Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы так говорите… будто это я один должен захотеть, – буркнул Ингвар наконец. – Это же она не хочет! Это же Вальгард отказался. С чего бы ему теперь передумать?
– Они передумают, – заверила Мальфрид. – Ранди говорил… он не открыл мне всего, но дал понять, что теперь в Плескове поведут иные речи. Отец уверен, что скоро им понадобится помощь, которую сможем оказать только мы. И они будут рады, если ты снова посватаешься. Ранди сейчас здесь, ты можешь сам с ним повидаться.
– Я обещал посодействовать решению этого дела, – вставил Олег. – Я ведь их родич и единственный в роду князь.
Ингвар бросил на него взгляд, означавший: «ты уже раньше постарался…»
– Я не мог идти войной на собственных родичей, чтобы принудить их заключить союз, который им не нравится, – понял его Олег. – Но теперь… я не знаю, честно говоря, что у них случилось, но если они настроены помириться, я готов помогать всеми силами.
– Я туда не поеду.
– Я поеду! – живо откликнулся Мистина, уже давно ждавший случая вставить слово. – Меня пошлите. Упрямые девушки – это по мне! Я знаю, как с ними обращаться! Клянусь, очень скоро ты наденешь это ожерелье ей на шею, когда настанет пора вручать свадебные дары. Да я уверен: она сама во сне видит, как бы вернуть эти камешки, которые ей дали поносить и отняли! Надеюсь, она не глупа – ведь только глупая девушка станет отказываться от такого счастья: сиденье королевы в Волховце и такое сокровище в придачу! Я имел в виду, – он подмигнул Ингвару, – что сокровище – это ты, мой князь!
Прошло четыре года с тех пор, как Эльга стала невестой князя Дивислава.
За это время мы ни разу его не видели, но вспоминали часто. Эльга в общем-то уже тогда могла выйти замуж, ее свадьбу можно было справить через год-другой, но Дивислав, помня, что годится ей в отцы, согласился подождать, пока она по-настоящему вырастет.
К тому же ей требовалось время на обучение всему, что должна знать княгиня зоричей и старшая жрица целого племени.
Тут уж речь не о поясках и рушниках, хотя и этого понадобится много!
Княгиня Велемира стала пользоваться помощью Эльги во время принесения жертв, новогодних гаданий, разных заклинательных обрядов – все это Эльге нужно было узнать.
Мы учились шить «божьи сорочки», которые надевают на капы в посвященные им велик-дни, и водить священное коло – на каждый случай по-разному.
Ведь князь – хранитель не только духа предков, но и всей их мудрости, поэтому мы терпеливо постигали свойства различных трав и кореньев: одни можно есть в голодные годы, если знать, как приготовить, другими красят пряжу, третьими лечат разные недуги, а четвертые служат для ворожбы и заклинания кудов. Всему этому учили в свое время и Вояну, которая, кстати сказать, за эти четыре года родила троих сыновей.
Нечего и поминать, что Эльга играючи постигала хитрые науки – ей все давалось легко. Но порой, если кто-то заводил разговор о ее будущем, она задумывалась, и на ее лице проступала тень недовольства.
Не думаю, чтобы ей не нравился жених. Даже если кто и намекал, что, дескать, не староват ли, она отвечала презрительным взглядом и говорила: «Да уж конечно, мне гораздо больше годится в мужья зрелый мужчина и князь, чем какой-то мальчишка, которому еще невесть сколько дожидаться своего наследства!»
А к Ульву конунгу теперь никто не поедет на свадебный пир – как бы тоже не накормил собачьим мясом, раз такие у него друзья.
Она, во всяком случае, собак жарить не умеет и учиться не станет!
Надо полагать, сам Ульв конунг, ее несостоявшийся тесть, тоже понимал, что с удачей у него не густо. Ведь говорят: за бесчестьем и беда тут как тут. Именно поэтому, как считал мой отец, и не случилось войны, которой наши старшие тогда боялись. Дивислав удовольствовался тем, что перехватил у своего врага красивую и выгодную невесту, а Ульв, получив назад ожерелье, понял, что ему сейчас не стоит испытывать свою удачу.
В землях кривичей и словен водворилось немирье: еще не война, но и прежние договоры уже не считались действующими.
Но война пришла совсем с другой стороны.
Я уже говорила, что мы жили за полдня пути от Плескова, возле Люботиной веси. Здесь находится брод, через который можно подойти к Плескову с запада.
