Бриллиантовая пыль - Светлана Марзинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще издалека он увидел, что якутка снялась со стоянки. Почему-то он так и предполагал. На месте яранги чернело только кострище, припорошенное поземкой, да рядом лежали их с Левкой рюкзаки. В сторону леса уходили следы легких саночек и оленьих копыт… Якутка забрала весь шоколад, а взамен прямо на снегу бросила юколы. Было еще совсем светло, но опять начиналась мокрая метель; он переложил куски породы в рюкзак, перепрятал желтые камни в потайной карман и решил тронуться в обратный путь, правда, без особой надежды дойти…
Каждое событие тех дней Алексей Яковлевич проживал потом сотни раз заново. Только обратный его поход начисто выпал из памяти. Вместе с первым шагом от жуткого того места его словно охватило забытье. Сколько дней, куда и как он шел, как подобрали его эвенки, перегонявшие оленей, как привезли на стоянку геологической партии — все забылось в лихорадочном бреду. Ничего он не помнил, только лишь смутные, обрывчатые картины.
…То месторождение так больше и не нашли. Перечитывали его сбивчивые записи в блокноте, разглядывали куски породы, взвешивали в ладонях извлеченные из нее алмазы, обсуждали, толковали, вычисляли, несколько лет подряд организовывали поиски загадочного шаманского озера, лежащего за двумя сопками, в заброшенном месте… Как будто сгинуло все, пропало, растворилось в непроходимых мерзлых далях. Так же, как и его брат — вышел ночью из палатки, когда Алексей спал, и не вернулся. Звери задрали, или заблудился в пурге, или его одолело внезапное безумие, какое случается с людьми в подобных экстремальных условиях… Редко, но бывает, известны случаи…
С тех пор он научился различать якутские лица, которые раньше казались ему все одинаковыми, и часто вглядывался в молодых якутских девок. Но той, которой он мечтал вернуть нож с широким кривым лезвием и инкрустированной ручкой, никогда не встречал. И только спустя многие годы, в одном из походов, он выкинул нож в Вилюй. В местные народные предания, в шаманство и колдовство он по-прежнему верил слабо, считая, что причиной разыгравшейся тогда трагедии была одурманивающая наркотическая трава, заваренная на смоле, которой потчевала их якутка, да временное обоюдное умопомешательство. Не слушал и болтовни алмазодобытчиков, передающих из уст в уста сказки о приносящих беду драгоценных камнях, на которые пала кровь. Между тем тот невероятной ценности желтый алмаз, состоящий из двух половинок, оставленный Алексеем себе на «черный день», медленно, но неотвратимо нес в семью несчастья, делая «черными» многие дни жизни. Беды касались в основном женской линии Журавлевых…
В тот же год, под новогодние праздники, бросила дочку и сбежала из поселка Варя, Левкина вдова. Конторские бабы видели, как садилась она в вертолет, на котором отправлялись домой два сибирских инженера, командированные на горно-обогатительный комбинат налаживать новые драги. Нина осталась сиротой. Алексей с женой растили ее, конечно, как свою, вместе с собственным сыном, Семеном. Он и племянницей-то ее никогда не называл, только дочкой. А через несколько лет трагически ушла из жизни жена самого Алексея Яковлевича, Анна — сгорела заживо в деревянной бане. Потом, рожая Зойку, умерла от потери крови Галина, первая супруга его сына. С новыми женами Семену все не везло. Якутка Имъял, с которой тот расписался на четвертый день после знакомства, напоминала Алексею Яковлевичу ту самую удаганку. Такая же была чудн?я, и глаза сумеречные, шаманские. Канула она где-то в тайге, вроде как без вести пропала, а может, просто бросила Семена, ушла к своим. Потом сын сошелся с Любашей, столовской поварихой. За Зойкой-то она следила, да вот сына позорила на весь поселок: гуляла напропалую. Семен в конце концов не выдержал, сам ее выгнал. А теперь вот взял он молодуху — Маринку, которая нежданно-негаданно родила ему мальчонку. Но и у этой что-то в башке было неладное. Недавно Маринку вынули из петли в собственном сарае. Что уж у нее там перемкнуло, с чего она решилась на такое? Хорошо еще Семену случайно понадобилось зачем-то в сарай, он успел ее откачать, не то был бы еще один труп в семье. Маринка теперь на излечении в психбольнице, вернется ли к нормальной жизни — неизвестно.
