«Был жестокий бой» - Альберт Зарипов

Через минуту-другую в палатке стало гораздо светлее. Сквозь запылённые окна сюда пробивался яркий утренний свет и мы могли без труда рассмотреть лежавших на носилках военных.

Ближе к окну находился труп прапорщика. Это был уже немолодой мужчина с седеющими висками. Его возраст составлял лет так сорок- сорок пять. Одет он был в обычный общевойсковой бушлат однотонного цвета, летние штаны с карманами по бокам. На ногах — солдатские парадно-выходные ботинки. На голове каким-то чудом продолжала оставаться армейская шапка-ушанка. Судя по всему, он не собирался бежать в атаку с автоматом наперевес. Это был обычный товарищ прапорщик, каких в войсках сотни тысяч. Может быть начальник какой-нибудь аппаратной связи или же машины техпомощи…

— Как будто спит. — вздохнув, сказал чей-то голос сзади.

Действительно. Невольно создавалось такое впечатление, что этот немолодой прапорщик только что прилёг отдохнуть на носилки. Обмундирование его было вполне опрятным и чистым. Только лишь ботинки слегка заляпаны грязью. Да и вся его поза казалась какой-то умиротворённо-спокойной. Возможно из-за сложенных на животе рук, кисти которых были накрепко привязаны друг к дружке беленьким бинтом. Как это обычно делают для того, чтобы верхние конечности убитого не болтались при ходьбе тех, кто несёт носилки. И таким образом не мешали дальнейшей транспортировке покойного.

— А куда же пуля попала? — спросил Денисов, сидя на корточках у тела погибшего. — Нигде не видать.

Юре никто не ответил. Он вздохнул и поднялся. А мы по-прежнему смотрели на мёртвого прапорщика. Может быть именно под его привязанными руками и находилось входное пулевое отверстие, в результате чего он и был убит.

Но более всего мы смотрели на лицо. Оно у покойного прапорщика было очень спокойным. Закрытые глаза и неплотно сомкнутые губы, лёгкая щетина на щеках и чистый лоб, чуть курносый нос и короткая стрижка — всё это выглядело очень обыденно… И даже не верилось, что этот товарищ прапорщик мёртв. Что он не встанет сейчас с этих носилок и не потянется после крепкого сна. Что он не протрёт своё заспанное лицо большими и мозолистыми руками, перед тем как пойти выполнять свои служебные обязанности.

— Да-а… — сказал Батолин, отходя от покойного. — Жалко прапора… Наверняка, дети остались.

Командир роты окликнул солдата-пехотинца. чтобы выяснить из какой воинской части и откуда этот прапорщик доставлен…

— И вообще… — говорил Серёга. — Какие-нибудь документы есть или нет?

Но работника военно-полевого морга здесь уже не наблюдалось. По видимому, он пошёл доедать свой завтрак.

— Товарищ старш-нант! — произнёс подошедший ко мне Винтер. — Там морпех лежит! Маленький такой!

И я пошёл туда, где больше всего скопилось наших бойцов. Вскоре и мне удалось разглядеть очередную жертву чеченской войны.

Этот погибший и в самом деле являлся маленьким морским пехотинцем. О его войсковой принадлежности свидетельствовал ярко-красный нарукавный шеврон. Этот кружочек с якорем внутри. Одет он был в камуфлированный бушлат с чёрным воротником и такие же камуфлированные штаны. Форма хоть и была новой, однако не совсем уже чистой. Кое-где виднелась подсохшая грязь. Да и его ботинки-берцы только вверху были чёрными.

— Пацан ещё! — сказал Юра Денисов. — совсем пацан…

Он не договорил. Мы и так уже видели то, что этот мёртвый солдат морской пехоты… Он только лишь одет в военную форму… А в действительности это был худенький восемнадцатилетний мальчик. Его тонкие запястья торчали из рукавов бушлата как-то неестественно… Непривычно!

И умер он как-то по-детски. Потому что пуля попала ему прямо в левый глаз. И в этот свой последний миг жизни… Этот маленький морпех только и успел сделать то… Что инстинктивно закрыть обоими руками своё лицо… Его заляпанные грязью ладошки так и остались… Прикрывать мальчишеское лицо уже и после самой смерти… А вот тогда…

— Даже руки бинтом не связали…

Я не оглянулся назад, узнав по голосу своего Харитона. Ведь кисти убитого морпеха действительно не были зафиксированы для дальнейшей транспортировки. Маленькие ладони с тонкими пальцами навечно застыли в том предсмертном движении. Увы… Эта инстинктивно защитная реакция его не спасла. Пуля вошла в глаз и убила его почти мгновенно. Но именно в те доли секунды, когда железо войны только-только причинило ему боль в области глаза… Именно тогда этот худенький пацан быстро закрыл лицо обеими руками… Уже ни о чём не думая и ни на что не надеясь!

