Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба - Константин Маркович Поповский

довольно. Нельзя цепляться без конца за выдумку и выдавать ее за правду… Боже правый!.. Пусть даже это правда, что с того? Где она? Ты ее видишь? Может, кто-нибудь еще, кроме тебя? Ну, тогда дай и нам ее потрогать, какова она на ощупь? На вкус? А на слух? Такая же холодная, как медь наших пушек? Или соленая, как рубаха пехотинца после боя? А может она гудит, так, как гудит под конницей земля? Или стучит, как стучат камни, ложась друг на друга, чтобы стать стеной? Ну? Где она?.. Прошла и сгинула! И что нам до нее теперь?

Горацио: Она осталась, принц. Поверьте мне. К несчастью, но осталась.

Фортинбрас: Прошла!

Горацио: Осталась и, посеяв семена, ждет свой черед.

Фортинбрас (кричит): Прошла, как снег!

Трувориус (придворным): Идите, господа, идите. Принц скоро выйдет.

Придворные, с поклоном, уходят. Короткая пауза.

Фортинбрас (негромко): Ладно. Черт с тобой. Пусть это даже правда. Допустим на минуту. (Трувориусу). Допустим, это правда. (Горацио). Но правда вредная. Вводящая в соблазн и угрожающая спокойствию, порядку и плавному теченью жизни всей державы. А значит, эта правда похуже будет всякой лжи. Так, неужели, нам ее терпеть?

Горацио (с тоской): О, принц…

Фортинбрас: Да ни одной минуты! (Быстро пьет).

Короткая пауза.

(Спокойно). Поставленный на это место Богом, чтоб множить мощь страны и охранять покой наших подданных, я заслужил бы их презренье, позволив нелепым россказням подтачивать порядок. Вот почему отныне я запрещаю тебе смущать сердца бессмысленной нелепостью твоей истории, ни письменно, ни в разговоре, ни намеком, под страхом наказанья… (Помедлив). Когда б ты глубже вникнул в эту «правду», то сам бы отказался от того, чтоб разносить заразу и будить сомненья.

Горацио: Это ваше последнее слово, принц?

Трувориус: Какая наглость! (Фортинбрасу). Принц!..

Фортинбрас (Горацио, с кривой усмешкой): А ты, наверно, думал, что я его переменю?

Горацио: Скорей, надеялся.

Фортинбрас: Мои слова – не флюгер.

Горацио: Тогда позвольте мне всего два слова, ваше высочество, последние… (Торопливо). Бернардо и Марцелл. Запомните их имена, принц. Когда они придут вам ни с того, ни с сего на ум, или приснятся, или, как это бывает, вы вдруг услышите их, так словно их донес до вашего слуха ветер, то вспомните тогда мои слова, вспомните то, что они ни в чем не виноваты, и пощадите их, если еще не будет поздно… Бернардо и Марцелл!..

Фортинбрас: Уверен, не приснятся.

Горацио: Бернардо и Марцелл.

Пожав плечами, Фортинбрас молча наливает в свой кубок вино. Пауза.

В таком случае, приятных вам сновидений, принц.

Фортинбрас: Без пяти минут король, если ты еще не запамятовал.

Горацио: Тогда, приятных вам сновидений, ваше величество.

Фортинбрас: Ко всем нелепостям, которые ты мне изволил преподнести, ты мне еще желаешь приятных сновидений вот так, посреди дня? Не рано ли?

Горацио: Раз это день, то что сказать о ночи?

Фортинбрас: Все! Все! Довольно! Ни слова больше!.. Хватит!.. Если хочешь лаять, то не под моими окнами!

Горацио: Прощайте, принц. (С поклоном уходит).

Фортинбрас (вслед): Король!

Горацио (исчезая): Бернардо и Марцелл…

Трувориус: Каков наглец!.. Вы обошлись с ним слишком мягко, мой принц, боюсь, как бы это не ударило ему в голову.

Фортинбрас (с неожиданной горечью): Он мог бы быть мне другом. (Помедлив). Больше… Братом.

