Год беспощадного солнца - Николай Волынский

Неожиданно раздались три мощных удара в железную дверь. Мышкин глянул на часы – половина первого.

– Что за черт в такое время! Ждешь кого, Толя?

– Как и ты.

– Тогда кто может быть?

– Татарин, – ухмыльнулся Клюкин. – Или незваный гость, что еще хуже.

– Неправильный ответ! – огорченно сказал Мышкин. – Слышал про специальную резолюцию Совета Безопасности ООН? Недавно приняли по требованию татарских националистов. Теперь никто не имеет права говорить: «Незваный гость хуже татарина». Иначе попадешь под международный трибунал в Гааге. Прямо в лапы Карлы дель Понте.

– А как теперь надо?

– Теперь надо: «Незваный гость лучше татарина!» Открой.

– Кто? – крикнул Клюкин через дверь.

– Гость, – ответил хриплый бас. – Богатый и интересный.

Клюкин растерянно обернулся к Мышкину:

– Ну, что я сказал? Татарин.

– Открывай, – приказал Мышкин.

Проскрипела стальная дверь, два санитара внесли покойника.

– Вы что, мужики? – возмутился Клюкин. – Совсем умом тронулись? До утра не могли подождать?

– Не могли, – виновато признался старший.

– А если у нас закрыто? Мы случайно задержались. Уже в семь вечера здесь никого. Куда бы дел гостя?

– Назад. А ведь жарко. Держать его в реанимации с живыми? Он же к утру раздуется, как барабан. Там тридцать пять градусов.

Подошел Мышкин.

– Давно зачехлился? [21] – спросил он.

– Часа четыре назад. Уже пованивать начал.

– Ну и громила! – заявил Клюкин, стащив простыню с покойника.

– Замучились, – пожаловался второй санитар. – Живым был куда легче.

Стандартные носилки были мертвецу тесны – ноги свешивались через край. Громадного роста темнокожий мужик лет сорока, чернобородый. На голове – лиловая, плотно увязанная шелковая чалма.

– Индус, что ли? – спросил Клюкин.

– Да вроде того.

– Сикх, – авторитетно заявил Мышкин. – Это сикх. Они даже спят, не снимая чалмы.

– На тот свет тоже в ней отправился, – добавил Клюкин.

– Точно, – подтвердил старший. – Куда его?

– В морг – куда еще? В холодильнике шестая секция свободна. Только не споткнитесь: там, на полу около двери еще один покойник.

– На полу? – удивился санитар. – Ты ж вроде сказал, что места свободные в холодильнике есть.

– Не захотел он в холодильник, – пожаловался Клюкин. – Простыть боится.

Санитар обалдело уставился на Клюкина, но потом увидел на столе реторту со спиртом, ухмыльнулся и понимающе кивнул.

– Выпить ему не предлагали? – спросил он.

– Ему и не надо предлагать, – ответил Клюкин. – Сам хватает, только успевай наливать.

Он повел санитаров в морг, а Мышкин открыл эпикриз.

Сахиб Ромеш Чандра, 48 лет, доктор биологических наук. Коллега, можно сказать… У коллеги опухоль головного мозга, похоже, сожрала все турецкое седло. Назначения: полный курс цитоплазмида – капельница каждые шесть часов. Дополнительно – лучевая терапия. На шее – совсем свежий след шприца, даже лимфа выступила. Значит, тяжелый случай, коль экстренное вливание даже сикху не помогло.

«Что так не повезло тебе, доктор Чандра? – подумал Мышкин. – Ведь в твоих индийских краях, как и в Африке, канцер – редкая штука. Вы больше успеваете по части холеры, чумы и вирусного гепатита… Родился в городе Бхилаи, штат Калькутта… А это что? «Гражданин Соединенного королевства Великобритания»! Так ты, выходит, англичанин? Да, ваших в Англии нынче много. Правильно: пограбили колонизаторы Индию – время платить по счетам. Теперь вы их».

– Бог правду видит, – пробормотал Мышкин. – Жаль – не скоро скажет.

Дошел до описания причины смерти и покачал головой: внезапная остановка сердца. А вот опять метка «индекс-м». Пациент из отделения Крачкова. «Завтра же спрошу Крачка, что за индекс. Почему не знаю, как чеховский городовой? Дай-ка я его вскрою. Сейчас. А то вдруг еще…» И тут он наткнулся на это «вдруг» – запрет на вскрытие.

– Даниловна! – поискал он глазами Клементьеву. – Где прячешься?

– Иду, иду-у-у! – раздался из туалета ее голос: она мыла посуду. – Последняя чашка!

– Слушаю вас, Дмитрий Евграфович! – явилась она через минуту, вытирая на ходу руки бумажным полотенцем.

– Глянь, – показал он ей эпикриз. – Вскрывать нельзя. А мне очень надо. Заштопай потом, чтоб даже на погребальном костре череп у него не развалился.

– Ты всегда от меня невозможного требуете, – засомневалась она.

