Москва. Кремль. Охрана - Михаил Степанович Докучаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубокое впечатление произвели они на американского посла в Москве Джозефа Э.Дэвиса, который ежедневно присутствовал в зале суда и с помощью переводчика внимательно следил за их ходом. Будучи адвокатом, Дэвис дал вполне квалифицированную оценку происходившим тогда событиям в Советском Союзе и судебным процессам.
В секретной телеграмме на имя государственного секретаря Карделла Хэлла от 17 февраля 1937 г. он сообщал: “Я беседовал чуть ли не со всеми членами здешнего дипломатического корпуса, и все они, за одним только исключением, держатся мнения, что на процессе (имеется в виду процесс над "троцкистским параллельным центром" - Прим, автора) было с очевидностью установлено существование политического сообщества и заговора, поставившего себе целью свержение правительства".
Высокую оценку американский посол дал советскому суду и обвинению в лице А.Я.Вышинского, которого антисоветская пропаганда изображала "жестоким инквизитором". По его мнению, "Вышинский очень похож на Гомера Каммингса (министра юстиции в администрации Ф.Д.Рузвельта — Прим, автора) — такой же спокойный, бесстрастный, рассудительный, искусный и мудрый. Как юрист, я был глубоко удовлетворен и восхищен тем, как он вел это дело"[9].
Американский журналист Уолтер Дюранта, присутствовавший на процессе по делу антисоветского право-троцкистского блока, писал затем в своей книге "Кремль и народ": "Это был по существу заключительный, итоговый процесс, потому что к этому времени дело стало ясным, прокуратура овладела фактами и научилась распознавать врагов — и доморощенных, и импортированных. Временные колебания и сомнения теперь рассеялись, так как процессы один за другим (в особенности, по моему мнению, процесс "генералов") постепенно восполняли картину, которая во время убийства Кирова была столь неясной и хаотичной…"
Московские процессы наделали много шума в стране и за рубежом. В большом смятении оказались тогда все те, кто когда-то принадлежал к оппозиции, выступал против или высказывал несогласие с политикой партии и правительства. Все эти люди сразу же ушли в глубокое подполье или надолго замкнулись в себе, чтобы избежать арестов и отсидеться до лучших времен. Они не дожили до дня расплаты, но их потомки сполна рассчитались за своих предков.
Поэтому И.В.Сталин правильно предупреждал в 1937 г. на февральско-мартовском Пленуме партии: "Чем больше мы будем двигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем сильнее они будут идти на острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последнее средство обреченных".
Это положение подтвердилось всем ходом внутренних и международных событий в нашей стране в последние годы.
Однако это положение Сталина привело тогда к бериевщине. Берия, войдя во вкус власти, стал убирать неугодных ему людей из руководства партии и страны и стал опасным для самого Сталина.
В конце сороковых годов волна бериевщины вылилась в так называемое "Ленинградское дело". Существо его лучше всего можно понять из рассказа А.Н.Косыгина, услышанного мною в г. Иванове во время одной из его последних поездок.
На обеде, — на котором присутствовал и автор, Алексей Николаевич тепло поблагодарил за хорошее приготовление русских блюд пожилую женщину — повара. Взволнованная лестным отзывом, она в ответ сказала, что знает его еще с первых послевоенных лет, когда он приезжал к ним на комбинат, где она работала ткачихой. "Но почему-то после, — добавила она, — вы долго у нас не были. И сейчас приятно видеть вас вновь на нашей, ивановской земле”.
А.Н.Косыгин ответил, что он всегда рад встречам с Ивановнами, так как в молодые годы часто бывал здесь и создавал текстильную промышленность. Затем уже в узком кругу Алексей Николаевич рассказал, что "мог бы вообще тогда уехать в безвестность, ибо в тот период — с 1948 по 1950 год — многие ленинградцы, работавшие в Москве, в Центральном Комитете партии и на высоких административных должностях, попали в опалу, были сняты с занимаемых постов, арестованы и расстреляны".
"Для меня, — продолжал Алексей Николаевич, — это было самое тревожное и страшное время. Я был отстранен от работы и ежедневно ждал ареста. Почему я остался жив, мне трудно объяснить, но думаю, что меня спас Сталин".
А.Н.Косыгин объяснил происшедшее тем, что после войны слишком высоко поставили себя над другими ведомствами органы госбезопасности в лице Берии. Он пользовался огромным доверием Сталина, что развязало ему руки и дало возможность влиять даже на самого Сталина. Это и послужило причиной того, что Берия стал тихо убирать всех неугодных ему и его другу Маленкову видных и способных партийных и хозяйственных работников. Началось все с Ленинграда, где якобы в то время имели место проявления русского национализма, выразившегося в том, что ленинградцы выступили за провозглашение их города столицей Российской Федерации. Вдобавок к этому им вменялось в вину несогласие с политикой ЦК партии и рад других преступлений, как, например, участие в заговоре против Центрального Комитета ВКП/б/.
Начались аресты партийных руководителей, директоров предприятий и военных в Ленинграде. Первым был арестован П.С.Попков — первый секретарь Ленинградского областного комитета партии. После этого волна арестов была перенесена в Москву и захватила тех, кто в последние годы был переведен туда на работу из Ленинграда. В основном это были люди ранее работавшие там со Ждановым, которых он и перевел в Москву. Среди них были: Н.А.Вознесенский, член Политбюро, первый заместитель Председателя Сойета Министров СССР, председатель Госплана СССР, талантливый экономист и принципиальный руководитель; А.А. Кузнецов — секретарь ЦК ВКП/б/, бывший первый секретарь Ленинградского областного и городского комитета партии, один из организаторов обороны Ленинграда; Г. М. Попов — секретарь ЦК ВКП/б/, первый секретарь Московского городского комитета партии; Родионов — Председатель Совета Министров РСФСР; Басов — председатель Госплана РСФСР; брат Вознесенского — министр просвещения РСФСР, а также многие секретари райкомов, директора, инженерные работники г. Москвы.
“В опалу попал тогда и я, — рассказывал Алексей Николаевич, — хотя ни к каким группировкам "заговора" не принадлежал. Считаю все это выдумкой Берии и Абакумова, так как всего этого в действительности не было. Единственной причиной положения, в котором я оказался, было то, что я был ленинградцем”.
По словам А.Н.Косыгина, "Сталин дважды высказывал свое мнение о том, чтобы освободить Вознесенского и направить на прежнее место работы, однако Берия и Маленков настаивали на своем. Это как раз и свидетельствовало о большом влиянии Берии на Сталина. Вся причина их поведения сводилась к амбициям и устранению Вознесенского как
