Падение Рыжего Орка - Дарья Волкова

— Рося, принимай командование парадом.

Ростислав ошарашено обернулся и уставился на друга.

— В смысле?

— В прямом. Заколебался я уже. Там все равно все уже пьяные, и всем весело. Вот так и держать. А я поеду. С Варей.

Ракета растерянно кивнул и отступил в сторону. В машину Варвара и Тихон сели в молчании. Просторный седан мягко тронулся с места.

— Слушай… А ты этот букет… на заказ где-то… да?

— Да.

— Скажешь, у кого? Я повторно закажу такой же.

— Такой же уже не получится, — тихо ответила Варя. — Это же искусство, Тихон Аристархович. Оно уникально. Неповторимо.

На это Тин ничего не ответил.

А у подъезда Вариного дома у них случился скандал. Потому что Тихон Аристархович выказал намерение отпустить машину, а Варя заявила, что она его на порог не пустит. К тому моменту она в полной мере осознала, насколько сильно он пьян. Просто в дым. Примерно в таком же состоянии, как в их первую встречу. Это было… полгода назад? Да, Тихон, похоже, пьет редко, но метко.

— Езжай домой, я тебе серьезно говорю!

— Не хочу домой. Хочу к тебе. Тебя хочу, — прижимает к себе, шепчет на ухо, обжигая горячим дыханием и парами алкоголя.

Ага, как же! Он пьяный, неадекватный и ему хочется дать в лоб.

— Вали домой, Тихий. Тебе сегодня не дадут.

— Почему? Тебе же хорошо со мной.

— Мне с тобой хорошо, когда ты трезвый! — теряет терпение Варя.

— Не любишь ты меня, — горестно вздыхает он. Демонстративно надувает губы, по которым срочно хочется треснуть. Детский сад!

— Да за что тебя любить, алкоголик несчастный! Все, Тихон, марш в машину.

— Злая Варька… — бормочет он.

Терпение рассыпается окончательно, она хватает его за руку и тащит к машине. Тихий не сопротивляется — и то хлеб. Потому что если бы он уперся — силой она бы его с места не сдвинула, несопоставимые росто-весовые показатели.

— Домой. Спать! — сдавая Тихого на руки водителя.

— Не любишь ты меня… — еще раз трагически бормочет он, неловко садясь в машину.

Нет, не детский сад. Ясли!

Варя успела переодеться. Снять макияж. Сходить в душ. И потом смутное беспокойство все-таки прорвалось. Надо было Тихона у себя оставить. Ну и что, что пьяный. Даже если бы приставать всерьез стал — не убыло бы с нее, перетерпела бы. Ведь знает, на что способен Тихий в таком состоянии — тонкий шрам по линии челюсти тому свидетель. И видимо, не только этот шрам. Вот вляпается же во что-нибудь. Как пить дать вляпается! Зачем она его отпустила? Почему выгнала? Лучше бы пусть здесь был. Пусть бы храпел пьяный. Пусть. Зато она бы точно знала, что с ним все в порядке. А теперь сиди и мучайся неизвестностью. Нет, сил нет. Схватила телефон. Длинные гудки болезненно долгие. И, наконец, хриплый голос в трубке. Даже не голос — сонное, невнятное и вопросительное:

— Ммм?..

— Ты где?!

— А ты кто?

— Тихий!

— Ой, Варя, не кричи так… — простонал он.

— Где ты? — и в самом деле, чего она орет?

— Дома… кажется.

— Один?

— Вроде.

— Тихон!

— Не кричи! Щас, свет включу… — мычит неразборчиво он. — Дома я, да. Один. — И, после паузы. — Пацаны на улице остались.

Ее только-только наметившееся спокойствие испаряется.

— Какие пацаны?! — ведь он же уехал с водителем?!

— Да местные какие-то, — зевает Тихон.

— Что им от тебя нужно было? — уже, кажется, догадываясь об ответе. И холодея.

— О высоком поговорить.

— Тиша…

— Ну и заодно телефон, бумажник и часы отжать — это уж как водится.

— Ты… — ей становится по-настоящему страшно. — Что с тобой?! Тебя… избили?!

— Вот еще! — фыркает он. — Что ты обо мне так плохо думаешь? Я не мальчик для битья. Но поскандалили чуток…

Благоразумие исчезает. Все исчезает. Дурацкий и неправильный страх затмевает все. Ей надо точно знать, что с ним!

— Я сейчас приеду к тебе!

— Вааарь… — сквозь зевоту мычит он. — Я про секс пошутил. Я сейчас в состоянии нестояния. Давай завтра. Оформлю тебе десерт по полной программе.

Что?! Кто про что, а вшивый про баню!

— Тихий! — и тут в голову прорывается все-таки здравая мысль. — Пришли мне свою фотографию. Сейчас же!

— Без трусов?

— Плевать! В трусах, без трусов! Чтобы лицо было видно!

Он без предупреждения отключается. Варя смотрит на телефон. Только попробуй заснуть, сволочь, не прислав мне фото! Мобильный пиликает. На экране красуется фото расстегнутой ширинки, в развале которой виднеется какое-то цветастенькое белье — все, как любит Тихий.

Вот напрасно ты меня злишь. Варвару трясет от странного коктейля — страха за него и злости — на него же. Быстро набирает сообщение.

Варя: Я беру скалку и выезжаю!

Вместо ответа приходит еще одно фото. Тин жмурится на свет вспышки. Лежит на кровати. Его кровать. Его комната. Варя внимательно вглядывается в фото. Следы побоев отсутствуют. Просто помятая рожа. Выдыхает облегченно.

Варя: Ты почему одетый спать лег?

Тихон: Мы устали.

Варя: Кто это — мы?

Тихон: Ручки, ножки и хвостик.

Смешок, сорвавшийся с ее губ — это от нервов.

Варя: Ты где местных гопников нашел?

Тихон: Они сами меня нашли.

Варя: Где?! Ты же уехал с водителем!

Тихон: Мне захотелось прогуляться.

А Варе захотелось застонать. Вот так она и знала. Что вляпается этот любитель острых ощущений. Надо было его домой тащить!

Варя: Как удалось отбиться?

Тихон: Силы были неравны. Но я честно предупредил, что несколько рук, ног и носов я успею сломать, прежде чем меня завалят и запинают. А потом предложил компромисс.

Варя: Какой?

Тихон: Им — часы и пальто, мне — мобильный и кошелек. Пацаны посовещались и решили, что сделка выгодная. На том и разошлись.

Варя обнимает себя и только тут чувствует, какие у нее ледяные руки. И это после горячего душа.

Варя: Тихий, ты придурок.

Тихон: А ты — ведьма, Самойлова.

Варя смотрит на сообщение, приоткрыв рот. А потом улыбается. Он в первый раз назвал ее по фамилии. Да не просто по фамилии — ведьмой обозвал. Но ей отчего-то хочется улыбаться. Ей это кажется каким-то очень доверительным. И как же хорошо, что с ним все в порядке, и он дома — пусть и без часов и пальто.

Это верх идиотизма — беспокоиться за двухметровую детину с наглым нравом и разрядом по греко-римской борьбе. Ведь как-то прожил он первые тридцать лет жизни без ее опеки. Вроде, неплохо прожил. Правда, шрамов нажил, но в целом — целым и невредимым подошел к тридцатнику Тихон Аристархович. Чего за него беспокоиться? Это глупо.

Но это беспокойство сильнее Вари.