Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Кантональный регламент устанавливал также частичную воинскую повинность, охватывающую большую часть населения и таким образом значительно увеличивавшую армейский потенциал. Благодаря этому Фридрих Вильгельм I, с трудом собравший к 1730 г. армию в 60 000 человек (из них примерно 20 000 иностранцев), за последние десять лет своего правления увеличил ее численность до 75 000 человек (из них около 25 000 были иностранцами). Таким образом, прусская армия по своим размерам заняла четвертое место на континенте после Франции (160 000 человек), России (130 000 человек) и Австрии (100 000 человек), тогда как по численности населения Пруссия оставалась лишь на тринадцатом месте в Европе.

Многие историки рассуждают о «насквозь милитаризованной» Пруссии тех времен, исходя из того, что под ружьем в ней стояло три процента населения. Не может быть ничего ошибочнее этого мнения, демонстрирующего глубокое заблуждение относительно экономической политики Фридриха Вильгельма I, считавшего, что армия должна не вредить народному хозяйству, а стимулировать его развитие. Армия ни в коем случае не может причинить вред промышленному производству, ремеслам, сельскому хозяйству. Нельзя по достоинству оценить Кантональный регламент 1733 г., не оценив учрежденную им систему резервной службы. Полностью укомплектованной прусская армия была лишь в течение трех месяцев, удобных для учений, — в апреле, мае и июне. После этого батальонные командиры могли отпустить своих резервистов, торопившихся домой на уборку урожая. Точно так же их отпускали и на время сева, не говоря уже о зимних месяцах — в те времена военная жизнь на зиму замирала. Батальон достигал своей штатной численности в 600 человек лишь в течение трех упомянутых весенних[20] месяцев. В остальное время 200 солдат из каждого батальона (в среднем) находились дома, а под ружьем стояли 400 человек, причем каждый второй являлся иностранцем. Значит, в течение девяти месяцев одного года на службе находилась лишь половина военнообязанных граждан, то есть армейскую службу нес только один процент населения. Статистически это выглядит так (цифры округлены):

За исключением апреля, мая и июня, когда армия собиралась в полном составе и проводила учения, батальоны и полки всех войск в стране были наполовину укомплектованы лицами, нанятыми на службу в самых разных странах. Среди них находилось множество темных личностей, довольных возможностью скрываться от отечественного правосудия, находясь в Пруссии вне его досягаемости. И хотя тогда еще никто не говорил о «духе» войск, можно все же усомниться в том, что этот конгломерат вообще представлял собой армию, «прусскую» в смысле национальной принадлежности.

Согласно известному высказыванию Наполеона, армия плоха или хороша настолько, насколько плох или хорош ее офицерский корпус. Именно над этой проблемой реформирования армии Фридрих Вильгельм и работал упорнее всего. Прежде во всех армиях мира офицер был обычным ремесленником, специалистом, далеким от особого корпоративного сознания — «esprit de corps». Офицеры легко меняли не только профессии — из командиров полка в послы, из знаменосцев в камер-юнкеры и т. д., — но и своих патронов — по своему вкусу либо за деньги. При короле-солдате в Пруссии все переменилось. Принимая на военную службу исключительно прусское дворянство, создавая в их среде представление о службе одному-единственному монарху как о сословной привилегии, он уже тем самым практически создал национальный офицерский корпус Пруссии. Было бы просто невероятным, если бы и унтер-офицеры, и простые солдаты, такие же уроженцы Пруссии, не прониклись духом безоговорочно верных долгу перед отечеством офицеров.

Сегодня это кажется таким естественным и простым! В действительности же речь здесь идет о социальном эксперименте, беспрецедентном в истории. Во всех европейских странах дворянин веками считал себя равным первому лицу государства, служить и временно подчиняться которому следовало лишь добровольно и только в обмен на определенные блага. Идеология аристократов, согласно которой граница отечества и государства для дворянина в конечном счете ничего не обозначала, не подлежала обсуждению никогда. Короли и курфюрсты могли сколько угодно кичиться своим «суверенитетом» и «верховенством» своего государства по отношению к соседям. Дворянин же повсюду в Европе был как дома, не отожествляя себя с отечеством. Духовное превосходство аристократии основывалось на игнорировании случайно возникших европейских государств и неизменной заботе о сохранении привилегий своего класса.

