Смертная чаша весов - Энн Перри

— Обычные ценности жизни и смерти тогда отступают на задний план, — продолжал его собеседник. — Почти подобно тому, как это бывает на войне. Вы говорите себе: «Я поступаю так-то и так-то во имя моей страны и моего народа. Я совершаю меньшее зло во имя большого добра». — Стефан все еще пристально глядел на сыщика. — В течение всей истории человечества люди поступали именно так, зная, что их ожидает в конце или корона, или виселица. И потом историки, в зависимости от конечного результата, назовут их либо героями, либо предателями своего народа, а часто, с течением времени, сначала одним, а потом другим. Главный судья тут — успех. И редко кто основывает свои ценности на других принципах.

Монк даже растерялся от удивления. Барон казался ему менее содержательным человеком, который мало задумывается над мотивами поступков своих так называемых друзей. Да, не следовало судить об этом человеке столь поспешно!

— Я постараюсь разузнать как можно больше, — ответил детектив, — но если это и политическое убийство, то дело графини фон Рюстов вряд ли от этого выиграет. Или ее мотивы гораздо тоньше, чем я предполагаю?

Стефан хотел было сразу же что-то ответить, но затем передумал. Он слегка улыбнулся, подцепил на вилку кусок рыбы и отправил его в рот.

— Я хотел ответить вам с совершенной убежденностью, но сам факт, что вы задали этот вопрос, заставил меня призадуматься, — признался он. — Возможно, я ошибаюсь, но я ответил бы отрицательно. Зора ненавидела Гизелу исключительно по своим собственным причинам, и мне кажется, она и действовала, поддавшись сугубо личным мотивам: из гордости, честолюбия, любви к блеску, вниманию, роскоши, положению среди равных ей… Из зависти, мести за бесплодную или отвергнутую любовь — но это все не имеет никакого отношения к патриотизму и государственным делам. Одним словом, она могла действовать просто из чисто человеческих побуждений. Но, возможно, я с самого начала ошибся, и мне теперь кажется, что я не так хорошо знаю Зору, как предполагал раньше.

Лицо фон Эмдена стало вдруг очень серьезным, и он посмотрел Монку прямо в глаза.

— Но я жизнь прозакладываю за то, что она не лицемерит. Чего бы Зора ни добивалась, к лжи она никогда не прибегнет!

И Уильям ему поверил. Он был не так уж уверен в том, что графиня не является орудием в чьих-то руках. Но если так, то в чьих же?

И вот это Монк тоже собирался узнать в Венеции.

На следующий день Стефан устроил для сыщика небольшую экскурсию по городу. Они медленно проплывали по одной улочке в другую, пока не оказались на Гранд-канале и барон, обращая внимание своего спутника то на один дворец, то на другой, стал рассказывать ему об исторических событиях, связанных с ними, а иногда и об их современных владельцах. Указав на величественное готическое здание палаццо Кавалли, он сказал:

— Здесь живет король Франции Генрих Пятый.

— Генрих Пятый, французский король? — с недоумевающим видом переспросил Монк. Ему-то казалось, что теперь во Франции нет монархии и королей там не существует уже по крайней мере лет пятьдесят с лишним.

— Граф де Шамбор, — засмеялся Стефан, изящно откинувшись назад и удобно облокотившись на спинку сиденья. — Внук Карла Десятого. Он стал бы королем, если б во Франции сейчас существовал институт королевской власти — факт, который очень многие предпочитают замалчивать. Его мать, герцогиня де Берри, вышла замуж за совершенно обедневшего итальянского дворянина и живет на широкую ногу в палаццо Вендрамин-Калерджи. Она купила его в сорок четвертом году практически за бесценок, с картинами, мебелью и всем прочим. Тогда в Венеции цены были ужасающе низкими. В пятьдесят первом Джон Рескин платил всего двадцать шесть фунтов в год за квартиру на Гранд-канале. А теперь Джеймс, британский консул, платит в год за один лишь этаж в палаццо Фосколо сто шестьдесят фунтов. Все здесь стало очень и очень дорого.

Они тихо покачивались на волнах. Над водой, из закрытой гондолы, в ста шагах от них разносился веселый смех.

— Еще здесь, в Венеции, живет граф де Монмулен, — продолжал Эмден. — В Палаццо Лоредан, на Сан-Вио.

— А он чей король? — спросил Монк, подхватывая великосветскую тему, хотя его гораздо больше интересовал бы разговор о поэтах и критиках, подобных Рескину.

