Бывшие. Мой секрет (СИ) - Юдя Шеффер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Дима сказал. И он не лгал, он считает ее своей.
— Мне похрен, что он там считает, — взрываюсь все же. — Тогда — это шесть лет назад, Рита. Эффектная сцена с прокладками была инсценировкой? — она молчит, глаза рикошетят свет фонаря. — Еще раз: Ева — моя дочь?
— Нет! — срывается на крик. — Она — моя дочь. Только моя. Ты не имеешь к ней…
— Ты серьезно сейчас? За идиота меня держишь? Или за слепого?! Я видел родинку, Рита. Я знаю правду.
— Мало ли на свете родинок, — переходит на насмешливо-иронический. — У меня их тоже пара десятков, что это доказывает?
— Родинка, конечно, не тест ДНК и стопроцентной гарантии не дает. Тест ДНК, кстати, тоже. Но мне достаточно того, что я видел, — руки, сунутые в карманы худи, сжимаю в кулаки. — Достаточно для того, чтобы перестать верить чужим словам, а потрудиться сверить факты. Которые, как известно, не лгут. Или ты и дату рождения Еве подкорректировала?
— Ничего я не корректировала, — бурчит, вновь меняя эмоцию.
Это уже четвертая за четыре сказанные фразы. Ее штормит так же, как меня, но меня только внутри.
— Значит, если она родилась в срок, то примерную дату подсчитать нетрудно. А когда то, что я уже и так знаю, подтвердится… — многозначительно замолкаю.
— И что тогда?.. Что ты будешь делать? — шепчет испуганно, потому что голос ей отказал.
Она выглядит такой беспомощной, такой уязвимой, я запрещаю себе реагировать на это.
Не сейчас.
Это не ради меня, это ради Евы.
— Исправлять все, что ты натворила, моя дорогая.
— К-как? Как ты намерен исправлять?
Она пытается справиться с собой, и ей это удается. Я восхищаюсь ее выдержкой. Но почти ненавижу за ложь. За украденные у меня годы.
— Не люблю спойлеры. Придет время, и ты узнаешь. Но могу дать дружеский совет.
— Мы никогда не были друзьями, Потемкин.
— Никогда не поздно начать, Сумишевская, — в тон ей. — Короче, я даю тебе время и возможность самой рассказать Еве, кто ее настоящий отец. Без прикрас. Или, когда у меня на руках будут все бумаги, я скажу ей сам.
Долго глядя на меня, сканируя, будто проверяя, вдруг я шучу или блефую, но не найдя — с чего бы?! — Рита разворачивается и молча шагает к входу в подъезд.
— Я серьезно, Рита. Это ультиматум.
Глава 32. Торг или принятие?
Это, что, происходит на самом деле?..
Это все реальность, а не мой ночной кошмар, один из тех, что мучают меня с того самого дня, когда мы встретились с Кириллом на той злосчастной яхте?
Не могу поверить!
Какое счастье было просыпаться после таких ночей и знать, что это всего лишь плохой сон, убеждать себя, что он никогда не сбудется. И свято верить в это. Потому что иначе эту хроническую паранойю не пережить.
"Нет! Нет, этого просто не может быть!" в ужасе и ощущения тотальной безысходности вскидываю руки и хватаюсь ими за голову.
Приглушенно застонав, падаю на постель поверх серебряного покрывала.
Без подстраховки. Плашмя.
Ультиматум!
Он. Выдвинул. Мне.
"Расскажи Еве, кто ее настоящий отец, или я скажу сам", звучит на повторе в голове категоричный голос Потемкина.
Безжалостный голос.
Я вскакиваю.
Да с чего он взял, что может мне что-то предъявлять? И, тем более, требовать? После того как он сам выбрал не быть с нами.
"Разве он выбирал?" включается в диалог мой критично настроенный внутренний голос. "Лично я помню, что по его праву выбора ты цинично прошлась упаковкой с прокладками".
"Только потому, что он цинично назвал нас с Евой проектом!" возмущенно возражаю сама себе. "Что я, должна была это проглотить? И, преданно улыбаясь, сообщить, что он скоро станет отцом? Осчастливить его, когда сама чувствовала себя обманутой и преданной?"
"Обманутым в тот день был только он".
"То есть, по-твоему, мне стоило делать вид, что ничего не случилось? Что я ничего не слышала?!"
"Ты и сделала вид, что ничего не случилось. А следовало честно сказать ему, что подслушала их с матерью, и потребовать объяснений. Но ты предпочла сбежать от проблемы вместо того, чтобы решать ее…"
— …Опять!
— Как удобно свалить все на меня, — фыркаю, так увлекшись спором с самой собой, что начинаю проговаривать реплики вслух.
По ролям.
Слышал бы кто-нибудь меня со стороны, точняк, вызвали бы скорую. Хорошо, что Ева сладко спит, а Дима в отъезде.
Но я все равно решаю сломать эту порочную практику и иду в ванную.
Однако мой личный критик и адвокат Потемкина в одном "лице", не унимается и там, поэтому, и стоя под горячим душем, я продолжаю эту эмоциональную, но бессмысленную пикировку.
И в итоге я проигрываю это битву.
Внутреннему голосу аргумент за аргументом удается внушить мне чувство вины перед Кириллом. Необъяснимо, но ко мне вдруг приходит осознание, как я была неправа, скрыв от него, что у него будет ребенок.
Пусть в тот день, в ту минуту это казалось правильным — единственно возможным — решением, но, если отбросить эмоции, становится ясно, что я была неправа. Очень неправа. Категорически.
Я не имела права брать на себя такую ответственность и решать за него, быть или не быть ему отцом.
И лишать моего собственного, тогда еще нерожденного ребенка, родного отца.
Решать и за нее тоже!
Тогда мне казалось, что это он решил, он сам все испортил. Но нет. Эгоисткой была я.
Наверное, впервые за все время я вижу ситуацию его глазами. И едва не складываюсь пополам от горечи, что ядом растекается в животе.
Как я могла?!
Я не должна была так поступать.
Разбитая и подавленная, выползаю из ванной и вновь падаю на кровать. Навзничь.
Тупо пялюсь в потолок.
"Поздравляю, Сумишевская. Стадии отрицания, гнева и депрессии позади. Что дальше — торг или принятие?"
Я и сама хотела бы знать, что дальше…
***
Утро мое начинается со звонка. Очень громкого и несвоевременного.
С трудом разлепив глаза, подношу телефон к уху.
— Доброе утро, Маргарита Александровна, — раздается в динамике женский голос с истеричными нотками. — Почему вы сказали в больнице, что Ева получила травму у нас?
— Где у вас? — не сразу понимаю я, так как голова еще окончательно не проснулась.
— В детском саду, — нетерпеливо. — Она ведь не жаловалась на боль в руке.
Только теперь я узнаю голос — наш подменный воспитатель Екатерина Дмитриевна. Или Митривна, как
