Ночь на площади искусств - Виктор Шепило

— Шагай-шагай, Казанова, — подталкивал Вилли Карлика.

— Вот сейчас закроешь меня в полиции, побежишь на площадь и купишь. Не было у тебя права выбивать мороженое, не было! Я за него заплатил!

Из толпы Карлику предложили пломбир.

— Я не побирушка. Пусть он сам мне купит. На свои кровные. Вот майор Ризенкампф узнает, он ему задаст выволочку. Будет знать, как маленьких обижать.

Вилли только криво ухмылялся.

Капелла завершала свое выступление Гимном вечному целомудрию, честь сочинения которого принадлежала уже не Шубердту, а старосте-инспектрисе. А Шубердт в это время давал по дороге интервью как основатель капеллы. На вопрос, только ли девственность и искусство объединяет эту капеллу, Шубердт ответил без колебания:

— Нет. Еще жизненная стойкость и полное отсутствие юмора.

Кто есть кто

Когда Ткаллер и Матвей Кувайцев вернулись из переплетной в директорский кабинет, их ожидали непонятные перемены. Клара стояла в странном античном одеянии у окна, у стены располагались двое господ во фраках, посреди кабинета стоял майор Ризенкампф с пистолетом в руке. И взгляд майора, и ствол пистолета мгновенно довели до сведения, что все происходящее — не шутка и разумнее всего вошедшим остановиться в дверях. Что они и сделали. Стоять под пистолетом было, мягко говоря, неуютно. Ткаллер понимал, что в такую тревожную ночь пистолет майора непременно должен быть заряжен, но чем больше он смотрел в зияющую дыру, тем бесспорнее ему казалось, что оружие кто-то разрядил. Более того, Ткаллер чувствовал, что майор об этом даже не догадывается. Может быть, такие мысли посетили Ткаллера потому, что сам он впервые в жизни стоял под пистолетным прицелом. На его глазах никогда никого не убивали, да и вообще не стреляли и даже не угрожали, а к перестрелкам в кино он так привык, что не воспринимал их всерьез.

Кувайцев же с тревогой подумал: «Ну вот и настоящая полиция пожаловала. Прощай, Россия! Понеслась косая в баню. Неужели тюрьма на чужбине? Сырая камера с гороховой баландой, звери-клопы и полное душевное одиночество. И утешительной рюмочки никто не поднесет. Кошмар! Скорей бы уж кончилась эта ночь, а утром, может быть, удастся чудом вырваться и сбежать».

Домой, домой — в мою Россию,Где воздух свеж и снег пушист!

Впервые в жизни в его голове вдруг стали складываться стихи. «Как Лермонтов! — подумалось Матвею, — Под пистолетом, на Кавказе… Елы-палы, откуда талант?.. Только почему снег? Вроде и осень еще не начиналась… Да и воздух московский не так уж свеж, и снег истоптанный не пушист». И все-таки вспоминалась сейчас Матвею зимняя Москва. Очереди возле винного магазина. Отстоишь, бывало, на двадцатиградусном морозе пару часов, замерзнешь как собака, зуб на зуб не попадает, прибежишь в родной особнячок-коммуналку: один стакашек перцовки, другой — кр-расота! Затем (для усадочки) сладенького розового портвейна — и пошел гулять сугрев по всему телу. Эх, ядрена муха — хороша была жизнь! Домой, домой, к друзьям, в Россию… А с костюмом в театре он выкрутится, в крайнем случае, закажет за свои деньги, эскизы-то наверняка остались… Главное, из этих клещей вырваться. Сдаваться нельзя. Вот им, хрен от локтя! Будут Сретенку помнить!

Покуда Матвей в мыслях давал бой всей городской полиции, майора интересовали лишь два таинственных незнакомца. Бесцеремонно разглядывая их, он гадал: кто же это такие? Тайная государственная служба, работающая под простаков, как они это умеют? Два детектива-любителя, что решили узнать раньше других результаты конкурса, сообщить журналистам и этим снискать славу и деньги? А может, просто бродячие шальные комики, из тех, что понаехали без числа, без счета?

Клара, поправляя на себе портьеру, думала, что эти двое, скорее всего, люди майора — ведь они вместе появились в кабинете. Майор разыгрывает свой убогий сценарий. Зачем? Чтобы скомпрометировать ее и Александра. Удобный случай отомстить: создать шум вокруг срыва фестивального конкурса и тем самым укрепить позиции — свои и полицейской службы.

Ткаллер же сообразил, что эти двое у стены — те самые, о которых говорил Матвей. И по описанию похожи. Когда Матвей рассказывал прерывающимся шепотом о Маршах, у Ткаллера возникли сомнения, не спятил ли в творческом уединении заезжий умелец? Может, галлюцинации? Теперь же, убедившись в реальности видений, Ткаллер подумал, что рассудок Матвея вовсе не поврежден, а эти двое подосланы Союзом с тем, чтобы любой ценой протолкнуть в победители русское — а еще лучше советское! — произведение. Советы всегда отчаянно переживают, если у них перехвачено лидерство: будь оно в космосе, шахматной игре, хоккее или фортепианном конкурсе.