— Король Испании, — ответил Стефан. — Во всяком случае, он сам так считает. Здесь же живут художники всех жанров, артисты и поэты, больные общественные деятели и политики в изгнании. Некоторые из них удивительно колоритные фигуры, другие невыносимо скучны…

Да, Венеция была самым подходящим местом жительства для Фридриха с Гизелой и тех, кто по разным соображениям решил за ними последовать.

Через час сыщик и его провожатый уже сидели в маленькой таверне за ланчем. По площади, лениво переговариваясь, неспешно шествовали прохожие. Монк слышал болтовню на полудюжине иностранных языков. Повсюду медленно прохаживались австрийские солдаты с ружьями наперевес, готовые в любую минуту пресечь беспорядки и малейшие конфликты. Все это удручающе напоминало о том, что Венеция — оккупированный город. Венецианцы жили под постоянным строгим контролем. Они должны были подчиняться, иначе приходилось пенять на себя.

Против ожидания, на этих улочках и каналах было тихо и спокойно. Детектив привык к лондонскому шуму и сутолоке, к непрестанной деловой суете, свидетельствовавшей о жизненной энергии. Контраст между кипучей жизнью английской столицы с ее изобилием и нищетой, бедняками и угнетенными обитателями все разрастающихся трущоб разительно подчеркивал торжественную неподвижность здешней разрушающейся на глазах красоты, поникшей в тихом отчаянии под чужеземным владычеством. Могущественное прошлое существовало как ранящее воспоминание об этой утраченной красоте. Приезжие, вроде Уильяма и Стефана, праздно сидели, греясь на осеннем солнце, на мраморных ступенях, разглядывали других путешественников и изгнанников и разговаривали приглушенным тоном, а венецианцы занимались повседневными делами, внешне покорные и даже, на посторонний взгляд, апатичные. Австрийцы же с высокомерным видом медленно дефилировали по улицам и площадям не любимого ими города.

— А Зора часто сюда наведывалась? — спросил Монк.

Ему требовалось побольше знать о фон Рюстов, чтобы получше понять мотивы обвинения. До недавнего времени он почти не задумывался о том, что представляет собой графиня.

— Да, по крайней мере, раз в год. — Стефан нацелился вилкой в фаршированный помидор. — А почему вы спрашиваете? Ведь она хорошо их знала в течение двадцати, а то и более лет. Почему это вас удивляет?

— Почему? Ведь она не была изгнанницей сама, не так ли?

— Нет, конечно.

— Это из-за Фридриха? — спросил напрямую детектив и сразу же засомневался: не слишком ли он был прав, чтобы рассчитывать на такой же прямой и откровенный ответ?

Мимо прошли грек и левантинец, и ветерок донес до обедающих мужчин аромат жасминового масла и лаврового листа. Прохожие горячо о чем-то рассуждали на неизвестном Уильяму языке.

Фон Эмден рассмеялся.

— Была ли Зора влюблена в Фридриха? Вы действительно мало что знаете о Зоре, если задаете подобные вопросы. Возможно, когда-то, и очень давно, была, — но она никогда не стала бы жертвовать своей страстью и гордостью ради человека, которого не могла завоевать.

И Стефан откинулся в кресле, подставив лицо солнечному свету.

— У нее переменилось много любовников за эти годы, — продолжил он. — Возможно, и Фридрих был среди прочих, до Гизелы, но и после этого у Зоры их было немало, уверяю вас. Среди них турецкий разбойник, которого она любила больше двух лет, и парижский музыкант, хотя не думаю, что эта связь была продолжительна — он был слишком предан музыке, и это ей наскучило. Еще был кто-то в Риме, не знаю, кто именно, потом один американец… С ним она оставалась довольно долго, но выйти за него замуж отказалась.

Барон улыбнулся. Ему пришлось повысить голос, чтобы из-за усиливающегося шума вокруг Монк мог его расслышать.

— Ей нравилось открывать неведомые дикие просторы и новые границы, но жить на одной из них ей не захотелось. Потом был англичанин. Он усиленно развлекал ее, и, мне кажется, она очень к нему привязалась. И, разумеется, был еще венецианец — отсюда ее частые наезды сюда. Думаю, что он долго ей нравился, и, наверное, Зора приезжала сюда ради него.

— Он все еще здесь? — поинтересовался детектив.

— Нет, боюсь, он умер. Думаю, он был старше ее.

— А сейчас она с кем?

— Определенно сказать не могу. Склонен думать, что это Флорент Барберини, но столь же вероятно, что это не так.

— Он тепло отзывался о Гизеле…

Лицо Стефана приняло жесткое выражение.

— Знаю. Может быть, я просто предвосхищаю события, а может, и ошибаюсь.