, влекомые прохладой, дочери огня.

Костёр горел в ночи. Костёр согревал нас. Он согревал ночь и всё её сказочное настроение. Нам и всему, что нас окружало, действительно, было тепло. Тепло от костра, и всё же нам было гораздо теплее от того, что мы рядом… Как в сказке… Это было, как в сказке…

Мягко трещат на кострище поленья,

В небе давно уж рассвет.

В сумерках утра, светясь вдохновеньем,

Пел свою песню поэт.

Слушайте, слушайте — струны играют,

Тихо касаясь сердец.

И у костра будто все замирают…

Кто ты, поэт и певец?..

Лена все пела… Она смотрела в небо. Её глаза были заполнены счастьем. Её голос походил на ласковое счастье… И голосов становилось всё больше. Ей подпевали, но кто? Не ангельский ли хор слышал я?

Новая песня, как тайна, как пламя,

Так поражает сердца.

Глас твой звучит, как счастливое знамя,

Счастью не видно конца…

Что-то большое, доброе и ласковое присутствовало с нами в тот вечер… В ту ночь… И мне, как когда-то царю Шахрияру, вдруг захотелось, чтобы все последующие ночи были такими же сказочными. Чтобы они были такими же добрыми и тёплыми у всех. У всех… У всех людей мира, у всех моих братьев и сестёр. Ведь тогда, под звуки гитары и под нежный тембр красивых голосов, мне вдруг стало ясно, что все мы — братья и сёстры, все мы — суть одно…

Помню, как молодая девушка, сидевшая рядом, положила свою голову на моё плечо. Я тогда слегка повернулся и посмотрел на нее. Я не знал ее лично, но переполненное цветами сердце вполне приняло этот ее простой глубоко человеческий поступок. Потому что глубоко по человечески нельзя иначе… Она улыбалась, она повернулась ко мне и улыбалась мне. В её глазах я видел ласковую теплую Родину… И я улыбнулся. Я улыбался ей, желая согреть ее так же тотально. Мы улыбались и долго смотрели друг другу в глаза. От того, что мы делали, у обоих кружилась голова… Она была так прекрасна, в ее взгляде было столько ласки, что мне захотелось ее поцеловать. Но я не смел даже думать про это, потому что рядом с девушкой сидели ее дочь и тот, от кого она ее родила… Так что, по всем правилам, мне нельзя было ее целовать… Тогда, будто бы желая подчеркнуть абсурдность всех этих происков так называемой «морали», она очень нежно… поцеловала меня сама. Она придвинулась, обвила меня руками и нежно целовала, так что я не смог сдержаться и ответил…