Боевой вестник - Сурен Цормудян

В начале улицы услуги оказывали самые простые. В распахнутом окне дома показалась дородная женщина с белой розой в волосах над правым виском. При виде всадника она без смущения спустила спереди платье, обнажив большие белые прелести, и окликнула:

— Заходи, мой господин. В мой храм можно попасть через три дверцы.

Таким способом она намекнула и на услуги, которые готова предоставить.

— Совсем не дорого! — добавила она, покачав прелестями.

Однако всадник равнодушно проехал мимо; женщина поправила одежду и недовольно фыркнула ему вслед. Видно, средства позволяли гостю искать удовольствий в дальнем конце улицы, где и качество услуг, и цены были куда выше.

До цели всадник добрался уже в темноте, когда в дешевых заведениях зажглись факелы, а в дорогих — стеклянные масляные лампы. Улица кончалась большой мощеной круглой площадью с мраморной статуей обнаженной девицы в центре, и это место было освещено лучше всего. Нахальные голуби с завидной регулярностью загаживали статую, но в тупике улицы Роз содержали достаточно обслуги, которая не только следила за чистотой дворов, конюшен и розовых кустов, но и мыла истукана так часто, что следы голубиных проказ не бросались в глаза. Среди прочих построек выделялся четырехэтажный дом, выкрашенный в розовый, с цветами на каждом окне. Над широким входом витиеватыми красными вензелями была сделана надпись: «Сиргаритка». Из нижних окон доносились звуки экзотической заморской ситары, из верхних — смех, стоны и вскрикивания.

Именно к этому дому направлялся всадник. Ему навстречу тут же вышел здоровяк в кожаном фартуке и с садовыми ножницами в руках.

— Желает ли господин, чтоб я отвел его коня в конюшню? — Он поклонился.

— Желает, — негромко отозвался всадник.

— Дать коню овса и воды? Проверить подковы?

— Нет надобности, добрый человек. Он сыт. Подковы я сам ему проверяю регулярно. Только напои его — день был жаркий, и ночь душная.

— Как будет угодно господину. — Здоровяк снова поклонился и принял поводья.

Всадник спешился, протянул ему несколько грошей; здоровяк поблагодарил, продолжая кланяться.

На первом этаже располагалась харчевня с намеренно слабым освещением: многие посетители предпочитали скрывать свои лица, и хозяйка делала все, чтоб им угодить. Самым светлым местом был невысокий, но широкий деревянный помост, в углу которого сидел, скрестив ноги, непривычного вида смуглый парень, играющий на заморской ситаре. Ни разрезом глаз, ни чертами лица, ни бронзовым цветом кожи он не походил на жителей Гринвельда и был родом, вероятно, из каких-нибудь земель далеко на юге. Контрабандисты частенько привозили таких людей для подобных заведений: в Гринвельде уже много лет не было рабства, но касалось это только его собственных уроженцев. Хотя, возможно, если бы государственных мужей занимала участь заморских невольников, то, может, контрабандисты и хозяева дорогих борделей вели бы себя осторожней.

Под тихий и неторопливый перезвон струн рядом с музыкантом раскачивалась дева с тончайшей талией и пышными формами, едва прикрытыми прозрачными розовыми шелками. Она была молода и обликом походила на черноволосого музыканта. То и дело она удивляла немногочисленную публику своей гибкостью: то высоко задирала ногу, то достигала языком собственного напряженного соска, манящего сквозь шелк. Ее движения сопровождались позвякиванием браслетов из золотых монет, охватывающих запястья и лодыжки босых ног.

Едва гость в бурой накидке занял пустующий дубовый стол в темном углу, как рядом возник толстый стольник.

— Кнедлики со сметаной. Желудевый хлеб и пинту темного эля, — тихо произнес гость. — Эль принеси сразу.

— Покуда кнедлики будут готовы, мой господин, боюсь, вы уже его выпьете.

— Ничего. Закажу еще. Ступай и поторопи поваров. Я проголодался.

— Как угодно, мой господин. — Стольник раскланялся и быстро ушел.

Посетитель медленно повернул голову и стал наблюдать за извивающейся заморской прелестницей. К его столу подошла невысокая стройная женщина в дорогом платье из темно-алого велюра. Голову ее обвивал серебряный обруч с каменьями, крашенные хной густые волосы были перехвачены сзади алой лентой, от висков тонкие завитые локоны спускались на румяные щеки. В одной руке она держала свечу из пчелиного воска, в другой пинтовую стеклянную кружку темного эля. Женщина широко улыбалась, сверкая в полутьме безупречными белыми зубами. Да и в остальном дети Первобога ее не обделили: облегающее платье подчеркивало безупречность форм, и выглядела она куда моложе своих тридцати пяти лет. Это была сама Сиргарита — черноглазая и красноволосая бестия, хозяйка сего заведения. Бывшая блудница, умевшая так ублажить и свести с ума клиентов, что очень быстро сколотила огромное состояние и открыла самый дорогой и престижный бордель в столице Гринвельда.

— Здравствуй, Джон, — тихо сказала она, садясь напротив и ставя свечу в центр стола, а кружку — ближе к гостю.

— Как узнала? — Гость опустил капюшон на плечи, развязал тесемку и сбросил накидку на спинку стула.

— Сколько раз уже, — хозяйка улыбнулась, — ты садился на одно и то же место и делал один и тот же заказ. Пей свой эль, милый Джон. Ты ведь все еще предпочитаешь это имя?

— Именно так. — Гость кивнул и взялся за кружку.

На улице Роз он был просто Джоном, но по ту сторону каменной арки являлся вторым человеком в государстве, десницей короля. Сиргарита знала, кто он на самом деле, и он знал, что она знает. Однако она уважала право клиента на анонимность, и не страшно, что «просто Джоном» называл себя каждый второй гость.

— Рада тебя видеть.

— Уж очень хорошо у вас готовят. — Нэй усмехнулся и сделал большой глоток.

— И только? — Она кокетливо изобразила обиду.

— А что ты хочешь услышать?

Вэйлорд прекрасно знал ответ на свой вопрос, но потакать Сиргарите не намеревался.

— Ты хочешь ужинать один? Или угостишь и меня?

— Это твой дом, Сигрит, и все, что в нем, тоже твое. Так почему я еще должен за тебя платить?

— Ну, — женщина подперла кулачком тонкий подбородок, выставив к румяной щеке указательный палец, — именно таким путем я, простая шлюшка, стала богаче многих высокородных сучек.

— Бранные слова тебе совсем ни к чему, Сигрит. Закажи себе что хочешь. Я заплачу, так уж и быть.

— О мой щедрый Джон! — томно протянула она, откинувшись на спинку стула и позволяя собеседнику заглянуть в низкий вырез ее платья. — Насколько я помню, некоторые бранные слова из моих уст подстегивали неистового жеребца, и ты брал меня с новой силой.