– Возможное каждый дурак сумеет, – грубо польстил Мышкин. – Риска почти нет. Это сикх, по их обычаям, его в день смерти кремировать надо. Так что вряд ли кто-либо будет его перед костром разглядывать. При такой жаре его только в цинк поскорее запаять да через границу. Ему-то все равно: он, по его вере, уже в другое тело переселился. В таракана, например, чему только позавидовать можно. Оттуда ему нас не видно. А я получу ценный материал. Наука ему будет благодарна. И тебе.

– Сейчас сделаем? – спросила Большая Берта.

Мышкин ответить не успел.

– Шеф! – заорал из морга Клюкин. – Тут у нас форс-мажор!

– Индус ожил? – деловито осведомился Мышкин. – Дай ему рюмку.

– Еще не ожил, но все может быть… – отозвался Клюкин. – В пенал не влезает.

В самом деле, ноги сикха торчали из стального контейнера.

– Что делать? – растерянно спросил старший санитар.

– Пустяки, – успокоил его Мышкин. – Отрежь ему ноги – и дело с концом.

– Как? – отшатнулся санитар. – Чем?

– Видишь, Толя, – поучительно сказал Мышкин. – Вот как надо приказы выполнять. Он не сказал, что уродовать покойника – преступление. Он сразу спросил, как лучше выполнить мой преступный приказ. Настоящий демократ. Затолкай его так, без пенала. Влезет.

Без ящика сикх в холодильной секции поместился, хотя и с трудом.

Санитары уходить не спешили и с интересом смотрели на алюминиевую флягу у стола.

– В следующий раз, – пообещал Мышкин. – Сейчас не могу открыть – емкость уже опечатана. Пломбу срывать до завтрашнего вечера нельзя. Она с таймером.

– Что-то не видать пломбы, – усомнился старший, и младший энергично закивал: он тоже не видел.

– И не увидишь, – заверил Мышкин. – Пломба специальная, лазерная. Простым глазом не разглядеть. И взломать без следа невозможно.

– А пробовал? – спросил старший.

– И пробовать не советую. Фляга на компьютерной сигнализации. Прикоснешься – выплевывает на тебя кусок несмываемого дерьма. И всем ясно, кто хотел отлить спиртика.

– Так уж несмываемого? – не поверил старший.

– Нет, конечно, смыть можно, – уточнил Мышкин. – Но месяц потратить придется. Целый месяц все будут тебя нюхать везде – дома, на работе, в метро, в постели с женой…

Но Клюкин все-таки порадовал санитаров – налил каждому из реторты. Санитары опрокинули по сто, резко выдохнули, занюхали рукавами халатов. Заулыбались оба сразу.

– Ну, спасибо, мужики, – тепло сказал старший. – Мы пошли. А то так грустно тут у вас… Вон и врач ваш бородатый помер… который на полу.

– Мы его оживим, – утешил его Мышкин. – Завтра утром. Главврача приведем – сразу встанет.

– Больше никого не вздумайте притащить, – предупредил Клюкин. – Ресторан закрыт.

– А всё уже, – успокоил старший. – Смена кончилась… Ой, – вдруг воскликнул он. – Чуть не забыл: реаниматор главный… как его? Писарев… Мисарев…

– Писаревский, – подсказал Клюкин.

– Так он велел особо сказать: вскрывать индейца нельзя. Иначе будут международные отношения.

– Индия объявит России войну? – спросил Клюкин.

Этого санитары не знали и попрощались.

– Что будем делать? – повернулся Мышкин к Клюкину.

– Наука прежде всего, Полиграфыч! – все сразу понял Клюкин. И, распахнув халат, продемонстрировал на своей цыплячьей, но волосатой груди татуировку жирными синими буквами – вечный девиз патологоанатомов: «Здесь смерть помогает жизни!»

В углу морга на матрасе заворочался Литвак, что-то пробормотал, повернулся на другой бок и мощно, по-хозяйски захрапел.

– Проснется? – спросил Мышкин. – Боюсь…

Клюкин прислушался.

– Глубоко в астрале, – заявил он. – И не успеет. Давай вдвоем, быстренько.

И с неожиданной силой выволок громадину индуса за ноги из рефрижератора, взвалил себе на спину и отнес к секционному столу.

Уложив срезы на стекла, Мышкин велел Клюкину вызвать такси. Когда машина пришла, они вдвоем вынесли Литвака наружу и положили на теплый асфальт. Потом Мышкин помахал перед носом шофера стодолларовой купюрой. Тот вылез и помог положить Литвака на пол машины.

– А мне ноги куда теперь девать? – обиженно спросил Клюкин, усаживаясь сзади. – Не могу же я их держать на весу?

– И мне? – подхватила Клементьева. – Куда ставить?

– Да прямо на Женьку и ставь! – отозвался с переднего сиденья Мышкин. – Ему же лучше: не будет трястись на ухабах.

10. Полицейские и соседка Ольга

Последним таксист выгрузил Мышкина на углу Большого проспекта и 14-й линии. Дмитрий Евграфович, по давней привычке, решил после выпивки посидеть в сквере на Большом. Давно известно, что ночью деревья отдают кислород, поэтому именно ночью так хорошо думается рядом с ними, и алкоголь в организме быстрее разлагается на углекислоту и воду.