Эти традиции Фридрих Вильгельм принялся менять в своем государстве весьма решительно. Юнкеру (так в Бранденбурге-Пруссии традиционно называли дворян) полагалось считать себя пруссаком, он был обязан принадлежать королю целиком, без остатка. Каким же способом король добился столь радикальных перемен в сознании своей аристократии, внушив ей представления, целиком противоречащие интересам класса феодалов? Материальными средствами для этого Фридрих Вильгельм почти не располагал и не мог предложить юнкерству золото и драгоценности. Кроме того, он вообще не собирался «покупать» себе офицеров и наносить тем самым ущерб тщательно сбалансированному государственному бюджету. Дарить земельные угодья он также не собирался — дворяне и так имели собственные поместья. А насилием решить эту проблему было невозможно. В отличие от большевиков, попросту перебивших русское дворянство, а потом, как из-под земли, сдобренной реками крови, доставших новый, коммунистический офицерский корпус, король-солдат проводил «революцию сверху» мирными средствами.

Конечно, совершить задуманное было нелегко. Опыт мировой истории, в том числе и современной, учит: ни один общественный класс не согласится добровольно отказаться даже от частицы своих привилегий. Фридрих Вильгельм это знал; для решения политических вопросов его ум был развит достаточно хорошо. Через четыре года своего правления король все же обнаружил ахиллесову пяту дворянства. В 1717 г. он предпринял решительный шаг для низложения прусского юнкерства, причем сделал его сколь искусно, столь и осторожно. Он распорядился о так называемой «аллодификации» ленных владений. На человеческом языке это означало следующее: установленная еще в Средние века, в военном отношении совершенно бессмысленная, обязанность помещиков являться в армию в случае войны (за это им и жаловались ленные поместья) заменялась обязанностью ежегодно вносить налог в полевое казначейство. Все юнкерство взвыло как один человек! Они не были против законных налогов всякого рода — их, разумеется, надо платить. Но юнкеры сразу поняли, что это лишь первый шаг к разрушению исконных привилегий, к подчинению их абсолютистскому государству. Нет, провести себя они не дадут — а именно это являлось целью королевского трюка с посягательством на лены и аллоды. Ясно же как день: берлинский монарх хочет сделать их обычными налогоплательщиками и государственными служащими. Причем не только на время войны или другого бедствия — нет, навсегда! Да к чему же это все приведет? Они хором заговорили о соглашении ландтага от 1653 г. Тогда деду нынешнего короля, Великому курфюрсту, пришлось скрепя сердце признать привилегии дворянства, перечисленные вполне конкретно: добровольное (либо в случае войны) принципиальное освобождение юнкеров от налогов, привлечение к государственной службе либо, в случае войны, присвоение ими всего оброка, неограниченная власть в собственных поместьях и деревнях. «Это соглашение — наша Magna Charta![21]» — кричали юнкеры, потрясая пожелтевшими грамотами из родовых архивов. Раз новый король в Берлине нарушает старинные договоры, долго ли придется ждать, когда он посягнет на их сынов и внуков, на их крестьян и слуг — и все это под предлогом «государственных интересов»?

Юнкерский класс правильно расценил атаку на изжившие свой век социальные структуры. Но как бы дворяне ни упирались, революция сверху удалась, так как Фридрих Вильгельм мудро следовал древней максиме королей «divide et impera» («разделяй и властвуй»): разделил юнкерство как класс, стравливая оппозиционеров то в одной, то в другой провинции. Если бы он на том и успокоился, его революцию постигла бы судьба бабочки-однодневки: аристократическая фронда вновь объединилась бы для борьбы. Но король предпринял следующие, совсем уж небывалые шаги: вторгся в их сознание! Марксистов и историков леволиберального толка очень раздражает тот факт, что Фридрих Вильгельм I изменил психологию привилегированного класса, не истратив ни гроша и никого при этом не отправив на тот свет. Прежде всего он начал с самого себя: с 1725 г. носил только форму своего потсдамского лейб-гвардейского полка, тем самым подав пример, следовать которому стало престижно. Затем он объявил службу в своей армии «делом чести». Прошло всего несколько лет, и юный дворянин, не пожелавший добровольно служить офицером своему королю, считался дезертиром, почти предателем государства и отечества. Быть дворянином отныне значило быть офицером, офицерская честь стала сословной честью — под этими лозунгами Фридрих Вильгельм создал офицерский корпус, какого еще не знала история.