Творения, том 12, книга 2 - Иоанн Златоуст

СЛОВО 14

О женщинах и красоте

Те, кто намеревается жениться, пусть наперед прочитают установленные Павлом законы о браке и узнают оттуда, что нужно делать, когда жена будет зла, бранлива, полна неистовства, или будет обладать каким-либо другим подобным пороком. Если увидишь, что апостол дает тебе право, найдя один из таких недостатков в жене, отвергнуть ее и взять другую, то считай себя свободным от всякой опасности; если же он не позволяет этого, а повелевает любить жену, хотя бы она обладала всеми другими, кроме любодеяния, пороками, то приготовься к тому, чтобы терпеть всю ее злобу. Если же кажется это тяжким и невыносимым, то старайся и принимай все меры к тому, чтобы взять жену добрую, кроткую и послушную. Если мы, намереваясь купить дом или слуг, старательно разузнаем и расспрашиваем и продающих и ранее владевших и об устройстве дома, и о телесном здоровье и характере слуг, то гораздо более должны мы обнаруживать такую же заботливость, или даже еще большую, когда намереваемся жениться. В самом деле, дом, если он окажется плохим, можно отдать назад; равным образом и слугу, если он окажется неспособным, можно возвратить продавшему; но кто взял жену, тому уже нельзя возвратить ее отдавшим. Худо взять бедную жену, худо - богатую; первое причиняет вред имуществу, а последнее лишает мужа независимости и свободы. Многие из людей, преданных блудницам, не только потерпели от этого вечную и бесконечную смерть, но и здесь, как злые, зло погибли, подвергшись бедствиям от распутных женщин. Последние, стараясь всецело привязать к своей любви преданного им, прибегают к колдовству, употребляют любовные средства и придумывают разные чары. Затем, напустив на него таким образом тяжкую болезнь, заставив долго изводиться и чахнуть и подвергнув другим бесчисленным бедствиям, удаляли из настоящей жизни. Итак, если ты не боишься геенны, человек, то побойся хоть их чар. В самом деле, когда ты таким распутством удалишь от себя помощь Божию и лишишься небесной защиты, то блудница без всякого страха возьмет тебя и, призвав своих демонов, написав листочки и подстроив козни, с великой легкостью погубит твое спасение и сделает тебя позором и посмешищем для всех живущих в городе. Итак, если ты хочешь найти увеселение, то иди не в театр, а в рощи, к текущей реке, на озера, в сады, слушай поющих кузнечиков, чаще посещай гробницы мучеников, где здравие для тела и польза для души, и никакого вреда. У тебя есть жена, есть дети? Что может равняться с таким удовольствием? У тебя есть дом, есть друзья? Это доставляет большое удовольствие, и вместе с целомудрием приносит и пользу. Скажи мне, что приятнее детей? Что милее жены для того, кто желает жить целомудренно? Говорят, что варвары когда-то сказали полное мудрости слово. Римляне, - сказали они, услышав об этих нечестивых театрах и неприличных увеселениях, - придумали такие удовольствия, как будто не имея жен и детей. Когда ты увидишь миловидную женщину с молниеносными очами, с весело сияющим лицом, с дивной красотой, которая сжигает твой ум и распаляет похоть, то подумай, что то, чему ты удивляешься и что разжигает тебя, есть лишь земля и пепел, и душа перестанет неистовствовать. Сними кожу с лица этой женщины, и тогда увидишь все ничтожество красоты. Не останавливайся на одной внешности, а проникни мыслью внутрь, и ты не найдешь ничего другого, кроме костей, нервов и жил. Но этого недостаточно? Представь же себе, как эта женщина изменяется, стареет, делается немощной, как вваливаются глаза, становятся впалыми щеки, как исчезает вся ее красота. Подумай, чему ты удивляешься, и постыдись своего суждения. Ты удивляешься глине и пыли; прах и пепел разжигают тебя. В самом деле, сущность видимой красоты составляет ничто иное, как мокрота, влага, кровь и сок пережеванной пищи. Ими орошаются и глаза, и щеки, и все прочее; и если ежедневно они не получают этого орошения, идущего от желудка и сердца, то вся красота лица тотчас же исчезает, так как щеки делаются слишком впавшими, а глаза глубоко ввалившимися. Если, таким образом, ты подумаешь, что скрывается за прекрасными глазами, что за прямым носом, что за устами и