Всё пришедшее после - Всеволод Георгиев

– Что ты во мне нашел? – спрашивала она. – Я такая худая и плоская. Если бы у меня бюст был такой, как у Азы, помнишь ее?

– Помню. А мне не нравится большой бюст.

– Чей же бюст тебе нравится?

– Бюст Хемингуэя, – отвечал Артур.

– Все бы тебе шутить! Я сегодня нашего секретаря парткома видела. Вылитый Карл Маркс!

– Да, знаю. Он плазмой занимается.

– Еще у нас новый комсомольский лидер. Игорь Толмачев. Ты его знал?

– Такой светловолосый, высокий.

– Ага.

– Толковый парень. Если его твой Карл Маркс поддержит, далеко пойдет. Мы еще его портрет на демонстрациях носить будем.

– А твой портрет будем носить?

– У тебя же есть моя фотография. Зачем ждать демонстрации?

Людочка представила себе, как она несет фотографию Артура, и рассмеялась.

– Вот тебе, вот тебе. – Она кулачком толкнула его в лоб.

Он схватил ее руку, прижал кулачок к губам. Кулачок был маленький, с белыми проступающими косточками, по которым можно было считать месяцы в году. Она разжала руку, и он уткнулся в теплую ладошку.

– Скажи, ты счастлив? – она спросила задумчиво, не отнимая руки.

Артур отпустил ее руку, постоял, будто прислушиваясь к себе. Потом с некоторым удивлением серьезно сказал:

– Да. Знаешь, я когда-то для себя сформулировал: счастье – это неприятности, которые тебя миновали. А теперь вижу, что счастье может быть просто, когда рядом любящий тебя и любимый тобой человек. Так бывает?

– Видишь, бывает.

– Интересно, можно так прожить всю жизнь? – спросил он.

– Как?

– Ну, не желая больше того, что у тебя есть.

– Не знаю, – ответила она. – Мне кажется, можно. Я иногда мечтаю жить где-нибудь на юге России в благодатном Черноземье, где чистый воздух, фруктовые сады, прозрачные родники и белые речные плесы. Где люди красивы и щедры. Где не надо запирать двери. И чтобы на рассвете и на закате издалека доносился колокольный звон.

– А чем заниматься?

– Учить ребятишек в сельской школе. Ходить на работу пешком по алее, заросшей абрикосовыми деревьями.

– И никаких научных открытий? Симпозиумов, встреч с интересными людьми? Общего признания? Известности? – допытывался Артур.

– Зачем, если есть любимый человек? Прожить бы спокойно всю жизнь.

– Жить долго и умереть в один день? А как же нас учили – лучше один раз напиться свежей крови, чем триста лет питаться падалью.

– Ну, если тебе хочется крови…

– Я в том смысле, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

– А цель – это освобождение рабочего класса? – обронила Людочка.

– Да. Ты права, – поддержал ее Артур. – С целью у нас трудности. И все же, где постоянный непокой? Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идет за них на бой!

– Ты знаешь, – возразила она, – мятежный дух у меня почему-то ассоциируется с Демоном.

– Но это дух революции.

– Разве бывает революция без крови? Кажется, мы пошли по кругу.

– Небольшое кровопускание не вредит организму, – сказал Артур.

– Не знаю. Может быть. Важно, на чьей стороне ты оказался. Горе тому, кто на стороне Демона.

Артур вздохнув, откинул волосы со лба. Он посмотрел на заходящее солнце, на длинные тени от фонарей. Прогрохотал трамвай с освещенным салоном. Пассажиры сидели за стеклами, глядя на бегущие мимо деревья.

– Эй! – Людочка взяла его за руку. – Ты что, обиделся?

– Да нет же! – Он бережно сжал ее кисть.

«Итак, молодой гасконец с небольшими, но ясными, как у сокола, глазами, в потертом суконном колете голубого цвета, выцветшем до цвета винного осадка, подъехал к воротам гостиницы “Вольный мельник”.

Он провел своего светло-желтого коня в ограду и, обмотав поводья вокруг коновязи, насвистывая, направился к двери. Не знал д’Артаньян, что здесь он встретится с двумя своими смертельными врагами. Впрочем, один из них станет впоследствии его верным другом, а другой, вернее другая, его расчетливой любовницей.

А сейчас ничего не подозревающий д’Артаньян вдруг услышал смех трех мужчин, позабавленных редким цветом его Буцефала.

Точнее сказать, остряк, отпустивший шутку, только сдержанно улыбался, а хохотали его собеседники, принадлежащие, судя по всему, к обслуге гостиницы. Он же, благородно-бледный, одетый в дорогой одноцветный, фиолетовый костюм, со шпагой, выглядел важным барином, и ему не пристало веселиться подобно простолюдину. На вид ему было лет сорок пять; черные волосы, черные проницательные глаза, черные, тщательно подстриженные усы, на виске небольшой шрам».

