Стихотворения - Михаил Лермонтов

Дары Терека

Терек воет, дик и злобен,[176]Меж утесистых громад,Буре плач его подобен,Слезы брызгами летят.Но, по степи разбегаясь,Он лукавый принял видИ, приветливо ласкаясь,Морю Каспию журчит:

«Расступись, о старец море,Дай приют моей волне!Погулял я на просторе,Отдохнуть пора бы мне.Я родился у Казбека,Вскормлен грудью облаков,С чуждой властью человекаВечно спорить был готов.Я, сынам твоим в забаву,Разорил родной ДарьялИ валунов им, на славу,Стадо целое пригнал».

Но, склонясь на мягкий берег,Каспий стихнул, будто спит,И опять, ласкаясь, ТерекСтарцу на ухо журчит:

«Я привез тебе гостинец!То гостинец не простой:С поля битвы кабардинец,Кабардинец удалой.Он в кольчуге драгоценной,В налокотниках стальных:Из Корана стих священныйПисан золотом на них.Он угрюмо сдвинул брови,И усов его краяОбагрила знойной кровиБлагородная струя;Взор открытый, безответный,Полон старою враждой;По затылку чуб заветныйВьется черною космой».

Но, склонясь на мягкий берег,Каспий дремлет и молчит;И, волнуясь, буйный ТерекСтарцу снова говорит:

«Слушай, дядя: дар бесценный!Что другие все дары?Но его от всей вселеннойЯ таил до сей поры.Я примчу к тебе с волнамиТруп казачки молодой,С темно-бледными плечами,С светло-русою косой.Грустен лик ее туманный,Взор так тихо, сладко спит,А на грудь из малой раныСтруйка алая бежит.По красотке молодицеНе тоскует над рекойЛишь один во всей станицеКазачина гребенской.Оседлал он вороного,И в горах, в ночном бою,На кинжал чеченца злогоСложит голову свою».

Замолчал поток сердитый,И над ним, как снег бела,Голова с косой размытой,Колыхался, всплыла.

И старик во блеске властиВстал, могучий, как гроза,И оделись влагой страстиТемно-синие глаза.

Он взыграл, веселья полный, —И в объятия своиНабегающие волныПринял с ропотом любви.

Памяти А. И. О<доевско>го

Я знал его: мы странствовали с ним[177]В горах востока, и тоску изгнаньяДелили дружно; но к полям роднымВернулся я, и время испытаньяПромчалося законной чередой;А он не дождался минуты сладкой:Под бедною походною палаткойБолезнь его сразила, и с собойВ могилу он унес летучий ройЕще незрелых, темных вдохновений,Обманутых надежд и горьких сожалений!

Он был рожден для них, для тех надежд,Поэзии и счастья… Но, безумный —Из детских рано вырвался одеждИ сердце бросил в море жизни шумной,И свет не пощадил — и бог не спас!Но до конца среди волнений трудных,В толпе людской и средь пустынь безлюдныхВ нем тихий пламень чувства не угас:Он сохранил и блеск лазурных глаз,И звонкий детский смех, и речь живую,И веру гордую в людей, и жизнь иную.

Но он погиб далеко от друзей…Мир сердцу твоему, мой милый Саша!Покрытое землей чужих полей,Пусть тихо спит оно, как дружба нашаВ немом кладбище памяти моей!Ты умер, как и многие, без шума,Но с твердостью. Таинственная думаЕще блуждала на челе твоем,Когда глаза закрылись вечным сном;И то, что ты сказал перед кончиной,Из слушавших тебя не понял ни единый…

И было ль то привет стране родной,Названье ли оставленного друга,Или тоска по жизни молодой,Иль просто крик последнего недуга,Кто скажет нам?.. Твоих последних словГлубокое и горькое значеньеПотеряно. Дела твои, и мненья,И думы — все исчезло без следов,Как легкий пар вечерних облаков:Едва блеснут, их ветер вновь уносит —Куда они? зачем? откуда? — кто их спросит…

И после их на небе нет следа,Как от любви ребенка безнадежной,Как от мечты, которой никогдаОн не вверял заботам дружбы нежной…Что за нужда?.. Пускай забудет светСтоль чуждое ему существованье:Зачем тебе венцы его вниманьяИ терния пустых его клевет?Ты не служил ему. Ты с юных летКоварные его отвергнул цепи:Любил ты моря шум, молчанье синей степи —

И мрачных гор зубчатые хребты…И вкруг твоей могилы неизвестнойВсе, чем при жизни радовался ты,Судьба соединила так чудесно:Немая степь синеет, и венцомСеребряным Кавказ ее объемлет;Над морем он, нахмурясь, тихо дремлет,Как великан склонившись над щитом,Рассказам волн кочующих внимая,А море Черное шумит не умолкая.

