Приключения 1964 - Виктор Смирнов

Генка вспомнил, как они расстались в последний раз. Он разозлился, потому что она никак не давала себя поцеловать, а только смотрела своими черными глазищами и отрицательно качала головой. Генка разозлился и отвернулся от неё, а она вдруг тронула его за плечо и, опустив глаза, тихонько сказала: «Вот приедешь в следующий раз, тогда поцелуешь».

Генка остановился. Он ни за что не сможет теперь даже посмотреть ей в глаза. Ведь он просто слюнтяй!

Замирая от ужаса перед необходимостью вновь тащить бочку, он вернулся назад. Осталось три тысячи шагов, всего три тысячи! Завывая от боли, потерпев неудачу много раз, он всё-таки поднял бочку. Онемели не только правое плечо и рука, но почему-то левая нога. Генка уже ничего не понимал, он только всхлипывал, не имея сил даже ругаться. Но остановиться и сбросить её он тоже не мог, потому что она рухнула бы ему на ноги.

Так кончилась восьмая тысяча. Сквозь шум в голове его ухо уловило какие-то равномерные металлические удары. С трудом ворочая налитыми кровью глазами, Генка отыскал взглядом вышку. Она торчала из-за холма совсем рядом! Он долго думал, что это за звуки доносятся оттуда, и вдруг понял: ведь это стучит насос! Они работают! Они не видят его из-за бархана. Но этими равномерными звуками будто бы голос ему подают.

Непослушными, дрожащими руками он остервенело обхватил бочку. Осталось только забраться на холм! Две тысячи шагов! «О-о-о! Проклятая бочка! Проклятая бочка… Почему проклятая? В ней вода. Вода… так хочется пить… А где-то есть целые океаны воды. Тихий, Атлантический, Индийский… Индия… Что? Какая Индия? Ах да, Индия. Там тоже жарко, И песок. Под ногами, в глазах, во рту… песок…»

Он падал и через каждые десять шагов ронял бочку. Не успев поднять её, он падал снова. Это длилось бесконечно долго. Он ничего не чувствовал и не понимал, делая что-то и шагая куда-то совершенно автоматически. Это было хуже кошмара.

Как Генка забрался на этот холм, он не помнил. Помнил только, как кричал, и ещё помнил, что голоса у него не было и никто его не слышал. Вся буровая лежала теперь как на ладони. В красноватом свете заходящего солнца бегали, суетились внизу люди. Вот кто-то что-то крикнул ему, но он не в силах был даже ответить.

Он сидел рядом с бочкой и улыбался бессмысленной улыбкой. Ею и был встречен прибежавший снизу моторист Джабаев, из бессвязных выкриков и воплей которого Генка уловил только одно: «Нашли нефть. Идёт светлая девонская…» Темпераментный моторист совал ему в лицо свои руки. Они были словно в коричневых перчатках и резко пахли. Противно в общем-то пахли. Но моторист кричал, что не знает более благоуханного аромата. Это было нелепо, но Генка верил ему.

Сознание понемногу возвращалось к нему… Они нашли нефть, думал он, и ещё вчера сам по себе этот факт был бы ему довольно безразличен. А вот сейчас именно это поднимает в его сдавленной груди торжество и радость. Наверное, потому, что он дошел. Принес воду. Тоже как бы участвовал в их деле.

Генка подумал и о Клевцове и об Оксане. Вот подойду к ней и поцелую. И странно: это радовало меньше, чем нефть, которой так отвратительно воняли руки моториста Джабаева. Это, конечно, глупо: тащить на себе бочку с водой столько километров. Можно было бы сходить к ним за помощью. Но он дотащил… И непривычная радость пока ещё несмело росла в его груди. Незнакомая радость. Нет, не зря всё-таки было предчувствие.

— Эх, ты! — хрипло сказал Генка мотористу и похлопал рукой по бочке. — Вода. Я принес.

— Да ну? Ай, какой джигит! Ай, как хорошо! Давно пить хочу, совсем забыл! Давай пить будем!

Моторист живо отвинтил пробку, наклонил бочку и стал жадно пить, блаженно закатив глаза и проливая в песок, светлые живые струйки. Генка оттолкнул его, дрожащими руками завинтил пробку и строго показал Джабаеву на пролитую воду — каждая капля стоила ему дорого.

Тот сначала обиделся. Потом наклонился к Генке и стал внимательно рассматривать осунувшееся его лицо с ненормально горящими глазами, искусанные губы, руки с обломанными ногтями и шею с уходящими под рубашку багровыми полосами. Нахмурился, покачал головой, и всё, всё сразу понял славный парень Гришка Джабаев. Как малого ребенка, повел он Генку за руку вниз, к вышке. Но даже теперь, когда бочка была уже почти на буровой, на месте, даже сейчас Генка шёл и тревожно оглядывался на бочку. Он боялся оставить её одну.

Потом он сидел на табуретке в маленькой комнатке и смотрел, как над ним хлопочет Оксана. Она мазала чем-то прохладным его плечи, шею и спину, её проворные пальцы причиняли, конечно, боль, но эта боль казалась ему по сравнению с тем, что он только что пережил, удовольствием. Забинтовав его раны, Оксана вдруг взяла его лицо в свои теплые, мягкие ладошки, посмотрела прямо ему в глаза.

Генка почувствовал, как что-то сладко оборвалось у него в груди.

В следующее мгновение он уже погрузился в темную пучину спасительного сна. Генка уснул, не успев даже закрыть глаза и убрать с лица пугающую, загадочную улыбку смертельно уставшего человека, гордого своей победой. Победой над самим собой. Самой большой победой, какую он одерживал в своей ещё короткой и, в сущности, еще только начинавшейся жизни.

Николай Коротеев

«Психологическая» стена

1

Они шли по гребню на высоте трех тысяч семисот метров.

Ветер, зажатый в скалах, набирал здесь силу горного потока. Он мог столкнуть в пропасть каждого при первом же опрометчивом шаге. Шестеро альпинистов, в связках по двое, двигались очень осторожно, то и дело припадая к камням, пережидая, когда порыв ветра ослабнет.

Спортсмены были одеты в перкалевые штормовки, подбитые мехом, с остроконечными капюшонами. Среди нагромождений гигантских скал, гладких отвесов и каменных взлетов они напоминали крохотных гномов.

Потом альпинисты прошли по узкому каменному выступу-«полке» на площадку.

Ветер пропал. Было слышно, как он посвистывает в скалах за поворотом.

— Вот она! — неожиданно для себя громко сказал Мурат.

Пятеро проследили за его взглядом. Они тяжело дышали — давал себя знать разреженный воздух высокогорья, и борьба с ветром утомила их.

— Вот она, — повторил Мурат негромко, словно поправился извиняясь.

Его товарищи молчали.

Они смотрели на каменную стену высотой в четыре десятиэтажных дома. Стена была стального цвета. Лишь кое-где в неё вкрапливались, словно ржавчина, рыжие породы, а посредине проходила угловатая трещина, едва приметная на расстоянии.

Самый высокий в группе, Мурат глядел на стену поверх голов своих спутников. В душе он ругал себя за несдержанность. Его товарищи, как и он, отлично знали, что это и есть та самая «Психологическая» стена.