щеками, то скажешь, что телесная красота представляет ничто иное, как побеленный гроб: так полна она изнутри нечистоты. Увидев рубище с мокротами или харкотинами, или чем другим подобным, ты не решишься и краем пальцев дотронуться до него или даже и смотреть не захочешь, а к складам и житницам этих нечистот страстно стремишься? Тот, кто любит тело и питает страсть к красивой девице, если желает узнать безобразие сущности, может узнать ее по самому внешнему виду. В самом деле, многие сверстницы любимой, и часто даже еще более красивые, умирая, чрез день или два издают зловоние и представляют червивый гной и сукровицу. Итак, подумай, какую любишь ты, человек, красоту, и к какой прелести пылаешь страстью. В чем достоинство глаз? В том ли, чтобы они были влажными, легковращаемыми, круглыми и темными, или в том, чтобы были остры и проницательны? В чем достоинство светильника? В том ли, чтобы он ясно светил и освещал весь дом, или в том, чтобы красиво был сделан? Истинная красота познается не по внешнему виду, а по нравам и пристойному поведению. Христос для того подверг порицанию смотрящего на женщину нескромными очами, чтобы избавить нас от большого труда. В самом деле, не так велик труд не смотреть на красивых женщин, как воздержаться, если смотришь на них. Тот, кто не видел красивого лица, будет чист и от пожелания, происходящего отсюда; тот же, кто пожелал видеть, наперед низложит помысл и тысячекратно осквернит его, и тогда уже извергает скверну плотского пожелания, если только извергает ее. Если, таким образом, и указанный труд для невоздержных меньше, и польза больше, то для чего же мы стараемся впасть в бездну бесчисленных этих зол? Итак, когда ты увидишь красивую женщину и что-нибудь почувствуешь к ней, то не смотри больше на нее, и ты освободишься от чувства. Но как, - скажешь, - я могу не глядеть больше на нее, влекомый к ней пожеланием? Если ты подумаешь, что то, на что ты смотришь, есть ничто иное, как мокрота, кровь и сок переварившейся пищи. Но, скажешь, пышен цвет лица ее. Однако нет ничего на земле пышнее цветов, но и те вянут и предаются гниению. Поэтому и здесь не на цвет обращай внимание, а проникни мыслью внутрь и, снявши мысленно эту красивую личину, тщательно исследуй, что скрывается под нею. Ведь и тело страдающих водянкой ярко лоснится и по внешности не имеет ничего неприятного; однако мы, поражаясь при мысли о скрывающейся внутри жидкости, не можем любить таких больных. Когда муж хочет бросить жену, или жена оставить мужа, пусть она вспомнит о следующем изречении Павла, пусть представит себе, что он стоит пред ней и, обращаясь к ней, громким голосом говорит: "жена связана законом, доколе жив муж ее" (1 Кор. 7:39). Объясняя это, апостол далее не сказал: если же скончается муж ее, то она свободна, но: "если же муж ее умрет" (почиет - κoimhqh), как бы утешая вдову, и убеждал ее оставаться с первым мужем и не брать другого. Не умер муж твой, говорит он, а спит; а кто же не ждет спящего? Говоря же, что жена становится после смерти мужа свободной, апостол показал этим, что раньше, пока жил муж, она была рабой; будучи же рабой и подчиненной закону, она, хотя бы тысячу раз получила разводную книгу по гражданским законам, осуждается как прелюбодейка. И это потому, что Бог в тот день будет судить не по этим законам, но по тем, которые Он сам установит. Да и гражданские законы не просто постановили это, а и сами подвергают наказанию прелюбодеяние и относятся с неумолимою строгостью к этому греху. В самом деле, ту сторону, которая дает повод к разводу, они наказывают лишением имущества, изгоняя виновного из дому без всякого состояния, с пустыми руками, Рассказывают, что один из языческих философов, имевший злонравную, болтливую и бесчинно ведшую себя жену, ответил спрашивавшим его, почему он терпит такую жену: для того, чтобы иметь дома школу для обучения себя борьбе; ведь каждый день обучаясь на ней, говорил он, я буду относиться более кротко и к другим. И вот, этот философ, имея злую жену, как говорят, не отверг ее по указанной причине; а некоторые говорят, что по этой причине он и взял ее. Итак, когда даже эллины оказываются любомудрее нас, какое оправдание