Трувориус: А стал змеей, готовой укусить… Ах, ваше высочество, не сердитесь на меня, если я дам вам хороший совет на будущее, – врага желательно распознать еще тогда, когда он ходит в друзьях, – вот важное уменье, способное нас уберечь от множества несчастий… (С тревогой). Ей-Богу, принц, было бы весьма неразумно с нашей стороны дать ему уехать. Потому что, взгляните сами, – что помешает ему теперь раструбить по всей Европе эту басню, к большому удовольствию ваших врагов, завистников и недоброжелателей, – и что тогда?.. Сносить насмешки или, даже хуже, оправдываться перед целым светом?.. Хорошенькое будет начало для царствования…

Фортинбрас (издалека): Плевать.

Трувориус (с горячностью): Нет, нет, мой принц. Надеть корону – это значит выйти на сцену, где каждое неверное движенье, каждую оплошность оценят, обмусолят сто тысяч раз, а потом, при каждом удобном случае, будут вам тыкать этим в глаза… (Твердо). Нельзя, чтобы он уехал.

Фортинбрас: То есть?..

Трувориус: То есть? (Осторожно). Одно лишь ваше слово, принц…

Фортинбрас (неуверенно): Ты хочешь… (Помедлив). Да?..

Короткая пауза.

(Сердито). Да, говори же, черт тебя возьми!

Трувориус (мягко): Но ненадолго. Ненадолго… Пусть прикусит свой язык и остудит свой итальянский гонор. Ручаюсь, что остыв, он станет покладистым, словно ручная белка. А если даже этого не случится, то невелика беда, потому что позже его болтовня уже не сможет причинить вам никакого вреда. Вчерашний снег – не повод для раздора.

Короткая пауза. Фортинбрас молча смотрит в сторону.

Прикажете, чтоб я распорядился?

Фортинбрас молчит. Короткая пауза.

Принц?

Фортинбрас: Но только не сегодня.

Трувориус: Завтра?

Фортинбрас: В день коронации?

Трувориус: Боюсь, сбежит. Лови его потом.

Фортинбрас: А, поступай, как знаешь.

Трувориус: Нет, нет, мой принц. Всегда лишь так, как того требует благо датского престола и ваше.

Входит Озрик.

Чего тебе?

Озрик (с глубоким поклоном): Все с нетерпеньем ждут его высочество, чтобы продолжить веселье.

Фортинбрас (с мрачной решимостью): И мы его продолжим, видит Бог!.. Пусть грянет музыка! (Озрику). Эй, Купидон. Беги и скажи музыкантам, чтоб начинали.

Озрик: С огромной радостью… (Убегая). Эй, музыка!..

Фортинбрас и Трувориус уходят вслед за ним.

11.

Кронберг. Покои Трувориуса.

За закрытыми окнами глухая ночь. Все пространство сцены слабо освещено несколькими свечами стоящего на столе высокого канделябра. Сам стол наполовину завален бумагами, так словно их сдвинули в сторону, чтобы освободить место. Вторая половина стола заставлена бутылками и остатками трапезы.

Трувориус сидит возле стола в высоком кресле. Он пьян. Ворот рубахи расстегнут, рукава засучены, спутанные пряди волос падают на лоб, почти закрывая глаза.

Трувориус (слуге, заплетающимся языком): Эй, подойди… Еще вина.

Подбежав, Слуга проворно наливает в кружку Трувориуса из одной из бутылок и сразу возвращается на свое место у двери.

(Заглянув в кружку и некоторое время молча глядя в нее). Что ты мне налил?.. Это кровь?.. Кровь?.. (Смеется). Ай, да шутник… Ты думал, я испугаюсь крови?.. (Смеется). Я?.. Испугаюсь? (Хохочет). Ох, не могу… Я испугаюсь крови!.. (Хохочет). Я? (Хохочет, затем внезапно помрачнев, смолкает). Насмешил, мерзавец… (Поднимая кружку, мрачно). На, смотри. (Пьет).

Пауза.

(С грохотом поставив кружку на стол). Еще!

Слуга быстро наливает вина.

(Отпив и поставив кружку на стол, удовлетворенно). А-а… Потекла по жилам… Кровь дураков и дур… (Икает). И негодяев… (В сторону слуги). Ты что смеешься?.. Дрянь… (С изумленьем). А-а… Ты думаешь, мне это нравится?.. Мне нравится? Вот это? А?.. Хруст костей? И этот жалкий лепет? И вопли, от которых даже у солдат белеют лица?.. Дурак!.. (Поднимаясь из кресла, бормочет). Дурак, дурак… Весь смысл не в том, чтобы делать, то, что нравится, скотина… (Икает). А в том, чтобы свой исполнить долг и там стоять,