После той войны с чудью, когда овдовела Домаша, а князь Судогость выдал ее за Вальгарда и нанял обоих братьев на свою службу, они осели в этих местах, чтобы охранять подступ к стольному городу. Здесь и раньше было поселение на мысу между Великой и ручьем, а наши отцы поставили усадьбу неподалеку от него, на другом берегу реки, возле брода.
С раннего детства помню грохот и крики, когда через брод водили лодьи торговых людей: весной по высокой воде, в иное время – на катках по берегу. Старейшиной в Люботиной веси был мой дед по матери – мой отец женился на дочери местного хёвдинга – и население ее наполовину состояло из моей материнской родни. Но если я начну о ней рассказывать, то никогда не доберусь до главного, так что об этом как-нибудь в другой раз.
Наши отцы по уговору между ними и князем были обязаны оберегать не только брод и Плесков, но и путь от Плескова до моря. В Плескове те, кто приходил с Ловати на речных судах, меняли их на морские – ведь дальше городов нет. Только озера, хвойные леса, в которых прячутся небольшие поселки чуди. Владения плесковских князей заканчиваются там, где из Чудь-озера вытекает река Нарова и движет свои воды на север, к морю. По берегам ее живут племена нарова и водь – до самого Варяжского моря.
И вот каждую зиму мой отец или Вальгард, по очереди, с половиной дружины отправлялись в путь до устья Наровы, посещая все прибрежные поселения.
Они не собирали дань, наоборот! Они сами устраивали пиры для старейшин наровы и води, дарили им полоски шелка, серебряные шеляги, красивые блюда, железные котлы. А все для того, чтобы те позволяли проезжать по своим землям торговым обозам из Варяжского моря в Чудь-озеро и обратно. Со старейшинами заключался и подтверждался договор: не грабить торговых гостей, позволять им охоту или подвозить припасы, помогать с починкой лодей или саней и с преодолением порогов на реке Нарове.
По Нарове шли уже на тех же судах, на которых потом выходили в море, поэтому тащить их через пороги было нелегким делом. В это время проезжающие были уязвимы для нападения, и важно было обеспечить им дружелюбие местных жителей. Разумеется, все проезжающие одаривали их и сами.
Прошлой зимой (через три года после нового обручения Эльги) стрый Вальгард привез из зимней поездки неприятную новость.
Нарова рассказала, что летом два или три торговых обоза были ограблены прямо в устье реки. Вальгард дошел до моря, чтобы выяснить дело, но старейшины наровы клялись, что они ни при чем. Те, что жили ближе к устью, поведали: летом там стояли три варяжских корабля – они и грабили проезжающих, а перед началом зимы ушли.
В Плескове надеялись, что такого больше не повторится.
Но на следующее лето торговых гостей стало гораздо меньше, причем поток уменьшился в обе стороны. На Готланде и в Бьёрко ходили слухи, что в устье Наровы устроился какой-то морской конунг, и об этом знают даже в Смолянске. Понятное дело, что почти никто не хотел туда ехать, все предпочитали лучше освоенный и охраняемый путь через Волхов и Ладогу. Говорили, что поедут, только если в Плескове им обеспечат охрану.
Но у нас не было столько дружины, чтобы провожать каждый обоз!
Князь Воислав был очень недоволен, а особенно тем, что все это шло на пользу нашему недругу – Ульву из Волховца.
– Похоже, это лето я проведу вне дома! – сказал Вальгард, однажды вернувшись домой из Плескова. – Князь хочет, чтобы я с дружиной сходил к устью и посмотрел, что за тролли там завелись.
– Но когда же ты вернешься? – с беспокойством спросила его жена. – Ведь осенью будет свадьба, за Елькой жених приедет…
– Надеюсь, к тому времени я вернусь. Это будет первая в моей жизни свадьба дочери, и я не хочу пропустить такое событие.
В середине травеня уже пора было ожидать первые обозы: вот-вот смоляне повезут на Варяжское море меха зимней добычи.
Отец Эльги вышел на лодьях с большей частью дружины и воями: всего у него было человек семьдесят. По высокой воде вниз по течению они могли достичь моря довольно быстро, особенно если на озерах повезет с ветром. Еще Вальгард взял с собой Аську: тому было уже семнадцать, он уже пять лет носил меч и привык сопровождать то отца, то дядю.
Он был возбужден перед отъездом: парню предстоял первый поход, где ожидалось настоящее боевое столкновение.
Я волновалась за брата, но старалась не показать виду: ведь для того он и рожден был мужчиной.