будем иметь мы, подвергая оскорблениям ту, ради которой Бог повелел оставлять даже родителей? Какое слово в состоянии изобразить тот позор, когда по улицам несутся крики и вопли, и все соседи и проходящие бегут к дому того, кто так непристойно ведет себя и как бы какой зверь разрушает все в доме? Лучше, чтобы земля разверзлась пред тем, кто так бесчинствует, чем показаться ему после того на площади. Будем же повиноваться закону Божию и ни своих жен не будем отвергать, ни отвергнутых другими брать к себе. В самом деле, с каким лицом ты будешь смотреть на мужа отвергнутой жены? Какими глазами будешь смотреть на его друзей, на слуг? Ведь если тот, кто возьмет жену кого-нибудь уже умершего, испытывает неприятное чувство и раздражается при виде одного только портрета этого умершего, то какую же жизнь будет проводить тот, кто видит живого мужа своей жены, как он войдет в свой дом, с какими мыслями, с какими глазами он будет смотреть на жену другого, которая теперь стала его? Вернее же, про такую можно сказать, что она не принадлежит ни тому, ни другому, потому что прелюбодейка никому не жена: она попрала и договор, заключенный с первым мужем, и к тебе не пришла с надлежащими законами. Какое же безумие вводить в свой дом источник стольких зол? Разве так уже мало женщин, что ты навлекаешь такую погибель на свою голову? Жена, удовольствовавшаяся первым мужем, показывает тем, что она и его не избрала бы сначала, если бы хорошо испытала дело; та же, которая приводит второго мужа на ложе первого, представляет тем немалое доказательство большой любви к миру и пристрастия к земным вещам. При том первая, при жизни мужа, не питала страсти ни к кому другому; последняя же, если при жизни мужа и не согрешила с другими, однако чувствовала больше расположения ко многим другим, чем к нему, и ни первого, ни второго мужа не имела в качестве своей собственной плоти. Первый муж изгоняется из ее памяти вторым, а второй первым; и она не может ни первого помнить хорошо, будучи предана после него другому, ни на этого последнего взглянуть с подобающей любовью, так как сердце ее расположено к умершему. Подобно тому, как мы обыкновенно тогда предаемся усердно делу, когда нам хорошо удается начало, а когда с самого начала и, так сказать, с первого шагу чувствуем неудачи и затруднение, вскоре же отступаемся от него, потому что у нас пропадает охота к нему, так точно и женщины, подвергающияся раннему вдовству, естественно должны бы воздерживаться от второго брака. В самом деле, та, которая много времени была при деле и хорошо свыклась с ним, приступит опять к таким же трудам, как ожидавшая найти то же самое; та же, которая испытала столь тяжкое начало, с каким расположением и надеждой пойдет опять на испытание тягостей? Если все мы уважаем и одобряем жен, которые воздерживаются от своих мужей еще при жизни их, то как нужно уважать и хвалить тех, которые и по смерти их обнаруживают к ним прежнее расположение? Итак, мы не отвергаем второго брака, а только увещеваем, если кто может воздерживаться, довольствоваться первым. И это потому, что второй брак часто бывает источником и поводом для распри и ежедневных ссор. Часто бывает, что муж, сидя за столом, вспомнит о первой жене и тихо всплакнет о ней в присутствии второй, а та тотчас же приходит в ярость и бросается на него подобно зверю, желая наказать его за любовь к той; равным образом, если он вздумает похвалить умершую, эти похвалы являются поводом к ссоре и брани. С умершими врагами мы миримся и по окончании жизни прекращаем с ними всякую вражду; с женами же все бывает наоборот: ту, которой вторая жена не видала и не слыхала, от которой не потерпела никакого зла, она ненавидит и проклинает, и даже смерть не прекращает ее ненависти. Кто видел, кто слышал, чтобы ревновали к праху, чтобы враждовали с пеплом? Но и этим не ограничивается зло. Родятся ли от второй жены дети, не родятся ли, опять вражда и брань. Если они не родятся, она предается великой скорби и смотрит на детей от первой жены как на врагов своих, причинивших ей величайшую обиду, так как через их жизнь острее чувствует свою собственную бездетность. Если они родятся, опять не меньшее зло: муж, часто