Таков портрет шевалье де Рошфора, конюшего кардинала Ришелье. Боже упаси как-то связывать его с гвардейцами кардинала. Это совершенно самостоятельное лицо, подчиняющееся только Ришелье и не отдающее приказов гвардейцам.

Вот так, в гостинице «Вольный мельник» в небольшом городке Менгена-Луаре, был сделан первый шаг, втянувший д’Артаньяна в схватку сильных мира сего!

Городок располагался в 7 километрах восточнее Божанси, не доезжая 18 километров до Орлеана, если ехать через Тур.

– Давай зададим себе вопрос, – припомнил Артур слова Кости, – почему Дюма начинает книгу с городка Мента? Случайно ли выбрано это место?

– Не знаю. Почему?

– Заметь, Дюма писал роман по мемуарам Куртиля де Сандра. Так вот, в сочинении Куртиля эта стычка, окончившаяся для д’ Артаньяна столь неудачно, произошла в Сен-Ди на Луаре недалеко от Мента, только на левом берегу реки, в 15 километрах от Блуа. Однако Дюма намеренно переносит ее из Сен-Ди в Мент, на родину Жана де Мента.

– Зачем?

– Мое личное мнение – ему надо было сказать читателю о Жане де Менте, этом Вольтере средневековья, и о его «Романе о Розе» («Roman de la rose»), он указан прямо в первом предложении «Трех мушкетеров».

– Зачем?

– Сейчас отвечу. Только подчеркну, что роза с древних времен была мистическим символом. Но сначала задам второй вопрос. Как называлась гостиница, в которой все произошло?

Артур ответил.

– Правильно. «Franc Meunier», – перевел на французский Костя. – Похоже на «Franc Macon». Не правда ли? Даже по-русски «Вольный мельник» напоминает «Вольного каменщика». Вот так начало книги и первая стычка д’Артаньяна проходят на поле розенкрейцерства и масонства.

– Ришелье был розенкрейцером?

– Не берусь это утверждать. Хотя его взгляды и поступки были довольно широки для католического преосвященства. Важно то, что начинается действие романа под знаком борьбы скрытых течений, а не просто как потасовка частных лиц. Действующие лица вовлекаются в эту борьбу, как песчинки вовлекаются в воздушную воронку.

Вот что говорил ему Костя. Артур глубоко вздохнул и вернулся к своим записям.

В первой стычке д’Артаньян терпит поражение. Он остается без рекомендательного письма, почти без денег, со сломанной шпагой и рассеченным лбом. Но он обретает врагов. И это немало.

Вторым смертельным врагом стала миледи. Мы видим вместе с очнувшимся от удара д’Артаньяном знакомую нам белокурую, голубоглазую блондинку Анну де Бейль. Через открытую дверь кареты она беседует с Рошфором. К этому времени Анна де Бейль успела выйти замуж за англичанина, стала важной дамой, графиней Винтер, разбогатела, родила сына и уже овдовела. Сейчас она в расцвете красоты.

«Нравится нам или нет, – продолжал обдумывать сценарий Артур, – но женщины в фильме не могут быть худыми. Д’Артаньян должен видеть обнаженные до локтя руки миледи, белые, как алебастр, холеные и пухлые, с ямочками на локтях и светло-розовыми ногтями на сужающихся кончиках пальцев. Их плавные движения во время разговора с Рошфором должны завораживать зрителя».

Откуда взялась миледи в Менге? Судя по разговору с Рошфором, она только что возвратилась из Англии, и Рошфор выехал ей навстречу, чтобы, не теряя времени, отправить обратно с новой задачей. Вероятно, она высадилась в устье Шаранты в районе города Рошфора (спустя три столетия сделают знаменитую ленту «Девушки из Рошфора») или у порта Ла-Пуэнт в 26 километрах южнее Ла-Рошели. Последний маршрут, возможно, использовался для ее поездок постоянно. Однако не следует исключать и дорогу через Нант, откуда до Мента простирается водная гладь Луары.

Что до д’Артаньяна, то он, благодаря рецепту бальзама, а скорее, отсутствию врачей, через день был совершенно здоров и продолжал свой путь в Париж. Артур не понял, почему д’Артаньян подъехал к заставе Сент-Антуан, то есть к восточной окраине Парижа, тогда как ехал с юга и перед ним была застава Сен-Марсель. По-видимому, более оживленное Сент-Антуанское предместье позволяло ему здесь же продать коня и войти в ворота города пешком, чтобы не шокировать жителей Парижа желтым цветом своей лошади.

Пройдя мимо Бастилии по улице Сент-Антуан, он должен был пересечь Сену, чтобы снять жилье на улице Могильщиков в южной части Парижа у Люксембургского дворца. Адрес Бонасье, у которого он снял квартиру, ул. Могильщиков, 11 (хотя в романе «Двадцать лет спустя» указан дом № 12). Это не слишком важно, поскольку, по крайней мере до 1775 года, в Париже дома еще не нумеровались.