А стремительно убивающая его пуля… Она продолжила своё смертоносное движение… Пронзив мозговые ткани и выйдя наружу в области затылка. И этот морпех уже будет мёртв… Но его худые ладони по-прежнему прикрывали лицо… Из внешнего уголка левого глаза тогда скатилась кровавая слезинка, да так и остановилась чуть ниже скулы… Чтобы потом так и засохнуть… Тоненькой бурой полосочкой… А его мёртвые руки всё ещё будут прикрывать маленькое убитое лицо…

Мне стало жутко и неприятно. Я встал с корточек и пошёл к выходу. Но слева в углу лежало что-то бесформенное и непонятное. Именно сюда и показывал солдат из морга, когда произнёс слова… «Тут местные». Я не удержался и подошёл поближе.

В этом углу палатки было по прежнему темновато. Но мне всё же удалось разглядеть несколько мёртвых тел. Это были трупы местных жителей. Возможно чеченцев… а может быть и русских… Эти погибшие сейчас все казались практически одинаковыми. На них невозможно было различить какую-либо одежду. Все трупы были чёрными. Вернее, обгоревшими и обугленными. Как это случается при подобных ситуациях, местные жители в момент своей смерти приняли, так называемую, позу боксёра. Это когда от огня их руки и ноги непроизвольно поджимаются к телу. Именно поэтому лежащие в этом углу трупы выглядели как большая куча чего-то бесформенного… Типа обгоревших деревьев с торчащими обломками или обрубками ветвей…

Я собрался было уходить, но тут моё внимание привлёк один небольшой труп, который скорей всего являлся женским. Это если судить по его размерам. Но что-то в нём было необычное. Я поначалу решил, что эта погибшая женщина прижимает к себе какую-то вещь… То ли дорожную сумку, то ли мешок… потом у меня что-то сжалось внутри — это я подумал, что она была беременной… И эта мысль меня ужаснула ещё больше… Но затем…

«Бож-же ты мой! Да это же голова!..»

Перед тем как осознать всё это… Я посмотрел немного с другой стороны. В это же время кто-то отошёл от окна, что в противоположной стенке… И на всю кучу тел местных жителей попало гораздо больше света… И я увидел… Что этот женский труп прижимает к себе маленького ребёнка… И то, что я поначалу принял за чёрный шар или мяч… Это была детская головка…

«Они сгорели вдвоём… Заживо!.. И мать… И её ребёнок!»

Тут мне стало по настоящему плохо… И я поспешил наружу… К светлому дню и свежему воздуху.

— Что?! — встретил меня Юра. — Насмотрелся?

Минуты через три я слегка отошёл от всего увиденного и всё же рассказал офицерам про то, что находится в противоположном углу палатки. Мои товарищи меня конечно же выслушали… Но идти туда опять они не захотели.

— Всё! — сказал Батолин. — Хватит и одной экскурсии. Ещё успеем насмотреться.

Больше половины наших бойцов уже стояло снаружи. Я посмотрел на свои часы и с удивлением обнаружил, что с начала нашей «экскурсии» прошло всего-то минут десять-пятнадцать. А мне показалось чуть ли не целый час.

А потом мы шли обратно на свою базу. Серёга Батолин успел ещё раз зайти в левую палатку, где он разузнал кое-какие дополнительные сведения об этом военно-полевом морге.

— У них тут начальником раньше был один прапор. — рассказывал нам ротный. — Здоровый и крепкий вроде бы мужик… Был. А когда часть города освободили и в морг стали свозить трупы наших… Так этот прапор сам их выгружал… А на второй день он плакать начал. Говорят… Несёт чей-нибудь труп… В обнимку… Это ведь сейчас их начали на носилки укладывать. А раньше навалом привозили… Так вот несёт этот прапор нашего солдата… И плачет… А их всё везут и везут…

Через несколько дней такой страшной работы начальник военно-полевого морга сошёл с ума. Его срочно вывезли на Большую землю. Но вместо убывшего по болезни прапорщика сюда так никого и не назначили. Вот и получилось так… Что эти двое солдат остались в морге одни.

— Они боятся, что тоже… — продолжал Батолин. — Просились, чтобы их убрали отсюда. Но начальство говорит, что менять некем.

— Понятное дело… — проворчал Юра Денисов. — Кто ж сюда пойдёт?!.. По доброй-то воле…

Я шёл рядом с ними и всё вспоминал тот Урал-Наташку, в кузове которого находилось несколько десятков тел российских солдат и офицеров. А также того молодого лейтенанта, улыбавшегося всем так жутко и страшно… А потом в памяти всплыли хмурые и почти что равнодушные лица бойцов из морга…