будучи нежно расположен к умершей, оказывает покровительство ее детям, любя их и жалея как сирот, а та желает, чтобы всюду оказывалось предпочтение ее детям. Слушайте, мужья, слушайте, жены, о любви супругов, которую они показали друг к другу, подвергаясь за нее даже опасностям! Когда Авраам поселился в Герарах, то сказал о Сарре, жене своей: "она сестра моя" (Быт. 20:2), потому что боялся сказать: жена моя, чтобы из-за нее жители города не убили его. И "послал Авимелех, царь Герарский, и взял Сарру". Представь ту бурю помыслов, которую испытал праведник, видя, как уводят жену его, и будучи не в состоянии ничем помочь себе. Молчаливо переносил он все, зная, что Господь не оставит его, а окажет скорую помощь. Нужно удивляться и великой любви Сарры, которую показала она, чтобы избавить праведника от опасности. Ей можно было открыть обман и избежать угрожавшего бесчестия; но она мужественно терпела все, чтобы доставить праведнику спасение. И исполнилось в этом случае изречение: "будут одна плоть" (Быт. 2:24). Как бы будучи одной плотью, они заботились о спасении друг друга и обнаруживали такое согласие, как будто были одним телом и одной душой. Пусть слышат это мужья, пусть слышат жены, чтобы и эти последние обнаруживали такую же нежную любовь к мужьям, и те имели к ним столь же большое расположение, и чтобы делали все так, как будто имея одну душу и будучи одним телом. И пришел Бог к Авимелеху ночью, и сказал: "вот, ты умрешь за женщину, которую ты взял, ибо она имеет мужа" (Быт. 20:3). Смотри на человеколюбие Божие, так как Он знал, что праведник из-за страха смерти мужественно перенес похищение Сарры, и что царь взял ее как сестру праведника, то показывает наконец Свое собственное попечение, делая в одно и то же время и праведника более славным, и Сарру избавляя от бесчестия, и царя отвращая от беззакония. "Авимелех же", - говорится, - "не прикасался к ней"; мало того, даже еще оправдывается в своем проступке, и говорит: "Владыка! неужели ты погубишь и невинный народ" (ст. 4)? Разве я сделал это, зная, что она жена его? Разве я хотел обидеть странника? Разве хотел отнять у него жену? Я сделал это, намереваясь взять ее в качестве сестры, и думая даже оказать этим ему честь. "Не сам ли он сказал мне: она сестра моя? И она сама сказала: он брат мой" (ст. 5)? Что же милосердый Господь? "И Я знаю, что ты сделал сие в простоте сердца твоего" (ст. 6), что они сами придумали этот обман, и что ты сделал это, будучи обманут их словами; и вот, чтобы ты вследствие их обмана не согрешил, Я пощадил тебя, чтобы ты не согрешил против Меня. Не относись же неуважительно к этому мужу, как к одному из обыкновенных людей, а познай, что он из числа тех, которые пользуются особенным Моим попечением и имеют большую близость ко Мне. Поэтому "возврати жену" человеку, "ибо он пророк и помолится о тебе, и ты будешь жив" (ст. 7). Он придумал этот обман и как бы содействовал нанесению бесчестия Сарре, боясь смерти от тебя; но знай, что его молитвы доставят тебе жизнь. "А если не возвратишь, то знай, что непременно умрешь ты и все твои". Не только сам ты потерпишь наказание за непослушание, но и все, что принадлежит тебе. Восстав же, Авимелех "призвал всех рабов своих, и пересказал все слова сии в уши их" (ст. 8). Вслед за тем он призвал и Авраама. Представь, с какой славой приводится уже теперь к царю праведник, который незадолго пред тем считался ничтожным человеком и ничего этого не знал. Он узнал теперь от самого царя, что ради него сделал Бог с последним; тот именно сказал ему: "что ты с нами сделал? чем согрешил я против тебя, что ты навел было на меня и на царство мое великий грех" (ст. 9)? Разве, говорит, наказание ограничилось бы только одним мною? Все мое царство должно было совершенно истребиться от твоего обмана. Что же имея в виду, ты сделал это? Ради чего? Что замышляя? Что же Авраам? Я, говорит он, боялся, что вы, как одержимые еще заблуждением, не имеете никакого уважения к справедливости и, узнав, что она жена моя, задумаете убить меня вследствие вожделения к ней. Не думайте, впрочем, чтобы я и в этом случае солгал. "Ибо сестра ми есть по отцу, а не по матери, бысть же ми в жену" (да