Все выжидали, украдкой поглядывая друг на друга. Матвей покосился на Марши. Похоже, кроме него, никто не знал, кто эти создания. Странно, теперь, в человеческой компании, он их совсем не боялся. Теперь даже если сам черт явится или ангел небесный заговорит блаженным голосом, можно будет пережить это без особых сердечных замираний. К тому же вполне возможно, что это просто авантюристы, бравшие его на пушку. Как говаривала сретенская шпана, ловили дядю на фу-фу.

— Прошу всех оставаться на своих местах, — поиграл пистолетом майор Ризенкампф.

— Господин майор, к чему этот угрожающий тон? — сказал Ткаллер, — Никто никуда не убегает. Клара, что у тебя за наряд? Майор, это вы ее раздели?

— Всю жизнь мечтал! Мы еще будем выяснять, кто кого раздел. А теперь, господин директор, нужно выяснить другое.

Ткаллер подошел к майору и указательным пальцем направил дуло пистолета в потолок.

— Так мы ничего не выясним. Мы люди сугубо мирные. Уберите свой пугач.

Майор раздумывал.

— Уверяю вас, — добавил Ткаллер настойчивее, — Никто никуда не убежит.

— Хочется верить, — ответил майор и медленно спрятал пистолет в кобуру, — Итак, господин директор, вас и вашу супругу я имел честь знать ранее. Прошу стать вас к этой стене. А господ, — майор указал на Марши и на Матвея, — попрошу предъявить документы.

— Вот, — Матвей достал из своих действительно широких штанин недавно переплетенный заграничный паспорт, — Печати. Таможня. Справки о прививках.

— А! — изобразил удивление майор, — Господин русский! Советский переплетчик! Который должен сейчас работать в абсолютной изоляции! И в такой сомнительной компании?

Майор, конечно, раньше видел Матвея и знал его в лицо. Сейчас полицейский просто развивал действие своего спектакля — его интересовали лишь двое неизвестных. Майор чувствовал, что раскрывает колоссальный заговор, заранее обдуманный и тщательно подготовленный, в котором замешаны и директор Ткаллер, и его не в меру шустрая супруга, и русский переплетчик, и эти двое неизвестных, и наверняка еще большая группа, стоящая за ними. Вот это улов! Майор посмотрел на Клару даже с благодарностью: если бы она его не раздела, то вряд ли бы он оказался в этих стенах и вышел на след.

Ризенкампф уже видел себя в окружении репортеров. Он докладывает министру закона и порядка о разоблачении заговора. Министр внимательно слушает, одобрительно кивает, затем по-отечески хлопает его по плечу, слегка даже обнимает, под общие аплодисменты жмет руку и награждает серебряным орденом Святого Марка с крестом и мечами. Затем министр читает указ о назначении майора шефом городской полиции. Тут же стоит хамелеон-полковник с растянутой, как колбасная кишка, улыбкой. Он первым поздравляет Ризенкампфа, говорит, что теперь совершенно спокоен за городскую службу и наконец-то может уйти на покой.

Погасив разыгравшееся воображение, Ризенкампф еще раз перелистал паспорт Кувайцева и велел ему стать рядом с четой Ткаллеров.

— Так кто же вы такие, почтеннейшие? — обратился он к двум незнакомцам.

— Ваш будущий клиент, — кивнул в сторону майора Свадебный марш Траурному, — В прошлом, естественно, мой.

— В каком смысле? — не понял майор.

— Ну как же, у нас уже был разговор: бракосочетались шесть лет назад, двадцать седьмого июля, с девицей Евой Медисон. Не так ли, майор? В то время у вас, правда, было другое звание…

Ризенкампф был удивлен и не скрыл своего удивления.

Мало того, удивления не скрыл даже Траурный марш:

— Вы в самом деле всех клиентов помните с такой точностью?

Свадебный кивнул.

— Колоссально! — удивился еще раз Траурный, — Моя память в молодости тоже была хороша. Но теперь… — Он вздохнул и развел руками.

Майор начал сомневаться, что перед ним любители-детективы. Скорее всего, это все же люди из тайной полиции. Связываться с ними считалось делом нежелательным и просто неприятным. Картина, где министр награждает его орденом Святого Марка с крестом и мечами, несколько потускнела в воображении майора, но окончательно не пропала. Он даже пожалел, что взял поначалу резкий тон, даже заставил поднять руки. В шахматах активное начало — роковая ошибка! Ну ничего, если они в самом деле профессионалы, службу знают — поймут. Значит, допрос следует продолжать в любом случае.