Раньше подсчета бедам он не вел, долго не придавая значения народным поверьям, считая все напасти судьбы простым стечением обстоятельств, невезением. Половинки желтого алмаза как наследство передал девчонкам, когда покидали родной дом: одну — Нинке, вторую — Зойке. А наследство-то оказалось роковым! И только теперь, при получении известия о гибели Нины, к нему словно пришло озарение: во всем виноват окаянный желтый камень! Только теперь со всей отчетливостью он увидел длинный список его жертв: Варя, Анна, Галина, Имъял, Любаша, Маринка, Нина…
Зойка… Зойка последняя осталась… Избавиться от желтого алмаза, окропленного братовой кровью! Немедленно! Иначе так и будет он собирать свою лихую жатву, пока весь их род не изведет!
«Где сейчас эти дьявольские половинки? — с тоской думал дед. — Как приеду, первым делом разберусь!»
…Самолет заходил на посадку. Мальчик на соседнем кресле во все глаза рассматривал огромный мегаполис, открывающийся с высоты полета в этот утренний час. Дед ободряюще ему улыбнулся…
Столица ошеломила Алексея Яковлевича своими расстояниями, современной непонятной архитектурой, обилием рекламных вывесок, игорных домов, магазинов, шириной автострад. И огромным количеством автомобилей, сплошь заполонивших не только шоссе, но и улицы, переулки, дворы и даже тротуары этого «Нового Вавилона», как мысленно окрестил он гигантский город. В Москве старик не был очень давно и теперь не узнавал ее совершенно. Ему казалось, что он попал в чужую страну — повсюду иностранные названия, назойливая, кричащая реклама, искусственный блеск неона, нависающие громады вычурных домов, равнодушные серые лица. Весь этот новый облик некогда любимого им города вызывал в нем невольный протест, отторжение. «Немудрено, что здесь убивают людей, — думал он. — Доброта и великодушие не живут среди асфальта и бетона». Неузнаваем был даже центр, который Алексей Яковлевич знал когда-то как свои пять пальцев и куда вез его таксист по указанному адресу.
Алексей Яковлевич прибыл на Татарскую улицу, где жила Нина, и теперь стоял перед массивной железной дверью ее квартиры в полной растерянности. Только здесь он спохватился, что даже и не подумал, как туда попадет. Не зная зачем, скорее по старой мирнинской привычке, где отзывчивые люди всегда что-нибудь да подскажут, он позвонил к соседям по лестничной клетке. Там никто и не откликнулся.
«Старый дурак! — разговаривал он сам с собой. — На что ты надеялся? Знал же, что Зоя давно уже не живет у Нины, снимает где-то жилье». Но ее-то адреса у деда не было, ведь даже письма для внучки он отправлял к Нине, вкладывая их в общий конверт.
«На то и надеялся, что раз Нинка погибла, так Зойка должна тут меня ждать. И адрес обратный на телеграмме указан этот», — оправдывал он себя. Постояв немного в раздумье, дед подхватил свои вещи и пошел на улицу. Уселся во дворе на скамью, пытаясь понять, что же ему дальше делать. Можно было пойти в милицию, по адресу второй телеграммы, и сразу же приступить ко всяческим похоронным делам, да только ему же надо где-то поселиться… А что, если взломать замок, да и жить в Нинкиной квартире? Дед вернулся в подъезд, поднялся на четвертый этаж и внимательно осмотрел дверной проем. «Ух ты, это ж сейф, а не квартира! — думал он, оценивая на глаз толщину металла. — Такую дверь и слесарь не вскроет, надо автогеном резать». И тут ему пришла наконец здравая мысль: у него же есть телефон, мобильный номер Зои! «Совсем голова у тебя, старый хрыч, перестала соображать!» — обругал он себя и принялся шарить в карманах, ища записную книжку.
Дед опять вышел на улицу, намереваясь отыскать ближайший телефон-автомат, и тут к нему подошел парень.
— Здравствуйте!
Старик кивнул — в Мирном не редкость, когда возле дома здороваются даже с незнакомыми людьми. Но парень вдруг спросил:
— Вы к Журавлевой приходили?
— Да, — недоуменно посмотрел на него дед.
— Сержант Сбруев, из МУРа, — представился в ответ молодой человек. — Вы ее родственник? Меня попросили доставить вас в управление уголовного розыска, в отдел, который занимается расследованием ее убийства. Поедем? — И он указал рукой на припаркованный неподалеку автомобиль.
— Да я… Мне бы, сержант, поселиться где-нибудь вначале. Вот думал, тут, у Нинки, — растерялся дед от такого неожиданного поворота.
— Ну, в квартиру вы вряд ли сможете попасть. Она закрыта. Ключей, как я понимаю, у вас нет? Проедем в управление, там что-нибудь решат.
Алексей Яковлевич подумал, что раз уж так складывается, то надо ехать. А позвонить Зойке оттуда даже удобнее будет.