она и подлинно сестра мне: она дочь отца моего, только не дочь матери моей; и сделалась моею женою) (ст. 12). Итак, не осуждайте меня. Хотя и страх смерти понудил меня к тому и боязнь, чтобы вы ради нее не убили меня, а ее оставили в живых, тем не менее и в этом случае сказанное мною не ложь. Этими словами праведник и укротил гнев царя, и обнаружил собственную добродетель, и преподал им достаточный урок благочестия. Устыдившись великой кротости праведника, царь награждает патриарха от себя щедрым даром: "Взял", - говорится, "Авимелех тысящу дидрахм, и овцы, и телцы, и рабы, и рабыни, и отдаде ему Сарру жену его" (Авимелех мелкого и крупного скота, и рабов и рабынь, и дал Аврааму; и возвратил ему Сарру, жену его) (ст. 14). Видишь дивно устрояющую премудрость Божию? Тот, который боялся смерти и все сделал, чтобы только избежать ее, не только избежал смерти, но и удостоился такой свободы открыто говорить все, и вдруг становится славным. Таковы благодеяния Божии. Они не только освобождают от печалей тех, кто старается мужественно противостоять нападающим искушениям, но и среди самых печалей доставляют такую радость, что мы совершенно даже забываем о них и в великом изобилии получаем блага. Так случилось и с этим праведником. Царь не только оказывает ему почтение многочисленными этими дарами, но и дает ему право обитания на его земле. "Вот", - говорит, - "земля моя пред тобою; живи, где тебе угодно" (ст. 15). Так как он узнал, что ради него и его молитвы дарована ему жизнь, то спешит уже услужить этому страннику, скитальцу, совершенно для него неизвестному, как своему благодетелю и заступнику. А когда Авраам достиг глубокой старости, то, желая удалить Исаака от родства с хананеями, чтобы он не взял себе оттуда жены, призывает наиболее благомысленного из своих слуг и заповедует ему относительно этого, говоря: "положи руку твою" на "стегно мое, и клянись мне Господом, Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу, но пойдешь в землю мою, на родину мою, и возьмешь жену сыну моему Исааку" (Быт. 24:2-4). Видишь, какая заповедь дается патриархом слуге? Подумай о том, как в древности старались искать не обилия денег, не большого богатства, не множества рабов и десятин земли, не внешней красоты и благообразия, а искали красоты душевной и благородства нравов. Так поступает патриарх, заботясь о добродетели душевной и желая избежать нечестия местных жителей; ныне же никто даже и не подумает о чем-либо подобном, а все ищут только одного - обилия денег, все же прочее считается у них второстепенным, хотя бы будущая жена исполнена была бесчисленных зол, не зная того, что при испорченной воле, хотя бы кому досталось неизмеримое богатство, он скоро опять впадет в крайнюю бедность, и что не будет никакой пользы от обилия денег, если нет души, которая могла бы надлежащим образом распоряжаться ими. Итак, "раб", взяв верблюдов и "В руках у него были также всякие сокровища господина его. Он встал и пошел в Месопотамию, в город Нахора, и остановил верблюдов вне города, у колодезя воды, под вечер, в то время, когда выходят женщины черпать, и сказал: Господи, Боже господина моего Авраама! пошли [ее] сегодня навстречу мне и сотвори милость с господином моим Авраамом; вот, я стою у источника воды, и дочери жителей города выходят черпать воду; и девица, которой я скажу: `наклони кувшин твой, я напьюсь', и которая скажет: `пей, я и верблюдам твоим дам пить', -- вот та, которую Ты назначил рабу Твоему Исааку; и по сему узнаю я, что Ты творишь милость с господином моим" (Быт. 24:10-14). Замечай благоразумие слуги. Так как он знал гостеприимство патриарха, а также и то, что девица, которую надлежало взять отсюда, должна быть одинакового образа мыслей с праведником, то он не ищет никакого другого доказательства, а желает определить гостеприимство девицы по расположению ее воли. Если, говорит, когда я попрошу у нее воды, она наклонит мне водонос и не только исполнит просимое, но и покажет свою услужливость, и скажет: я и верблюдам твоим дам пить, то представит таким доставлением воды вполне достаточное доказательство кротости своего нрава. Затем, когда он увидел на деле действенность молитв патриарха, нашел, как