Транспортный вариант - Леонид Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Во всем, — проглатывая отдельные слова, быстро читал Фесин, — ищу тайный смысл… Даже когда автобусы выстраиваются в ряд… „Вяжите меня, я убийца!“» Да-а… — Он сунул руку в карман, очевидно, за леденцами, потом взглянул на Денисова. — Зная Игоря Николаевича, — наконец сказал он, — я думаю, что речь идет о жене. Ему казалось, что супруги должны продолжать жить вместе, что бы ни случилось, что он поступает жестоко, что солнце упадет на землю и прочее в случае его ухода… Между прочим, — он снова поискал в карманах, достал вчетверо сложенный листок, передал Денисову. — То, что вы просили.
Денисов увидел номер телефона и фамилию — Почтарев.
— Наш адвокат, — объяснил Фесин. — Но учтите: утром он улетит. Он уже неделю сидит в крупном процессе в Николаеве. Сегодня у них был перерыв.
Назад возвращались молча.
Поверх плеча Бахметьева Денисов в лобовое стекло следил за дорогой.
Улицы были пусты, по сторонам неярко горели светильники. Небо впереди казалось ровно замазанным густой черной краской.
Недалеко от платформы Коломенское, как и договорились, Денисов вышел: надо было срочно созвониться с Почтаревым, пока тот не уехал в аэропорт.
— Морозно! — он поднял воротник, обернулся к машине.
— Ну и весна! — Бахметьев тоже приоткрыл дверцу. — Минус пятнадцать, не меньше. Позвони мне, если появятся новые обстоятельства!
— Я побежал.
В помещении старого линейного пункта на платформе было душно от раскаленной печи. Постовой — старослужащий, — сбросив шинель, шуровал в топке. Еще на пороге, почувствовав жару, Денисов сдернул шарф. Окно линпункта — было открыто. Постовой и сам понял, что переусердствовал.
— Алло! — Денисов сначала позвонил в отдел дежурному. — Это Денисов…
— Денисов! — крикнул в трубку помощник дежурного, освободившись. — Запоминай! — он прочитал по черновой книге. — Звонили из Расторгуева насчет гражданина, продавшего кольцо…
— Он установлен? — обрадовался Денисов.
— Кажется, нет. Просили приехать пораньше. Лучше часов в шесть.
Начальник линпункта будет на месте.
— Понял, можно вычеркнуть. А еще?
— Вычеркиваю, — легко отозвался помощник. — Больше никто не звонил.
«Может, Шерп и хотел связаться со мной, но не смог… — подумал Денисов. — Было уже поздно».
Он пальцем утопил рычаг аппарата, набрал номер, переданный заведующим юридической консультацией.
«Какая нелепость — то, что мы не встретились, — подумал Денисов о Шерпе, — я бы мог помочь еще раньше, до случая с библиотекаршей. Только бы знать, откуда грозила беда». Но с другой стороны, получалось, что за весь период, что Денисов занимался делом Белогорловой, адвокат пробыл в Москве всего несколько часов.
На другом конце провода трубку сняли не сразу. Потом мужской голос сдавленно спросил:
— Кого?
— Вы Почтарев? — инспектор заговорил тише, словно и он мог разбудить спавших в квартире Почтарева людей.
— Да. Что случилось?
— Говорит инспектор Денисов из транспортной милиции. Ваш телефон мне дал Фесин.
Постовой, который все еще оставался в кабинете, передвинул стул, чтобы Денисов мог сесть. На всякий случай прикрыл окно. Денисов благодарно кивнул.
— Вам что-нибудь известно, относящееся к судьбе Игоря Николаевича?
— Что с ним? — Почтарев перешел на шепот.
— Его нашли мертвым.
— Сейчас?
— Несколько часов назад. В своей квартире. Когда вы в последний раз его видели?
— На прошлой неделе.
— Шерп был один?
— Мне показалось, что с ним были еще женщина и мужчина. Игорь Николаевич странно себя вел.
Денисов сразу заинтересовался:
— Когда можно с вами увидеться?
— Утром я уезжаю.
— Может, сейчас? Где вы живете?
— Ломоносовский проспект…
— Побудьте у телефона. Я сейчас перезвоню.
Денисов позвонил на квартиру Шерпа, попросил к телефону следователя.
Тот внимательно слушал.
— Где вы сейчас находитесь? Так. Выходите на площадь. Сапронов за вами заедет. Через двадцать минут вы будете на Ломоносовском.
Почтарев ждал их у подъезда.
— Неожиданный печальный финал, — он протянул руку. Пожатие оказалось вялым. — Извините, не приглашаю. Однокомнатная квартира. Девчонку разбудим — до утра проплачет. Не уснет!