На буйном пиршестве задумчив он сидел…

На буйном пиршестве задумчив он сидел[178]Один, покинутый безумными друзьями,И в даль грядущую, закрытую пред нами,Духовный взор его смотрел.И помню я, исполнены печалиСредь звона чаш, и криков, и речей,И песен праздничных, и хохота гостейЕго слова пророчески звучали.Он говорил: «Ликуйте, о друзья!Что вам судьбы дряхлеющего мира?..Над вашей головой колеблется секира,Но что ж!.. из вас один ее увижу я».

1840

1-е января

Как часто, пестрою толпою окружен,[179]Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,При шуме музыки и пляски,При диком шепоте затверженных речей,Мелькают образы бездушные людей,Приличьем стянутые маски,

Когда касаются холодных рук моихС небрежной смелостью красавиц городскихДавно бестрепетные руки, —Наружно погружась в их блеск и суету,Ласкаю я в душе старинную мечту,Погибших лет святые звуки.

И если как-нибудь на миг удастся мнеЗабыться, — памятью к недавней старинеЛечу я вольной, вольной птицей;И вижу я себя ребенком, и кругомРодные все места: высокий барский домИ сад с разрушенной теплицей;

Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,А за прудом село дымится — и встаютВдали туманы над полями.В аллею темную вхожу я; сквозь кустыГлядит вечерний луч, и желтые листыШумят под робкими шагами.

И странная тоска теснит уж грудь мою:Я думаю об ней, я плачу и люблю,Люблю мечты моей созданьеС глазами полными лазурного огня,С улыбкой розовой, как молодого дняЗа рощей первое сиянье.

Так царства дивного всесильный господин —Я долгие часы просиживал один,И память их жива понынеПод бурей тягостных сомнений и страстей,Как свежий островок безвредно средь морейЦветет на влажной их пустыне.

Когда ж, опомнившись, обман я узнаюИ шум толпы людской спугнет мечту мою,На праздник незванную гостью,О, как мне хочется смутить веселость ихИ дерзко бросить им в глаза железный стих,Облитый горечью и злостью!..

И скучно и грустно

И скучно и грустно, и некому руку подать[180]В минуту душевной невзгоды…Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,А вечно любить невозможно.В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:И радость, и муки, и все там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недугИсчезнет при слове рассудка;И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, —Такая пустая и глупая шутка…

Казачья колыбельная песня

Спи, младенец мой прекрасный,[181]Баюшки-баю.Тихо смотрит месяц ясныйВ колыбель твою.Стану сказывать я сказки,Песенку спою;Ты ж дремли, закрывши глазки,Баюшки-баю.

По камням струится Терек,Плещет мутный вал;Злой чечен ползет на берег,Точит свой кинжал;Но отец твой старый воин,Закален в бою:Спи, малютка, будь спокоен,Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,Бранное житье;Смело вденешь ногу в стремяИ возьмешь ружье.Я седельце боевоеШелком разошью…Спи, дитя мое родное,Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с видуИ казак душой.Провожать тебя я выйду —Ты махнешь рукой…Сколько горьких слез украдкойЯ в ту ночь пролью!..Спи, мой ангел, тихо, сладко,Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,Безутешно ждать;Стану целый день молиться,По ночам гадать;Стану думать, что скучаешьТы в чужом краю…Спи ж, пока забот не знаешь,Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогуОбразок святой:Ты его, моляся богу,Ставь перед собой;Да готовясь в бой опасный,Помни мать свою…Спи, младенец мой прекрасный,Баюшки-баю.

<М. А. Щербатовой>