он желал, девицу и увидел ее чрезвычайное гостеприимство (потому что "тотчас вылила воду из кувшина своего в поило и побежала опять к колодезю почерпнуть, и начерпала для всех верблюдов" его [ст. 20], и ни убежала от него, как от чужого человека, ни отклонила просьбы под предлогом скромности), - после того уже он стал разведывать и расспрашивать относительно нее. "Чья ты дочь", - спрашивал он, - и "есть ли в доме отца твоего место нам ночевать" (ст. 23)? И смотри на ответ девицы. Когда слуга спрашивает, чья она дочь, то она называет не только отца, но и отца отца, говоря: "я дочь Вафуила, сына Милки, которого она родила Нахору" (ст. 24). Равным образом, когда слуга спрашивает относительно места, есть ли где им только найти приют, она говорит: у нас есть не только место, но и много мякины и сена (ст. 25). Видишь ли, какая в таком возрасте полнейшая скромность, величайшее смирение и беспредельное гостеприимство? Каких богатств не дороже она? Каким сокровищам не предпочтешь ты такое сокровище? Это величайшее приданое, это бесчисленные блага, это сокровище, никогда не иждиваемое. Услышав такие слова, слуга удивился чрезвычайному гостеприимству и, узнав, что он пришел не к каким-то неизвестным людям, а в дом Нахора, бывшего братом господина его Авраама, радуясь по поводу сказанного ему девицею, поклонился Господу, Который ради благоволения к патриарху обнаружил и о нем такую попечительность и так легко и благоуспешно все устроил для него. "Благословен", - говорит он, - "Господь Бог господина моего Авраама, Который не оставил господина моего милостью Своею и истиною Своею" (ст. 27). Теперь и сам он дает знать девице, кто он такой, и чрез благодарение Богу делает для нее ясным, что он пришел не из чуждого дома, но что тот, кто послал его, приходится братом Нахору. Услышав об этом, девица побежала с большой радостью и рассказала своим родителям, что слышала от слуги. "Лаван выбежал к тому человеку, к источнику", и, увидев его стоящим около верблюдов, сказал ему: "войди, благословенный Господом; зачем ты стоишь вне? я приготовил дом и место для верблюдов" (ст. 29, 31). Затем, когда тот вошел, он "расседлал верблюдов и дал соломы и корму верблюдам, и воды умыть ноги ему и людям, которые были с ним; и предложена была ему пища" (ст. 32, 33). Но здесь посмотри на великое благоразумие слуги. Что говорит он? Я не буду есть до тех пор, пока не объясню вам причины, по которой я послан в столь дальний путь, почему я из Хананеи пришел сюда и как приведен был в ваш дом, чтобы и вы, узнавши все, показали свое расположение к моему господину. "Я раб Авраамов", - говорит он, начиная рассказывать. "Господь весьма благословил господина моего, и он сделался великим: Он дал ему овец и волов, серебро и золото, рабов и рабынь, верблюдов и ослов; Сарра, жена господина моего, уже состарившись, родила господину моему сына, которому он отдал все, что у него; и взял с меня клятву господин мой, сказав: не бери жены сыну моему из дочерей Хананеев, в земле которых я живу, а пойди в дом отца моего и к родственникам моим, и возьмешь жену сыну моему" (ст. 34-38). Такое поручение дал он; я же, представляя себе затруднение и соображая трудноисполнимость дела, спросил моего господина: "может быть, не пойдет женщина со мною. Он сказал мне: Господь, пред лицем Которого я хожу, пошлет с тобою Ангела Своего и благоустроит путь твой, и возьмешь жену сыну моему из родных моих и из дома отца моего" (ст. 39-40). Дав такое поручение и напутствовав такими молитвами, он послал меня. Теперь, когда его молитвы услышаны, все так явно устроено Богом, чтобы я пришел к вам, и вы объявите ваше решение и, если окажете милость моему господину, сообщите мне, чтобы я мог знать, что нужно мне делать; если же нет, то направить свой путь в другое место. И говорят ему отец и брат девицы: "от Господа пришло это дело; мы не можем сказать тебе вопреки ни худого, ни доброго"; и невозможно, чтобы это было от нас. "Вот", имеешь девицу: "возьми и пойди; пусть будет она женою сыну господина твоего, как сказал Господь" (ст. 50, 51). Услышав такие слова от отца и брата, раб "поклонился Господу до земли. И вынул раб серебряные вещи и золотые