Денисов и начальник отделения розыска Сапронов прошли в подъезд. В нише рядом с лыжами, старым картонным ящиком стояло несколько санок. Денисов снял одни, не имевшие спинки, поставил на полозья.
— Садитесь, — сам он остался стоять.
Разговор в основном вел начальник отделения розыска райуправления. Это было его преимущественным правом.
— Вы хорошо знали Шерпа? — спросил Сапронов.
— В консультации есть, конечно, адвокаты, которые работали с ним дольше. Фесин, например. Еще несколько человек. — Почтарев подумал. — Но, по-моему, у нас были неплохие отношения. Мы уважали друг друга. Он передал мне часть своей персональной клиентуры.
— Он был откровенен с вами?
Почтарев покачал головой:
— Об этом не могло быть и речи. Улыбка, доброе слово. Начинающему адвокату поддержка опытного метра, пожалуй, нужна, как никому.
Сапронов и Почтарев сидели рядом, вполоборота друг к другу. Денисов слушал их стоя.
— Вам приходилось бывать у него дома?
— Один раз. Я заезжал за кассационной жалобой.
Надо было срочно отправить в суд. Шерп болел.
— Что-нибудь привлекло ваше внимание в его частной жизни?
Взаимоотношения в семье?
— Нет. Жена сделала по чашке крепкого кофе. Перекусили втроем. И я уехал.
— Это было в квартире у метро «Варшавская»?
— В другой. У метро «Бауманская».
— Теперь расскажите, где вы встретились с ним в последний раз.
— Я как раз хотел к этому перейти. — Почтарев выше притянул колени. В подъезде было холодно. Модная курточка с застежками, которую он второпях, натянул, не могла его согреть. — После ухода Шерпа из консультации к его отсутствию постепенно стали привыкать.
Некоторые клиенты по старой памяти еще спрашивали его, просили телефон.
Он никого не принимал. Вскоре они поостыли. За год я не видел Игоря Николаевича ни разу. Я очень несвязно рассказываю? — спросил Почтарев вдруг.
— Ничего.
— И вот с неделю назад иду я в один дом, куда меня пригласили. Рядом с Москворецким райздравотделом.
Знаете?
— Территория нашего обслуживания, — кивнул Сапронов, — рядом с железной дорогой.
— Там действительно поблизости платформа.
«У ремонтирующегося здания, — Денисов отыскал свой ориентир. — В этом деле оно словно дом с привидениями…»
— Я о чем-то задумался, — продолжал Почтарев, — не видел, кто идет впереди меня.
— В какое время это было?
— В самом начале восьмого часа. Вечером. Было много прохожих. Я шел медленно, мне назначили к половине восьмого. Внезапно обратил внимание: трое людей идут в одном ритме. Мужчина с женщиной впереди и еще мужчина сзади. Я бы не обратил внимания, если бы мужчина, идущий сзади, намеренно не сменил ногу.
Он тоже почувствовал, что привлекает к себе внимание.
Я пригляделся. Это был Шерп.
Начальник отделения розыска что-то быстро начал набрасывать карандашом у себя в блокноте, шрам у него на щеке покраснел от холода.
По подъезду гулял ветер. Денисов отошел к выходу, туже притянул дверь.
За картонной коробкой, в нише, нашлась тряпка, Денисов подложил ее к дверям, чтобы меньше дуло. По роду службы ему нередко по ночам приходилось обживать чужие холодные подъезды.
— На него невозможно было смотреть, — продолжал Почтарев. — Таким я Игоря Николаевича никогда не видел. Сосредоточенный, сжатый. А главное, обернувшись и узнав меня, он сделал знак, чтобы я не подходил. — Почтарев постучал промерзшими ботинками. — Может, все-таки подняться ко мне?
— Мы скоро, — начальник отделения розыска теперь не отрывался от своих записей, — вы смогли бы описать двоих, которые шли впереди? Вы уверены, что они не замечали его?
Денисов понял:
«Из многих возможных версий Сапронов избрал ту, от которой я, взвесив все „за“ и „против“, отказался.
Коротко ее можно обозначить пословицей, приведенной заведующим юридической консультацией: „Седина — в бороду, бес — в ребро!“»
— Не знаю, — сказал Почтарев, — его трудно было не заметить.
— А насчет примет?
— Пожалуй, женщину бы я узнал. Молодая, в красном пальто. Небольшого роста.
— А спутник?
— Его я видел только мельком, ничего не заметил. Да он и интересовал меня меньше!
— А что можно сказать о Шерпе последнего периода? — Сапронов захлопнул блокнот. — Стал ли он больше следить за собой? Лучше одеваться?
— Безусловно, — Почтарев поднялся. Его била дрожь.
Пора было заканчивать разговор. — В то же время был словно тоскливее, сентиментальнее. В процессе как-то начал цитировать стихотворение и вдруг прослезился. Представляете?