вещи и одежды и дал Ревекке" (ст. 52, 53), и открыто теперь оказывает ей уважение как обрученной уже на словах Исааку. Вместе с тем он почитает дарами брата и мать ее. И только после того уже, когда он увидел, что поручение господина исполнено на деле, он предается отдыху. "Ели", - говорится, - "и пили он и люди, бывшие с ним, и переночевали. Когда же встали поутру, то он сказал: отпустите меня к господину моему. Но брат ее и мать ее", - говорится, - "сказали: пусть побудет с нами девица дней хотя десять, потом" пойдете. Он же рече к ним: для чего вы отсрочиваете и задерживаете, когда Бог дал мне такой успех во всем? "Они сказали: призовем девицу и спросим, что она скажет. И призвали Ревекку и сказали ей: пойдешь ли с этим человеком? Она сказала: пойду. И отпустили Ревекку, сестру свою, и кормилицу ее, и раба Авраамова, и людей его. И благословили Ревекку и сказали ей: сестра наша! да родятся от тебя тысячи тысяч, и да владеет потомство твое жилищами врагов твоих! И встала Ревекка и служанки ее, и сели на верблюдов, и поехали за тем человеком)" (ст. 54-61). Видишь ли, какую невесту берет патриарх? Она сама черпает воду, носит водонос на своих плечах и сама садится на верблюдов. Были ли здесь мулы, блещущие на шеях серебром? Была ли та вереница слуг и крайняя изнеженность, которая наблюдается ныне? Отнюдь нет; напротив, у древних женщин была такая мужественность, что они сами садились на верблюдов и таким образом совершали путешествие. Видите ли из того, что сделал Авраам для сына, как в древности родители старались брать жен для своих детей, как они раньше денег искали благородства души? Были ли у них долговые расписки? Были ли договоры и другие достойные смеха вещи, которые бывают теперь? Ничего такого у них не было, а величайшей и вернейшей распиской для них служил нрав девицы. И вы узнаете это, когда увидите девицу приведенною к жениху. "Исаак", - говорится, - "вышел в поле поразмыслить, и возвел очи свои, и увидел: вот, идут верблюды", на которых восседала Ревекка. Ревекка же, увидевши "Исаака, … спустилась с верблюда. И сказала рабу: кто этот человек, который идет по полю навстречу нам?" И узнав, что это тот, который имеет жениться на ней, "взяла", - говорится, - "покрывало и покрылась" (ст. 63-65). И подойдя, раб рассказал все с точностью Исааку. Смотри, как нигде нет ничего излишнего и бесполезного; нигде нет дьявольской пышности; нигде нет ни кимвалов, ни свирелей, ни плясок, ни сатанинских этих пиршеств, но всюду пристойность, всюду мудрость, всюду скромность. "Ввел ее", - говорится, - "Исаак в шатер Сарры, матери своей, и взял Ревекку, и она сделалась ему женою, и он возлюбил ее" (ст. 67). Пусть подражают ей жены, пусть соревнуют ему мужья, и пусть стараются брать себе невест таким образом, чтобы и любовь жениха увеличивалась, и целомудрие невесты возрастало, и они провели бы жизнь в радости, будучи тесно соединены благодатью Божией. Если же ты хочешь на браке показать щедрость, которая имела бы пользу, то призови лики бедных. Но ты стыдишься и краснеешь? И что может быть хуже этого безумия? Вводя в свой дом диавола, ты думаешь, что не делаешь ничего постыдного; а когда намереваешься ввести Христа, краснеешь от стыда? Но, говоришь ты, никто в городе не делал этого. Так постарайся ты начать и сделаться первовиновником такого прекрасного обычая, чтобы последующие поколения приписывали это тебе. И если кто будет соревновать и подражать этому делу, то внуки и правнуки могут тогда сказать спрашивающим, что такой-то первый ввел этот прекрасный обычай, и то, что хорошо делается другими, принесет плоды их в награду тебе, насадившему впервые. И подобно тому, как когда на браке пляшут распутники и скоморохи, посреди них ликует диавол, так, наоборот, когда входят бедные, приходит Христос. Притом, от той траты нет никакой пользы, а бывает даже великий вред; между тем как от издержек на бедных ты вскоре же получишь обильный плод. А что это достоверно, узнай от девицы, бывшей в Иоппии: ее, некогда лежавшую мертвой, получавшие от нее пропитание бедняки, ставши вокруг нее, своими слезами воскресили и возвратили к жизни, - во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.